Описание земли Камчатки

Особливо же много на Камчатке медведей и волков, из которых первые летом, а последние зимою, как скот, по тундрам ходят.

Камчатские медведи [233] не велики и не сердиты, на людей никогда не нападают, разве кто найдет на сонного: ибо в таком случае дерут они людей, но до смерти не заедают. Никто из камчадалов не запомнит, чтоб медведь умертвил кого. Обыкновенно сдирают они у камчадалов с затылка кожу и, закрыв глаза, оставляют, а в великой ярости выдирают и мягкие места, однако ж не едят их. Таких изувеченных от медведей по Камчатке довольно, а называют их обыкновенно дранками.

233

Камчатский бурый медведь – особый подвид бурого медведя Ursus arktos, наиболее крупный из всех. Вес самцов достигает 600 кг, длина тела – 2,5 м. Окрас меха – от светло-соломенного до почти черного. На Камчатке основным кормом медведей является рыба, хотя едят они также ягоды, орехи, мясо, падаль. Популяция камчатских медведей, по разным оценкам, достигает 9—15 тыс. особей.

Сие достойно примечания, что тамошние медведи не делают вреда женскому полу, так что в летнее время берут с ними вместе ягоды и ходят около их, как дворовой скот, одна им от медведей – но и то не всегдашняя – обида, что отнимают они у баб набранные ими ягоды.

Когда на устьях рек появится рыба, то медведи с гор стадами к морю устремляются и в пристойных местах сами промышляют рыбу, при чрезвычайном множестве которой бывают они столь приморчивы, что один токмо мозг из голов сосут, а тело бросают за негодное.

Напротив того, когда рыба в реках перемежится и на тундрах корму не станет, то не брезгуют они и валяющимися по берегам костьми их; а часто случается, что и к казакам в приморские балаганы воровать приходят, несмотря на то что в каждом балагане бывает оставлена для караула старуха. Но воровство их тем особливо сносно, что они, насытившись рыбою, отходят без вреда караульщице.

Промышляют их камчадалы двояким образом: 1) стреляют из луков; 2) бьют их в берлогах. Последний способ промысла замысловатее первого: ибо камчадалы, обыскав берлогу, сперва натаскивают туда множество дров, а потом бревно за бревном и отрубок за отрубком кладут в устье берлоги, что все медведь убирает, чтоб выход закладен не был; и сие делает он до тех пор, пока нельзя ему будет поворотиться; тогда камчадалы докапываются к нему сверху и убивают его копьями.

Коряки и олюторы для промысла медведей сыскивают такие деревья, у которых верхушки кривы; на излучине привешивают они крепкую петлю, а за петлею какую-нибудь упадь, которую медведь, доставая попадает в петлю или головою, или передними лапами.

По Сибири промышляют медведей следующими образами. 1) Стреляют из винтовок. 2) Давят их бревнами, которые одно на другое так лепко кладут, что оные скатываются на медведя от самого легкого его движения. 3) Ямами, в которые вколачивают острую обожженную и гладко выскобленную сваю, так чтоб верх ее на фут был выше земной поверхности.

Покрышка к яме делается из хвороста и травы и поднимается, как крышка у западни, веревочкою, которой другой конец относится на медвежью тропу и кладется поперек в некотором от ямы расстоянии. Когда медведю по тропе идти случится и зацепится оный за веревочку, то покрышка на яму опускается, а сие самое приводит медведя в такую робость, что он принужден бывает бежать скорее и, набежав на яму, провалиться и брюхом упасть на сваю.

4) Досками, которые наколотя в них зубцов железных, кладут на медвежий след. Перед доскою ставят такую ж западню, как уже выше показано. Когда медведь, испугавшись западни, скорее в бег устремится, то необходимо на доске будет, в котором случае бывает и смешное, и жалостное позорище: ибо медведь, увязя на зубец одну лапу, другою бьет по доске, чтоб освободить первую; но как и другая увязнет, то становится он на дыбы, держа доску перед собою, которая, сверх болезни, передним лапам тропу от него закрывает; чего ради принужден он бывает стоять и думать.

