Ополченцы

— В атаку!!!

Всё лишнее, включая плащ-палатку и противогазную сумку с боеприпасами, я оставил на рубеже развёртывания в цепь. Останусь живой найду, а на том свете гранаты мне нафиг не нужны. Малыш ставит пулемёт на землю, и достаёт откуда-то молоток. Вообще-то это кувалда, но смотря с чем сравнивать. До гранат дело не доходит, со ста метров не докинуть, а потом как то быстро расстояние сократилось до минимума, потому что как мы, так и немцы побежали в атаку, и сначала был слитный крик.

— Ур- ра-а!!! — А потом начался ад рукопашной.

Я ещё помню, как расстрелял магазин к автомату, а потом планка опускается, и всплывают чёрно-белые картинки слайд-шоу.

Стволом автомата отбиваю штык винтовки, и на противоходе заряжаю прикладом под каску…

Какая-то неведомая сила вырывает автомат из рук, но выстрелившего в меня фрица, протыкает игольчатым штыком наш боец…

Успеваю достать лопатку, и очередной ганс валится в грязь, зажимая перерезанное горло руками…

В поединке наш падает, и его пришпиливает к земле эсэсман, и тут же получает прикладом по затылку…

Фриц прикрывается винтовкой, но несмотря на препятствие, его голова встречается с кувалдой Малыша, и в измятой каске он падает…

Видя, что не успеваю, метаю лопатку в спину фрица, подкравшемуся к Малышу сзади, и сам валюсь с ног, от удара по каске…

Очнулся я, сидя на трупе, кромсая штык-ножом, лежащую подо мной тушку здорового унтера. Причём не просто так, а от чьего-то крика переходящего в истерику.

— Та-а-нки!!!

Глава 2 Ломаем хребет «Рейху» (продолжение)

Танки это конечно плохо, но не так страшен танк, как паника от таких вот истеричек. Вытираю «режик» об одежду жмура, встаю, убираю в ножны и осматриваюсь вокруг. Лязг гусениц доносится с той стороны моста, наши доколачивают остатки эсэсовцев, а рядом стоит и орёт какой-то недомерок. Подхожу, и отвешиваю ему оплеуху по левому уху, со словами.

— Не ори, не дома. И дома не ори. — И начинаю искать, чем бы раскурочить броню (пушку, ПТР, гранаты, бутылки с зажигательной смесью). Но ничего кроме Малыша и его кувалды не нахожу. Конечно, если Емеля поднатужится, и охерачит по башне, то контузия «екипажу» обеспечена, а может и орудие погнуть, но у танков ещё и гусеницы есть, на которые можно не одного человека намотать. Ещё можно запрыгнуть на танк, и как Максим Перепелица закрыть ему смотровые щели плащ-палаткой, но её я где-то пролюбил, поэтому остаётся только уповать на бога, потому что на мост въехало штурмовое орудие. Не успел я перекреститься, как грянул гром, и самоходка вместе с обломками моста обрушилась в реку. Взрыв окончательно приводит меня в чувство, и я вспоминаю про свои служебные и должностные обязанности.

— Взво-од!!! Слушай мою команду! Подобрать всех раненых, и вынести с поля боя на исходную. Собрать оружие, боеприпасы и вернуться в лес. Командиры отделений ко мне. — Подошли только Афоня, и один из пулемётчиков. Дублирую им приказ, а в конце добавляю.

— И давайте в темпе, мужики, собирайте трофеи и ходу, пока фрицы не прочухали, что к чему. Потом поздно будет. — Нахожу глазами Изотова. — Федя, помоги всё организовать и проконтролируй. Малыш со мной. — Емеля уже обзавёлся новым, а главное рабочим пулемётом, поэтому вооружаюсь и я. Подобрав эмпэху убитого унтера, и найдя у него в подсумке пару снаряжённых магазинов, бегу к переправе. До моста сто метров, и через пару десятков секунд мы на месте.

