Опричнина
Шрифт:
Еще возвращаясь из Полоцкого похода в марте 1563 г., царь пировал в Старице. 4 мая умер полуторамесячный сын Марии Темрюковны царевич Василий. Сразу же после этого Грозный направился в Оболенск, Калугу, Перемышль, Одоев, Белев, Козельск и Воротынск, т. е. в бывшие удельные земли Воротынских и Оболенских княжат, и в свои дворцовые села, находившиеся «в тех городах» [482] . Затем, с конца мая до середины июля, Грозный находился в Слободе [483] .
482
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 365–367. И.И. Полосин склонен связывать эту, по его определению, «военно-инструкторскую поездку Ивана IV по западной окраине Замосковья» с полоцким походом 1563 г. и ограничивает ее военными задачами Русского государства (Полосин И.И. Споры об «опричнине» на польских сеймах XVI века (1569–1582) // Полосин И.И. Социально-политическая история России XVI — начала XVII в. М., 1963. С. 162). Это, конечно, очень односторонне.
483
Сюда 26 мая и в июне дьяк Посольской избы А. Васильев привозил важные документы Царского архива (ОЦААПП. С. 35–36. В издании опечатка: июнь 7079, в рукописи — июнь 7071 [ГАР. С. 77, 80].
Буря разразилась вскоре, уже в июне, когда царь «положил был гнев свой» на княгиню Ефросинию Старицкую и ее сына Владимира. Поводом была жалоба дьяка Савлука Иванова на то, что «княгиня Офросиния и сын ее князь Володимер многие неправды ко царю и великому князю чинят и того для держат его скована в тюрьме». Царь Иван внял извету дьяка и «положил был гнев свой» на Ефросинью, а 5 августа даже насильно постриг ее в монахини [484] . Опале на некоторое время подвергся и князь Владимир Андреевич Старицкий. Наиболее преданные князю Владимиру бояре, дети боярские и дьяки переведены были в государев двор, а к старицкому князю приставлены царские бояре и дворовые люди [485] . Смена ближайшего окружения старицкого князя была проведена не впервые. Еще в 1541 г., после того как правительство выпустило князя Владимира
484
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 368. Официальная версия о пострижении Ефросинии («по своему хотению») и смене бояр дана в посольских делах (Сб. РИО. Т. 71. С. 466–467). Материалы, касавшиеся опалы княгини Ефросинии Старицкой и ее сына Владимира, хранились в Царском архиве: «Отпуск на Белоозеро, в Воскресенской монастырь княж Ондреевы Ивановича княгини, во иноцех Евдокеи, о обиходе, как быти ей на Белеозере; и отписка, как государь со старицы Евдокеи и сына ее со князя Володимера Ондреевича сердца сложил» (ОЦААПП. С. 40 [ГАР. С. 89]). Царь сообщил («известил») о «неисправлениях» Владимира Старицкого и Ефросинии Макарию и освященному собору. Но Р.Г. Скрынников пишет, что «правительство добилось от высшего духовенства осуждения Старицких и что по приговору собора Ефросинья была заточена» (Скрынников Р.Г. Начало. С. 183). Все это является произвольным толкованием ясных сведений летописи.
485
«У князя Володимера Ондреевича повеле государь быти своим боя-ром и дьяком и столником и всяким приказным людем… Бояр же его, и дьяков, и детей боярских, которые при нем близко жили, взял государь в свое имя и пожаловал их, которой же которого чину достоит» (ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 368). В описи Царского архива находились «списки — имена детей боярских, которые приехали от князя Володимера Ондреевича и которых царь и великий князь взял у князя Володимера Ондреевича в свое имя» (ОЦААПП. С. 39 [ГАР. С. 87]).
486
Иван IV велел у князя Владимира «быти бояром иным и дворецкому и детем боярьскым, дворовым не отцовскым» (ПСРЛ. Т. XIII, 1-я пол. С. 135, 140).
487
СГТД. Ч. 1. № 168,169.
488
ОЦААПП. С. 35 [ГАР. С. 76].
489
15 сентября царь дал некоторую сумму денег в Симонов монастырь, чтобы монахи молились «о здравии» Евдокии (Скрынников Р.Г. Начало. С. 185).
490
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 370.
491
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 372. О судьбах Вышгорода в XVI в. см.: Кобрин В.Б. Две жалованные грамоты Чудову монастырю (XVI в.) // ЗОР ГБЛ. М., 1962. Вып. 25. С. 304–305.
