Оракул с Уолл-стрит 2
Шрифт:
В телефонной будке на углу 38-й улицы я набрал номер Кляйна. Ответил он после второго гудка.
— Импортно-экспортная компания «Атлас», чем могу помочь?
— Это Стерлинг. Получил ваше сообщение. Необходимо усилить протоколы безопасности.
— Понимаю, — голос Кляйна звучал спокойно, но я слышал нотки напряжения. — Наш общий друг считает, что интерес временный. На всякий случай мы направили обычных наших сотрудников понаблюдать за ситуацией.
«Обычные сотрудники» к Мэддена — это крепкие ребята с пистолетами под пиджаками. Обнадеживающе, но и тревожно одновременно.
— Нам нужно ускорить разработку нового шифра и изменить
— Уже в процессе. Завтра получите новые инструкции через нашего юного друга на 44-й улице.
— Понял. Что с теми активами?
— Распределены согласно вашей схеме. Первые транши достигли точек назначения. Вторая волна в процессе.
Это означало, что средства для покупки акций UGI уже благополучно ушли по назначению. Хоть что-то шло по плану.
— Хорошо. До связи.
Я повесил трубку и выдохнул. Ситуация усложнялась, но пока оставалась под контролем. Теперь следовало сделать еще один звонок.
Я нашел еще одну телефонную будку, на этот раз в вестибюле небольшого отеля на Лексингтон-авеню. Принцип безопасности прост. Никогда не звонить дважды из одного места. Каждый звонок — новая будка в новом районе.
Набрав номер редакции «Нью-Йорк Уорлд», я попросил соединить меня с Элизабет Кларк. Надеюсь, она еще не ушла. Такая работяга, как она, вряд ли уходит рано с работы.
Я не ошибся. После нескольких щелчков в трубке раздался ее мелодичный голос:
— Кларк слушает.
Что-то в ее тоне всегда вызывало у меня улыбку. Уверенная, независимая, она полная противоположность тех покорных и тихих женщин, которых так ценили в обществе конца 1920-х. Элизабет напоминала мне сильных женщин XXI века, каким-то образом опередив свое время на несколько десятилетий.
— Добрый вечер, мисс Кларк. Это Уильям Стерлинг.
На другом конце провода возникла короткая пауза, а затем я услышал легкую усмешку.
— Мистер Стерлинг. Какая приятная неожиданность. Решили прояснить свою загадочную позицию по рынку недвижимости, о которой так уклончиво говорили в прошлый раз?
Мы прибегали к своеобразной игре слов при каждом разговоре. Говорили о рынке и инвестициях, подразумевая совсем другое. Это наш способ флирта, неожиданно приятный для нас обоих.
— На самом деле я думал о более существенных вложениях. Например, инвестиции в хороший ужин. Я слышал, джазовые музыкальные активы сейчас особенно привлекательны для долгосрочного портфеля.
Она рассмеялась, звонкий, искренний смех, редкость в этом мире светских условностей и притворства.
— Интересное предложение. И когда вы планируете реализовать эту инвестиционную стратегию?
— Как насчет сегодняшнего вечера? Скажем, через два часа, в «Синей птице»?
— «Синяя птица»? — В ее голосе прозвучало удивление. — Это весьма амбициозный выбор для молодого финансиста. И так быстро? У вас весьма короткое плечо для сделки?
Заведение действительно одно из лучших в городе, но я мог себе это позволить. Более того, нам нужно место, где можно говорить относительно свободно, не опасаясь посторонних ушей. В «Синей птице» есть изолированные кабинеты, идеально подходящие для конфиденциальных бесед.
— Что поделать, я верю в качественные вложения, — ответил я.
— В таком случае, принимаю ваше предложение. В девять.
— Буду ждать с нетерпением.
Повесив трубку, я почувствовал странное волнение. Эта женщина пробуждала во мне чувства, которые я давно считал похороненными.
И это опасно.
В моем положении эмоциональная привязанность могла стать непозволительной роскошью.Я всегда напоминал себе, что не принадлежу этому времени. Что мои знания о грядущем крахе делают любые отношения потенциально нечестными. Что Великая депрессия, маячившая на горизонте, изменит судьбы всех этих беззаботных людей, танцующих джаз в нарядных клубах и тратящих деньги в дорогих магазинах на Пятой авеню.
А что если Элизабет окажется среди тех, кто потеряет все? Смогу ли я предупредить ее, не раскрывая своей истинной сущности?
С этими мыслями я отправился домой, тщательно проверяя, не возобновилась ли слежка. Дважды я менял маршрут, трижды проходил по магазинам с несколькими выходами. К моей квартире на 42-й Восточной улице я подошел, убедившись, что за мной никто не следует.
В квартире первым делом я проверил свои «маячки». Волоски, невидимо приклеенные к косяку двери, крошечные метки мелом на углу стола.
Ничего не тронуто. Никто не входил в мое отсутствие.
Задернув плотные шторы, я включил настольную лампу и достал из тайника за картиной записную книжку в кожаном переплете.
Мой зашифрованный дневник, где я фиксировал движение капитала и ключевые финансовые решения. В отличие от блокнотов большинства финансистов, здесь не было ни одного настоящего имени или названия компании. Только коды, понятные лишь мне.
«Подготовка к операции U. проходит успешно», записал я.
Я откинулся в кресле, осмысливая достижения. Всего за несколько месяцев я превратился из никому не известного стажера в миллионера с влиятельными связями в финансовом и криминальном мирах Нью-Йорка.
Харрисон ценил мои аналитические способности, Прескотт включил меня в круг избранных клиентов, Мэдден доверил мне управление теневым капиталом. Даже сам Вандербильт теперь консультировался со мной по вопросам долгосрочных инвестиций.
И все же что-то меня беспокоило. С каждым днем круг подозревающих что-то неладное расширялся. Сначала Мэдден с его проницательным взглядом бывшего уличного бойца. Потом Кляйн, чья немецкая педантичность и аналитический ум замечали любые нестыковки в моей легенде. Элизабет с ее журналистским чутьем на необычные факты.
Теперь к этому списку добавились и конкуренты Мэддена, заинтересовавшиеся нашими необычайно успешными инвестициями. Как долго я смогу балансировать на этом лезвии ножа?
Из окна доносился приглушенный гул города. Автомобильные гудки, обрывки музыки из проезжающих такси, смех подвыпивших гуляк, возвращающихся из подпольных баров. Нью-Йорк 1928 года, неудержимый, оптимистичный, ослепленный собственным процветанием, не подозревал о катастрофе, готовой обрушиться менее чем через год.
А я сидел здесь, в тускло освещенной комнате, с тяжестью этого знания и ответственностью за собственные решения. Таков парадокс моего существования.
Чем успешнее я становился в этой эпохе, тем сильнее ощущал себя чужаком, знающим слишком много и при этом слишком мало способным изменить.
Спрятав дневник обратно в тайник, я подошел к окну. Небо над Манхэттеном уже потемнело, но город сиял тысячами огней.
Неоновые вывески, уличные фонари, освещенные окна небоскребов. Все создавало иллюзию вечного праздника. Ночная жизнь только начиналась.
Пора готовиться к встрече с Элизабет.
Глава 17
Ужин