Это мы удачно зашли. Деревянный мост рухнул, но так как глубина реки была небольшой, всё-таки до весны ещё далеко, а осенний разлив явление достаточно редкое, то и машина, упав вместе с настилом, не утонула полностью, а её рубка торчала из воды, как у подводной лодки. Если бы фриц соблюдал правила дорожного движения, и ехал по правой стороне моста, то он бы кувыркнулся в речку вниз башкой. А он ехал посередине, и упал вместе с прогонами и мостовыми балками из толстых брёвен, да ещё крепко сколоченный настил смягчил падение. Поэтому танкисты, или точнее канониры, скорее всего не убились насмерть, а слегка обосрались, так как люки на крыше рубки начали открываться, видимо кто-то решил подышать свежим воздухом. Наведя оружие на цель, ждём, когда наружу выберется весь экипаж. А то выковыривай их потом из этой консервной банки. Бронегансы как вылезли, так и полегли под кинжальным огнём пулемёта. Тридцать метров это не та дистанция, чтобы промазать. Я тоже отстрелял один магазин, вроде попал, но на закуску кинул ещё парочку одноразовых лимонок. Вещь не автоматическая, поэтому грязевая ванна на гранаты не повлияла, сработали исправно. Целился я в открытый люк, но не попал, эфки разорвались на броне, с гарантией добив экипаж. Была мысль добраться до самоходки, и вдумчиво пошарить внутри, но посмотрев на то месиво из брёвен и досок, которое осталось от моста и обрушилось в реку, от этой мысли пришлось отказаться. С той стороны реки уже прилетали пули, и влипали в землю недалеко от нас, так что на месте уничтоженного экипажа я оказаться не хотел. Риск конечно благородное дело, — но рисковать своей жизнью, ради горстки патронов? А железяка со временем сама утонет, тем более сейчас она не опасна. Поэтому осмотревшись вокруг и немного постреляв для острастки по тому берегу, отползаем под прикрытие кустов ивняка и уходим, прикрывая отход взвода, по пути подбирая своё снаряжение. Правда, вторую половину пути пришлось преодолевать очень быстро, так как первые пристрелочные снаряды начали вспухать разрывами между рекой и опушкой. Поняв, что с захватом моста и плацдарма у них ничего не вышло, немцы сначала поставили заградительный огонь, а потом перенесли его на восточную опушку леса, так что после «лёгкой» пробежки по лугу, начался как обычно бег с препятствиями по лесу. Остановились мы только в двухстах метрах от опушки, задыхаясь от бега. Малыш вообще дышал как кузнечный мех, при его-то комплекции, такие спринтерские забеги не очень… Пройти походным шагом, с грузом на плечах, он мог хоть сколько, а вот быстро бегать был не силён. Помочь полку мы уже ни чем не могли, фрицы прорвались узким клином вдоль дороги, оттеснив первый стрелковый к востоку от Сверчково, и теперь наши окапывались в лесу. Эсесовцы же занимали оборону по противоположному от нас берегу реки, и вдоль Гжатского тракта, от деревни Труфаны на севере, до перекрёстка дорог на юге, ну и район к югу от автострады оставался за ними. Но эту информацию я узнал позже, когда после короткого артобстрела мы с Малышом вернулись на лесную опушку и начали собирать «в кучу» остатки взвода.

— Как дела, сержант? — подошёл ко мне капитан Прокудин, когда я уже почти закончил разбираться с наличием личного состава.

— Хреново, товарищ капитан, от взвода только половина в живых осталась. А вот кто убит, и кто ранен, не скажу. Списков личного состава у меня не было, а всех бойцов я не знаю. Вот те, что остались, отдельно записаны легкораненые. — Подаю я листок с фамилиями.

— Плохо, товарищ сержант, что боем вы не управляли и бойцов не знаете. Вот список вашего взвода, сверишь со своим, и отметь тех, кто в строю, остальных запишем в безвозвратные потери.

— А как в рукопашной управлять? Да и не обучен я взводами командовать. — Отмазываюсь я.

— Да видел я всё, сержант. Сам вот не удержался, и с третьим взводом на подмогу поехали. — Кивает он на свою перевязанную кисть левой руки. — Полроты полегло, но противника одолели. Занимайте позиции на восточной опушке и окапывайтесь. Я немного погодя подойду. Колечко у нас намечается, артиллерист. Так что не расслабляйтесь. — Чуть тише добавляет он.

— Прорвёмся, товарищ капитан. Бывало и хуже. Ещё и не из такой глубокой… расщелины выкарабкивались. — Не стал я выражаться при начальнике штаба.

— Прорвёмся, конечно, только раненых много, технику опять же бросать… — Отмахнув мне здоровой рукой, начинает рассуждать капитан, уходя в направлении штаба.