492
Веселовский С.Б. Последние уделы… С. 108.
493
Садиков П.А. Очерки… С. 15.
По данным С.М. Каштанова, и в иммунитетной политике правительства перелом наступает в 1563 г., когда начинается увеличение податных привилегий монастырей [494] . К этому году относят крупный поворот в политике Ивана IV и иностранные наблюдатели [495] . Неожиданная смерть царевича Василия также могла только вызвать у царя лишь новое раздражение против тех, кто высказывал недовольство царицей Марией и ее родней. Один русский летописец сообщает под 1562/63 г. (после рассказа об опале на Воротынских), что Иван Грозный «на бояр своих на многих и на детей боярских на многих опалы свои тяшкые положил грех ради наших» [496] .
494
ПРП. Вып. IV. С. 166.
495
А. Шлихтинг писал, что Иван IV после взятия Полоцка «начал замышлять, как ему уничтожить своих приближенных, а особенно тех из них, кто отличался знатностью и древностью рода» (Шлихтинг. С. 16).
496
ЦГАДА. Ф. 181. № 365. Л. 242 об.
С этими наблюдениями можно сопоставить и сдвиги в составе Боярской думы в предопричные годы [497] . К концу 1560 г. в ней насчитывалось 55 человек: 37 бояр и 18 окольничих. Накануне введения опричнины, т. е. в конце 1564 г., в думе было уже только 42 человека (33 боярина и 9 окольничих). Сокращение числа думных людей особенно заметно в 1563–1564 гг., когда из думы выбыло 13 бояр и 4 окольничих, а прибыл всего один боярин (и то из окольничих). Боярами в начале 60-х годов сделались будущие опричники Ф.И. Умный-Колычев, Л.А. Салтыков, а окольничими — позднейший опричник З.И. Очин-Плещеев и И.М. Хворостинин (отец четырех опричников, умерший около 1564 г.).
497
См.: Зимин A.A. Состав Боярской думы в XV–XVI веках // АЕ за 1957 г. М., 1958. С. 69–72.
1564 год начался тревожно. Возобновившиеся после длительной подготовки похода на Ригу военные действия с Литвой принесли уже вскоре первые серьезные неудачи [498] . Русские воеводы задумали смелый план обхода литовских войск гетмана Радзивилла, находившихся в районе Лукомля. Для этого армия в 17–18 тысяч человек во главе с командовавшим всеми русскими войсками, расположенными у западной границы, князем П.И. Шуйским должна была выйти из Полоцка и соединиться под Оршей в селе Боране («на Друцких полях») с армией князей B.C. и П.С. Серебряных, шедшей из Вязьмы. Затем соединенное войско должно было двигаться на Минск и Новогрудок. Князья Серебряные прибыли к месту встречи в назначенный срок. Иначе сложилась судьба армии Шуйского. На нее направили основной удар литовские главнокомандующие Николай Радзивилл и Григорий Ходкевич. 26 января на р. Уле (неподалеку от Полоцка) литовские войска нанесли тяжелое поражение русской армии. Сам П.И. Шуйский был убит. В плен попали воевода Захарий Плещеев и 700 человек «больших дворян и детей боярских» [499] . Узнав о том, что Шуйский разбит, войска князей Серебряных после опустошительных набегов на мстиславские, кричевские, могилевские и шкловские места 9 февраля вернулись в Смоленскую украину [500] .
498
О подготовке похода Ивана IV на Ригу сообщает в письме от 24 ноября 1563 г. Иоганн Таубе (Винтер Э. Два письма Иоганна Таубе // И А. 1962. № 3. С. 151).
499
Среди взятых в плен были дворовые дети боярские или их родственники: Воин Истомин сын Ржевский (Дорогобуж), Алфер Васильев сын Федцов, Афанасий Васильев сын Чихачев (Псков), Иван Афанасьев сын Арцыбашев (Новгород), новоторжец Дмитрий Кашкаров (АЗР. СПб., 1848. Т. III. № 35. С. 134).
