Оракул с Уолл-стрит 2

Я перечитал записку дважды, пытаясь осмыслить новую информацию. Загадка уводила меня в Бостон, в мой родной город.

Вернее, родной город Уильяма Стерлинга. В дом, где он вырос, и где его отец, возможно, оставил ключевые доказательства того, что стоило ему жизни.

1929 год… Риверс что-то знал о предстоящем крахе?

Continental Trust готовился к катастрофе, которая, как я знал из будущего, должна произойти в октябре? Эта мысль встревожила меня. Кто-то еще, помимо меня, мог предвидеть неизбежный финансовый коллапс.

Я аккуратно сложил все обратно в портфель, наклеив новую сургучную печать, которую всегда носил с собой для подобных случаев. Быстро умывшись для поддержания легенды о посещении уборной, я вышел в общий зал и направился к выходу.

И тут я заметил его, высокого мужчину в сером пальто и шляпе, внимательно изучающего ряды камер хранения. Его лицо частично скрыто, но что-то в его поведении заставило меня напрячься.

Он методично осматривал номера, словно искал конкретную ячейку. Возможно, именно ту, которую я только что посетил.

Я не стал испытывать судьбу и немедленно влился в толпу пассажиров, покидающих вокзал через западный выход. Оказавшись на 42-й улице, я поймал такси и назвал адрес кафе, где должен был встретиться с Прескоттом.

По дороге я размышлял о новых загадках.

Бостон. Дом с портретом Эмерсона. Записная книжка отца. «Доки Анаконды». Все это требовало поездки в родной город Стерлинга, и чем скорее, тем лучше.

Операция «Анакондо» не была новым планом. Судя по фотографии 1897 года, ее истоки уходили глубоко в прошлое, возможно даже к моменту основания Continental Trust. И каким-то образом все это связано с грядущим финансовым крахом.

Когда такси затормозило у кафе «Гамильтон», я уже принял решение. Мне нужно было посетить Бостон как можно быстрее. Желательно до того, как начнется моя новая должность у Харрисона.

Ключ к разгадке находился в доме моего «отца». Там, где все началось.

Но ладно. Сейчас надо сосредоточиться на работе.

Кафе «Гамильтон» располагалось на тихой боковой улице Верхнего Ист-Сайда, достаточно далеко от финансового района, чтобы свести к минимуму вероятность случайных встреч с коллегами. Это заведение славилось венскими завтраками и изысканным обслуживанием. Идеальное место для конфиденциальных бесед.

Подходя к кафе, я невольно отметил симпатичную витрину в стиле модерн с изящными деревянными рамами и вензелями из кованого железа. За стеклом виднелись мраморные столики и кожаные кресла, создававшие атмосферу европейского кофейного дома.

Едва уловимый аромат свежемолотого кофе и выпечки просачивался даже на улицу, вызывая мгновенный отклик у прохожих, многие из которых замедляли шаг, взглянув на витрину.

Прескотт уже ждал меня за угловым столиком, частично скрытым декоративной ширмой в стиле ар-деко. Отличное место для разговора, который не предназначен для посторонних ушей.

Элегантный, как всегда, в темно-синем костюме с едва заметной полоской и бордовом галстуке, он изучал утренний выпуск «Herald Tribune».

— Великолепное утро, не так ли? — поприветствовал он меня, складывая газету. — Янки снова разгромили Атлетикс. Бейб Рут сделал два хоумрана.

— Впечатляющий результат, — кивнул я, усаживаясь напротив. Это часть нашего маленького ритуала, начинать с нейтральных тем для любых случайных слушателей. — А вы видели новую постановку «Странной интерлюдии» О’Нила? Говорят, настоящий театральный прорыв.

— Еще нет, но Маргарет не дает мне покоя на этот счет. Говорит, билеты раскупаются за недели вперед.

К нашему столику подошел официант, пожилой австриец с безупречно подстриженными седыми усами и салфеткой, перекинутой через руку.

— Доброе утро, господа. Чем могу служить?

— Мне кофе по-венски и яйца «Бенедикт», — заказал Прескотт.

— Черный кофе и омлет с ветчиной, — добавил я.

Официант кивнул и удалился, бесшумно ступая по мягкому ковру.

Прескотт подождал, пока он отойдет на достаточное расстояние, затем склонился ближе, понизив голос:

— Поздравляю с новой должностью, Стерлинг. Личный ассистент Харрисона — это весьма неожиданный поворот.

— Для меня не меньше, чем для остальных, — я отпил воды из хрустального стакана. — Учитывая его недавнее недовольство.

— Многие удивлены решением Харрисона, — задумчиво произнес Прескотт. — Он редко подпускает кого-то так близко, особенно молодых сотрудников. Даже партнеры компании не всегда имеют доступ к информации, которая теперь будет проходить через ваши руки.

— Полагаете, у него есть какой-то особый мотив?

— Возможно, он видит в вас перспективного союзника в его холодной войне с Паттерсоном, — Прескотт окинул взглядом зал, убеждаясь, что нас никто не подслушивает.

Принесли кофе, крепкий ароматный напиток в фарфоровых чашках с позолоченной каймой. Прескотт размешал сливки с впечатляющей медлительностью, словно выполнял некий ритуал.

— Вы, вероятно, заметили некоторую напряженность между двумя старшими партнерами, — продолжил он.

— Сложно не заметить. Особенно после последнего собрания по квартальным результатам, — подтвердил я. По слухам, тогда Харрисон и Паттерсон едва не перешли на повышенные тона во время обсуждения новой инвестиционной стратегии.

— Этот конфликт имеет глубокие корни, — Прескотт отпил кофе. — Харрисон консервативный инвестор старой школы. Он предпочитает малые риски, стабильный рост и безупречную репутацию. Для него «Харрисон Партнеры» не просто бизнес, а наследие, которое должно просуществовать столетия.

Я кивнул, вспоминая степенную манеру Харрисона вести дела.

— Паттерсон же, — продолжил Прескотт, — представляет новую волну. Он агрессивный стратег, который хочет расширить фирму, открыть филиалы в Бостоне и Филадельфии, привлечь больше клиентов со средним капиталом. Для него важнее масштаб и быстрый рост, даже ценой некоторых компромиссов.

Официант вернулся с нашими завтраками. Яйца «Бенедикт» Прескотта выглядели безупречно.

Золотистые английские маффины, увенчанные ломтиками канадского бекона, яйцами-пашот и нежным голландским соусом. Мой омлет с ветчиной источал аппетитный аромат, дополненный свежим хрустящим тостом и домашним джемом.

Мы сделали паузу, чтобы отдать должное еде. Я понимал, что Прескотт намеренно выстраивает разговор, переходя от общего контекста к более существенным деталям.

— Возможно, вы заметили еще одно отличие, — продолжил он, аккуратно промокнув губы салфеткой. — Паттерсон имеет связи с новой финансовой элитой, промышленниками, нефтяными магнатами, владельцами железных дорог. Харрисон же предпочитает работать со старыми деньгами, потомственными династиями Восточного побережья, консервативными трастовыми фондами.