Напоследок начинает сердиться и задними лапами отбивать доску: но как и те увязнут, то падает он на спину и с жалостным ревом ожидает своей кончины. 5) Ленские и илимские крестьяне ловят их еще смешнее прежнего: они привязывают превеликий чурбан на веревку, другой конец которой с петлею на тропу ставят близ высокого дерева.

Как медведь попадет в петлю и, несколько подавшись, приметит, что чурбан идти ему мешает, то он, с ярости ухватя его, взносит на гору и на низ бросает с превеликою силою, а им и сам сдергивается и, падая стремглав, убивается. Ежели же в один раз не убьется до смерти, то до тех пор продолжает сию работу, пока не издохнет.

На объявленный последний сибирский способ много походит и тот, который в России, а особливо при пчельниках, употребляется.

На деревах, где борты, привязывается к оцепу превеликий чурбан, чтоб оный медведю на дерево лезть препятствовал; медведь, хотя от того избавиться, отводит его в сторону сперва помалу, но как чурбан ударит его по боку, то он с ярости дале его бросает, но оттого больший удар почувствовав, отбрасывает его всею силою к большему вреду своему, сие продолжать не перестает он, пока или убивается, или, утомившись стремглав на землю падает.

Что медведей опаивают вином сыченым или промышляют собаками, о том всякому известно; чего ради и писать о том нет нужды. Об одном еще способе упомянуть надобно, который несколько достоин примечания: сказывали мне достоверные люди, будто некоторый промышленник без всякой помощи убивал таких медведей, на которых страшно было напускать многолюдством и с собаками.

Снаряд его, с которым он ходил на промысел, состоял в ноже и железной спице, к долгому ремню привязанной. Ремнем увивал он правую руку по локоть и, взяв в оную спицу, а в левую нож, делал на медведя нападение. Медведь, сошедшись с промышленником, обыкновенно на дыбы становится и с ревом на него устремляется.

Между тем объявленный человек столько имел проворства и смелости, что мог в пасть ему засунуть руку и спицу поперек поставить, что зверю и пасти затворить не давало, и причиняло такую болезнь, что он не имел силы к сопротивлению, хотя и видел настоящую погибель: ибо промышленник, водя его куда надобно, мог колоть ножом из другой руки по своей воле.

У камчадалов медведя убить так важно, что промышленник должен звать для того гостей и потчивать медвежьим мясом, а головную кость и лядвеи [234] вешают они для чести под своими балаганами.

234

Бедра.

Из медвежьей кожи делают они постели, одеяла, шапки, рукавицы и собакам ошейники. Жир его и мясо почитаются за лучшую пищу. Топленый жир, по Стеллерову опыту, жидок и так приятен, что можно его употреблять в салат вместо деревянного масла.

Кишками в вешнее время закрывают камчадалки лицо свое, чтоб не загорало, а казаки делают из них окончины. Которые камчадалы промышляют зимою тюленей, те медвежью кожу на подошвы употребляют, чтоб на льду не поскользнуться. Из лопаток их обыкновенно делают косы, которыми косят траву на покрытие юрт, балаганов, на делание тоншича и на другие потребности.

Медведи с июня месяца до осени весьма жирны, а весною сухи бывают. В желудках битых весною примечена одна пенистая влажность; чего ради и камчатские жители утверждают, что медведи зимою одним сосанием лапы без всякой пищи пробавляются. Сверх того, пишет господин Стеллер, что в берлоге редко находится больше одного медведя и что камчадалы вместо брани кереном, то есть медведем, называют ленивых собак своих.

Волков [235] на Камчатке хотя и много, как уже выше объявлено, и хотя кожи их в немалой чести, для того что платье. из них шитое, почитается не токмо за теплое и прочное, но и за богатое, однако камчадалы промышляют их мало. Они ни в чем от европейских не разнствуют и по хищности своей больше причиняют Камчатке вреда, нежели пользы: ибо не токмо диких оленей губят, но и табунных, невзирая на караулы.

235

На Камчатке водится два подвида волков – тундровый и сибирский лесной. Основной их пищей являются домашние и дикие северные олени, снежные бараны, иногда лоси. Охотятся они также на гусей, куропаток и зайцев. Питаются также мышевидными грызунами и рыбой, а также (летом и осенью) ягодами. Популяция достигает, по некоторым оценкам, 150 тыс. особей.