500
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 377–378; ПЛ. Вып. II. С. 245; Пискаревский летописец. С. 76 [ПСРЛ. Т. 34. С. 190]; ДРК. С. 242–243 [РК 1475–1598 гг. С. 204–205]; Письмо гетмана литовского Радзивилла о победе при Уле 1564 г. // ЧОИДР. 1847. Кн. III. № 3. С. 1–18: AS. Т. VII. N LXXXV; Stryjkowski М. Ор. cit. Т. И. S. 414–415; Bielski Marcin. Kronika Т. II. S. 1153; Piwarki K. Op. cit. S. 262–263; Акты Копенгагенского архива. Вып. 1:1326–1569//ЧОИДР. 1915. Кн. IV. № 128. С. 221–222; Форстен Г.В. Балтийский вопрос… Т. I. С. 478; Kappeler A. Op. cit. S. 117–118.
Как это часто бывало в предопричные и опричные годы, известие о военных неудачах, полученное в Москве, послужило сигналом для новых репрессий. 31 января 1564 г. были казнены князья Юрий Иванович Кашин (боярин с 1555 г.), князь Михаил Петрович Репнин (боярин с 1559 г.) [501] .
По широко известному рассказу Курбского, князя Михаила Репнина убили за то, что он отказался надеть «машкару» (потешную маску). Возможно, вместе с Репниным и Кашиным был казнен и третий представитель Оболенских княжат — Дмитрий Федорович Овчинин, сын воеводы Ф.В. Овчины Телепнева, попавшего в плен в 1534 г., и племянник Ивана Телепнева, фаворита Елены Глинской. По слухам, он поплатился жизнью за то, что попрекнул царского любимца Федора Басманова «нечестным деянием, которое тот обычно творил с тираном» [502] . Подозрительной могла показаться царю и близость Оболенских к опальным князьям Воротынским. Около 1563/64
г. попал в опалу и казнен виднейший из стародубских княжат (боярин с 1559 г.) Дмитрий Иванович Хилков (Ряполовский) [503] .501
РИБ. Т. XXXI. Стб. 278–279; Список погребенных в Троицкой Сергиевой лавре… М., 1880. С. 18; Власьев Г. А. Потомство Рюрика. Т. I, Ч. 2. СПб., 1906. С. 499–500; Веселовский С. Б. Синодик… С. 352–353, 433.
502
Шлихтинг. С. 16–17; РИБ. Т. XXXI. Стб. 278; Веселовский С.Б. Синодик… С. 421. Последний раз Д.Ф. Овчинин упомянут в разрядах летом 1563 г., причем в одном полку с М.П. Репниным (ДРК. С. 242 [РК 1475–1598 гг. С. 204]). Сестра его была замужем за князем В.И. Воротынским (АГР. Т. I. № 71. С. 165). У Овчинина было поместье в Коломенском уезде (ПКМГ. Ч. 1, отд. I. С. 336). Р.Г. Скрынников, ссылаясь на Шлихтинга, датирует гибель Овчины летом 1564 г.
503
РИБ. Т. XXXI. Стб. 282; Веселовский С.Б. Синодик… С. 438. Последний раз в источниках упоминается как юрьевский наместник в 1561 /62 г. (ДРК. С. 212 [РК 1475–1598 гг. С. 194]). Никаких известий о его казни в синодике нет. Сведение шереметевского списка о том, что Хилков «выбыл» из думы в 1563/64 г., подкрепляется только сообщением А.М. Курбского о казни Дмитрия Ряполовского (Хилкова). В 1563/64 г. уже составлялись отписные книги на его вотчины (ДДГ. С. 423). По Курбскому Хилков был убит «тогда же, в те же лета», что и князь А. Горбатый [т. е. до 12 февраля 1565 г. — ред.], «або пред тем еще мало». По Таубе и Крузе, во время первых казней после введения опричнины погиб некий Данила Gilkj. Казнили «воеводу, который столько времени так верно служил великому князю в борьбе с татарами». Возможно, речь идет о Хилкове. Ведь именно он, как пишет Курбский, «выиграл битвы над безбожными измаилтяны». Если так, то в 1563 г. его постигла опала, а казнен он был в 1565 г. Л.М. Сухотин казнь Хилкова относит к 1564 г. (Сухотин Л.М. Иван Грозный… С. 85. См. также: Веселовский С.Б. Исследования… С. 438). Без каких-либо оснований Р.Г. Скрынников связывает опалу Хилкова с Уложением о княжеских вотчинах 1562 г. (Скрынников Р.Г. Начало. С. 197).
Трудно сказать, связаны ли все эти казни непосредственно с поражением на Уле, но в силу обостренного воображения царя всякие противодействия его воле рассматривались как крамола.
