ОПГ «Деревня» 4

История ли оказалась настолько инерционной или поговорка про свинью, которая всегда найдет грязь, более ничем не объяснить состоявшийся разговор в одном из особняков столицы августовским вечером, с участием Панина, де Рибаса, Палена, генерала Беннигсена и примкнувших к ним недовольных, настроенных крайне решительно.

— Промедление смерти подобно! — Короткими чеканными фразами, почти что штампами, убеждал заговорщиков Пален. — Ещё немного и будет поздно!

— Да, — подтвердил его правоту Панин, нервно массируя виски. — холопы с каждым днем всё больше и больше свободы получают, промедли мы немного с устранением деспота и тирана, узурпировавшего власть и даже в случае удачного для нас исхода, чернь утопит всё и всех в крови… А отчуждение от нас цивилизованных стран, господа?! Это немыслимо, даже послы иностранные опасаются к нам приезжать, после вопиющего демарша сатрапа! Это попирает все нормы морали и права, а нас обрекает на международную изоляцию! А армия? Целиком послушна злой воле диктатора! Все достойные и благородные люди либо уволены со службы, либо сами покинули её, не желая идти против своей совести!

— Не пизди Никита, не в сенате распинаешься! — Оборвал его Пален, поморщившись и обратился ко всем собравшимся. — Отступать некуда! Завтра и землю отберут, и крепостных! Собираемся и выезжаем по одиночке ко двору, в Гатчину. Послезавтра туда выдвинется группа из молодых дворян и бывших офицеров, довольно многочисленная. По версии для участников, просить милости самодержца, многие лишились службы, а кто и поместий. А среди них будут наши люди, из тайного кружка «За всё хорошее против всего плохого». Они будут вооруженны и устроят провокацию, надеюсь, вплоть до столкновения с солдатами. А наш шанс, господа, воспользоваться случившимся для физического устранения императора самолично! Охрана у него при себе всего из десятка юнцов состоит, сомнем и кончим узурпатора!

— А с наследниками договоримся, — хищно осклабился Беннигсен. — у них послезавтра тоже полыхнет, на нашей стороне несколько заводов и башкирских старейшин. Так что изолируют этих пришельцев, самое малое. А при удаче и захватят, Суворов, слава тебе Господи, по донесениям подсылов, не за семейством императорским присматривает, а занимается строительством очередного потешного городка, в крепости Чебаркульской. А с наследниками под присмотром и без живого Павла, всё наше будет! И с европейскими державами договоримся, и из этих — генерал брезгливо скривился. — потомков всё досуха выдоим!

Глава 18 Пожары над страной все выше, жарче, веселей…

Глава 18. Пожары над страной всё выше, жарче, веселей…

Санкт-Петербург, август 1797 г.

Ещё по дороге в Гатчину Никиту Петровича Панина стали терзать смутные предчувствия о зряшности и даже авантюрности затеянного заговора. Вспоминал заведенные порядки для приезжающих ко двору просить аудиенции или вызванных по приказу императора и поеживался. Это же ведь сейчас по прибытию встретят на контрольно-пропускном пункте, поверхностный досмотр (а ходили разговоры и о полном досмотре, коему подвергали иных посетителей) и направление в гостиницу с решетками на окнах, из которой нельзя сделать ни шагу без пропуска, только во внутренний дворик.

Вчера ещё нечистая сила направила к любовнице — думал развеяться и заглушить сомнения, но эта дура, близкая к околосветским сплетням — щебетала не умолкая. Их всего вываленного на него, Никиту заинтересовали только слухи о детекторе лжи, как непосредственно касающиеся запланированного мероприятия, особенно в случае провала. Лучше, конечно, этого было не слышать. Особенно подробности того, как перед примеркой костюма проводилась калибровка подозреваемого бутылками, ректально — для большей точности испытания.

— Брешешь ведь, Ольга Владимировна?! — С затаенной тоской вопросил Панин. — Собираешь чушь всякую, что фрейлины безголовые разносят, ну какие бутылки?