Возвращаюсь к своим и, озадачив Афоню составлением списков потерь личного состава, веду бойцов взвода на позицию трудармейцев. Как я успел заметить, потери они понесли немалые, а вот окопы начинали копать первоначальным составом, поэтому справедливо рассудив, что места всем хватит, я и решил занять пустующие стрелковые ячейки. Как говорится — кто первым поспел, тот и пострел. Приказ я получил, — «занять позиции на восточной опушке», а так как опушка она большая, то и займём те позиции, которые более выгодны в тактическом плане.

— Здорова, славяне! — подойдя к линии окопов, приветствую я ближних ко мне мужиков, орудующих сапёрными лопатами.

— Здравия желаем, товарищ командир. — Нестройным хором отвечают двое бойцов, выпрямившись в неглубоком ещё ходе сообщения. Хотя больше всего они походили на бригаду землекопов, в своих чёрных фуфайках и кепках, которой по сути дела и являлись. Но боевое оружие, находящееся под рукой в стрелковых ячейках, а также армейские плащ-палатки, отличало гражданских от военнослужащих. Конечно «человек с ружьём», это ещё не настоящий солдат, и даже первый бой, не сделает из военнослужащего — солдата. А вот первая рукопашная? Это страшно. Когда глаза в глаза, и ты видишь, что первый, убитый тобой враг, отошёл на тот свет… В динамике боя рефлексировать некогда, тех кто выживет, нахлобучит потом, но накроет обязательно. Так что передо мной стояли именно что солдаты, заглянувшие в глаза смерти, а не просто военнообязанные.

— А где ваш командир, товарищи красноармейцы? А то я с пополнением пришёл, так что познакомиться бы не мешало. — Спрашиваю я.

— Убили нашего лейтенанта. Сегодня только назначили и в рукопашной убили. Бригадир за него остался — Владимир Семёнович. — Отвечает один из бойцов.

— И где мне его найти? — Уточняю я.

— Да вон он, сам к нам идёт. — Указывает боец на своего командира.

С подошедшим к нам кряжистым, широкоплечим, уже не молодым «комбригом», мы быстро нашли общий язык, да и места в намечающейся траншее, хватало на всех. Тем более у Семёныча нашлось в запасе главное оружие пехотинца — это лопаты. И не обычные МПЛ, а БСЛ, то есть большие сапёрные. Так что бойцы приступили к совместному оборудованию взводного опорного пункта, так же, как перед этим, вместе сражались в рукопашной (только трудармейцы воевали с другой стороны шоссе), тем более после объединения получился полнокровный взвод. Причём как выяснилось из зольдбухов, воевали мы с так называемой 15-й мотоциклетной ротой эсэсовского полка (естественно спешенной). Во время артподготовки мотоциклисты подобрались к перекрёстку, а когда началась атака, они попытались захватить как саму переправу, так и плацдарм на западном берегу реки. Это у них почти получилось, и пока остатки шестой роты перебегали через мост, немцы сели им на хвост, и на плечах отступающего противника захватили переправу. Сапёры поначалу растерялись, и не произвели подрыв (когда немцы ворвались на мост, на нём ещё оставались наши бойцы), а потом уже не успели. Если бы не разведчики, наша контратака и заградительный миномётный огонь, фрицы бы успели занять оборону и, закрепившись и подтянув бронетехнику, ударили бы по батальону с тыла. Может быть и не ударили, но выбить эсэсовцев с плацдарма, мы бы точно уже не смогли. Каких-то десять минут, и шесть единых пулемётов, не оставили бы нам ни одного шанса. Это не считая артиллерийской поддержки, а про такую мелочь как лёгкий миномёт и винтовки, можно и не упоминать. Так что нам повезло, что следом за мотоциклистами проскочило не так много пехоты, а своим броневзводом фрицы рисковать не стали. Хотя может это и не пехота была, а пионерское усиление, тогда понятно, почему мост не взорвался сразу. Его вместе с самоходкой подорвал ценой своей жизни последний из сапёров, который дежурил у переправы, о чём и поведал мне тёзка Высоцкого, в процессе знакомства и озадачивания личного состава. А вот «комбригом» Семёныча окрестил как обычно я, но это для так сказать внутреннего потребления. Воинского звания у бугра не имелось, а такой должности как бригадир, в стрелковой роте РККА нет. А если перевести на армейские деньги, то бригадир — это командир строительной и не только бригады, сокращённо комбриг. Ходит же анекдот, про командира танкового корпуса, хотя под Москвой несколько таких командиров сражалось, и это не анекдот.