Вероятно, за поражение под Улой поплатился жизнью Никита Васильевич Шереметев (с 1557 г. окольничий, а через год уже боярин) [504] . Р.Г. Скрынников возражает против нашего объяснения причин опалы Н.Шереметева, так как тот в битве под Улой не участвовал. Однако, будучи в 1562–1563 гг. смоленским наместником, он вместе с другими воеводами отвечал за успех и неудачу военных действий с Литвой; к тому же глава русских войск под Улой П.И. Шуйский должен был идти к Орше вместе со смоленским и вяземским воеводами [505] . Еще до казни Никиты Шереметева в опале находился его старший брат Иван Большой, боярин с 1549 г. Этот крупный воевода имел несчастье разделять внешнеполитические взгляды Адашева, т. е. был сторонником борьбы с Крымом, а не с Литвой [506] . Правда, в событиях 1553 г. он поддержал кандидатуру царевича Дмитрия, выдвинутую Иваном IV. Но прошлые заслуги мало помогли Шереметеву, как не спасли они и Адашева.
504
Р.Г. Скрынников возражает против нашего объяснения причин опалы Н. Шереметева, ибо тот «в битве под Улой не участвовал» (Скрынников Р.Г. Начало. С. 16, 200).
505
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 373. Н.В. Шереметев упомянут как смоленский наместник в середине 1562 г. (Сб. РИ. Т. 71. С. 48). В грамоте царя 18 июня 1563 г. в Смоленске назван лишь один боярин М.Я. Морозов, но ранее сообщалось, что грамота посылалась ему и Шереметеву. В разряде 1563 г. говорилось, что царь расписал воевод по «годовым службам», причем Н.В. Шереметева назначили вторым наместником в Смоленск со «Стретенья дня», т. е. со 2 февраля 1563 г. (ДРК. С. 238 [РК 1475–1598 гг. С. 201]; Витебская старина. Т. IV. 1885. С. 69).
506
В наказе, данном в апреле 1563 г. русскому послу в Крым Афанасию Нагому, говорилось: «Которые, господине, люди ближние при государе: Иван Шереметев, Алексей Адашев, Иван Михайлович и иные люди государя нашего — с царем ссорили, и государь ради того сыскал и опалу свою на них положил» (ЦГАДА. Крымские дела. Кн. 10. Л. 98). Об Иване Шереметеве не раз с глубоким уважением отзывался Курбский (РИБ. Т. XXXI. СПб. 219,295–296). После Полоцкого похода, но до августа 1563 г. И.В. Шереметев уже проиграл местнический спор с А.Д. Басмановым (Скрынников Р.Г. Начало. С. 199).
8 марта 1564 г. по Иване Большом Шереметеве (он еще до этого некоторое время находился в темнице) взята была поручная грамота, «что ему… не отъехати в Литву, ни в Крым». Порука была двустепенная: первую грамоту (с обязательством в 10 тысяч рублей) дали бояре И.П. Федоров, Я.А. Салтыков, И.В. Шереметев Меньшой, окольничий A.A. Бутурлин, а также Н.И. Чулков, В.И. Наумов, И.А. и Ф.И. Бутурлины, Ф.И. Салтыков и В.В. Лошкин-Карпов [507] . За этих лиц в свою очередь ручались 85 детей боярских (в той же сумме) [508] . Уже летом 1564 г. И.В. Шереметев Большой назначен воеводой правой руки в Калугу [509] т. е. опала с него как будто была снята. Очевидно летом же 1564 г. в темницу был брошен боярин В.В. Морозов за то, что приказал похоронить тело казненного Василия Шибанова, доставившего царю послание Курбского [510] .
507
СГГД.Ч. 1. № 180. С. 496.
508
СГГД.Ч. 1. № 180. С. 497.
509
ДРК. С. 247 [РК 1475–1598 гг. С. 208].
510
Он долго содержался в тюрьме (РИБ. Т. XXXI. Стб. 303; Шлихтинг. С. 33, 72). Р.Г. Скрынников справедливо отождествляет «слугу» Курбского, упомянутого Шлихтингом, с Шибановым, но пишет при этом, что Морозов «скорее всего… был изобличен в переписке» с Курбским (Скрынников Р.Г. Начало. С. 226). Для этого утверждения на наш взгляд достаточных оснований нет. К 1564 г. относит заключение Морозова в темницу Л.М. Сухотин (Сухотин Л.М. Иван Грозный… С. 85). О Морозове см. также: Веселовский С.Б. Исследования… С. 414–415,438).