— Вовсе и не чушь! Можешь сам проверить! — Обиделась Оленька. — А бутылки всякие, от шкалика до штофа, говорю же тебе, для настройки!

Ночка выдалась ещё та — мучили кошмары, в которых его же холопы из имения, звероподобного вида, окружали с разнокалиберной тарой в руках и увещевали, как маленького: «Ужо смальцем смазали барин, как миленькая залетит!» Во сне Никита Петрович наливался дурной кровью и порывался рявкнуть, призывая распоясавшихся смердов к порядку, но из горла вместо грозного командного рыка вылетало бессвязное мычание. А крепкие руки крестьян хватали его и волокли на задний двор, по пути сдирая штаны, трещавшие по швам. И этакая мутотень всю ночь напролет, что не добавляло душевного равновесия.

Сейчас, не выспавшись, трясясь в карете и несмотря на подложенную под чресла подушку — явственно чувствовал каждую кочку и камень, непосредственно своей пятой точкой. Всю дорогу занимали навязчивые мысли о вещих снах и особенно о их странном наполнении. Хороший психоаналитик, попадись он в этот момент Панину — безошибочно поставил бы диагноз его страданиям. Что тут сложного, простейшая форма интуиции, в народе именуемая как «чуять жопой», осложненная анальной фиксацией, на нервной почве.

Остановив карету перед КПП, Никита выбрался из неё с тоскливой обреченностью приговоренного к эшафоту. Солдаты, окружившие его выезд — деловито скрутили всех слуг, уложив их мордами в придорожную пыль, а десятник, осклабившись, обратился к нему:

— Ещё один, значитца, ну проходите, ваше сиятельство! Сейчас пальчики откатаем в картотеку, ручки свяжем и к остальным заговорщикам, суда дожидаться…

— Какие пальчики?! — Вместо уверенного в себе голоса генерала, коим он являлся, из уст раздалось какое-то дребезжащее блеяние. — Зачем?!

— Надо, ваше сиятельство! — Строго отрезал десятник. — Вас завтра всем скопом из пушек расстреляют, тела изуродует до полной неузнаваемости. А тут отскребут руку с сохранившимся пальцем и благодаря отпечаткам определят, кто есть кто! Али сбежишь куда, а благодаря картотеке тебя везде сыщут, нигде не укроешься!

— Не надо пальчиков! — Решился Никита Петрович. — Я всё расскажу!

— Конечно расскажешь, кудый ты денешься. — Рассудительно ответил десятник. — Как очередь твоя дойдет. Ещё обед, а уже за второй десяток вас перевалило. А без пальчиков никуда, так что не ерепеньтесь, ваше сиятельство, а то и в рыло сунуть могут, за оказание сопротивления!

Вечером, подводя итоги столь насыщенного дня — Макаров отчитывался перед императором о проделанной работе:

— Два заговора, которые мы с самого начала под контролем держали раскрыли и один, прошедший мимо нашего внимания. Основные исполнители под арестом, дают показания. К завтрашнему разгону «стихийной» демонстрации готовимся, главных фигурантов, должных устроить вооруженную провокацию, сегодня ночью нейтрализуем. А оставшихся завтра повяжем, когда сами придут. Всё лучше, чем их по окрестным лесам и болотам вылавливать.

— А этих то как пропустили, Александр Семёнович? — Укорил Павел Петрович. — Практически в том же составе, только на четыре года раньше выступили! Вот что, меняем концепцию, что в этой истории и персоналии по другому мыслить будут. Тому же Палену, чего не хватало?! Придерживаемся отныне аксиом «свинья везде грязь найдет» и «горбатого могила исправит»!

— И в Европе? — Уточнил дотошный руководитель тайной экспедиции, должной вскорости стать комитетом государственно безопасности.

— Там в первую очередь! — Безапелляционно заявил самодержец.