Казни Дмитрия Овчинина и других вельмож понудили бояр и митрополита обратиться к царю с просьбой «воздерживаться от столь жестокого пролития крови своих подданных невинно без всякой причины и проступка». После этого Иван IV, говоря словами Шлихтинга, «в продолжение почти шести месяцев оставался в спокойствии» [511] .
Но не только старицкий князь и его потенциальные сторонники из числа деятелей Избранной рады представлялись Ивану IV серьезной государственной опасностью. Великий Новгород с его пережитками удельных вольностей казался все еще непокорным соперником Москве. Фактическим главой Новгородской республики в свое время был наряду с боярским советом архиепископ. Поэтому ликвидация земельного могущества новгородского боярства уже в конце XV в. сопровождалась секуляризацией земель «дома св. Софии». Однако политические позиции и идеологический престиж новгородского владыки, второго по значению церковного иерарха на Руси, и в XVI в. были очень прочными. Еще в конце XV в. при архиепископе Геннадии, инициаторе разгрома ереси, создается «Повесть о белом клобуке», согласно которой новгородский архиепископ рассматривался главой русской церкви.
511
Шлихтинг. С. 18.
Эти цезарепапистские тенденции главы новгородской церкви столкнулись с решительным противодействием московского правительства. Редко кто из новгородских владык спокойно доживал свой век на архиепископской кафедре. После открытого сопротивления секуляризационным проектам Ивана III на соборе 1503 г. был сведен с престола Геннадий. Его преемник Серапион низвергается за отлучение от церкви союзника Василия III Иосифа Волоцкого (1509 г.). 17 лет в Новгороде вовсе не было архиепископа. Только Макарию удалось заслужить благосклонность московской власти и сделаться даже митрополитом. Зато его преемник осифлянин Феодосий после Стоглава как ярый противник правительственной программы церковных реформ вынужден был покинуть архиепископский престол уже в 1551 г. [512] Назначение Пимена (с 1552 г.), вероятно, произошло не без прямого влияния Сильвестра: новый владыка происходил из среды кирилло-белозерских старцев, к которым особенно благоволил благовещенский протопоп. Падение Сильвестра поколебало расположение царя к Пимену. Еще в январе 1562 г. новгородский архиепископ, приехав в Москву, «чаял собе великой опалы», но «государь его помиловал, держав у собя много, и отпустил с любовию» [513] .
512
Об этом см.: Тихомиров М.Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962. С. 48.
513
ЦГАДА. Ф. 181. № 356. Л. 242. Это событие, возможно, находится в какой-то еще не совсем понятной связи с ликвидацией летом 1562 г. наместничества в Новгороде (см. об этом главу IV). Наместничество, возможно, представлялось правительству институтом, усиливающим местную обособленность Новгорода.
Вскоре полунезависимому положению новгородского владыки пришел конец. В феврале 1564 г. на заседании освященного собора и Боярской думы принимается решение о белом клобуке. Новгородская легенда получает московскую санкцию, но с весьма серьезными коррективами. Отныне белый клобук как знак высшей церковной власти должен был носить не только новгородский архиепископ, но и московский митрополит. В «утвержденной грамоте» специально подчеркивалось, что белый клобук не новгородское нововведение, а что его носили еще основатели московской митрополии Петр и Алексей. Другая привилегия новгородского архиепископа также ликвидируется: теперь печати красного воска к грамотам могли привешивать не только глава новгородской церкви, но и митрополит, и казанский архиепископ. Причем новое изображение и надпись на митрополичьей печати утверждаются соборным решением. Так на церковном соборе московское правительство добилось правовой санкции подчинения новгородского архиепископа митрополиту всея Руси [514] .
514
Р.Г. Скрынников видит в приговоре 1564 г. как бы уступку церкви, сделанную правительством Грозного в ответ на недовольство высшего духовенства начавшимися репрессиями (ТОДРЛ. Т. XVIII. С. 106–107). Однако никаких фактов этого «недовольства» автор не приводит. Его утверждение о том, что уложение о белом клобуке не носило характера «специально антиновгородской меры», так как Пимен «неизменно» пользовался расположением царя (Там же. С. 107; ср.: Скрынников Р.Г. Начало. С. 204–205), противоречит приведенной выше летописной записи 1562 г.