Оракул с Уолл-стрит 3

Наступило короткое молчание, которое нарушил инженер с Ford:

— Моя сестра учится в колледже. Первая в нашей семье. И работает вечерами в телефонной компании.

— Вот-вот, — оживилась миссис Броуди. — Мир открывается для женщин. Моя племянница — бухгалтер! Кто бы мог подумать о таком двадцать лет назад?

Разговор перетек в обсуждение изменения роли женщин, и миссис Броуди рассказала несколько историй о своей юности, когда велосипед считался «неприличным транспортом для леди», а купальные костюмы закрывали тело от шеи до лодыжек.

— Теперь девушки стригут волосы, водят автомобили и голосуют, — она покачала головой. — Мир меняется слишком быстро. Иногда это пугает, но чаще восхищает.

Когда разговор вернулся к экономике, миссис Броуди неожиданно спросила:

— А вы слышали о новом универмаге Фуллертона в Нью-Йорке? Моя невестка только об этом и говорит. Собирается специально поехать на открытие.

Я невольно выпрямился в кресле:

— Вы интересуетесь этим магазином?

— Весь город говорит о нем! — воскликнула она. — Эти удивительные рекламные трюки — человек из будущего, охота за золотыми монетами… А главное — новая система покупок, без продавцов! Представляете? Берешь товары сам, складываешь в специальную тележку. — Она понизила голос. — Говорят, там даже будет место, где можно оставить детей поиграть, пока делаешь покупки. Настоящая революция!

— Да, — я не смог сдержать улыбку. — Похоже, этот магазин действительно изменит привычный способ торговли.

Дискуссия становилась все оживленнее.

Профессор отстаивал неизбежность циклических кризисов, банкир указывал на стабилизирующую роль Федерального резерва, Уинтроп делился практическим опытом выживания в кризисные периоды, инженер с Ford излучал оптимизм новой индустриальной эпохи, а миссис Броуди добавляла яркие штрихи из повседневной жизни, которые часто ускользают от внимания экономистов и финансистов.

— А что думает наш молодой друг с Уолл-стрит? — обратился ко мне профессор после особенно жаркого обмена мнениями.

Все взгляды обратились ко мне. Это был непростой момент. Высказать свое настоящее мнение о грядущем крахе значило рисковать репутацией в период всеобщего оптимизма. Поэтому я выбрал золотую середину.

— Я верю в прогресс и рост, — начал я осторожно, — но также уважаю исторические закономерности, о которых говорит профессор. Возможно, истина где-то посередине. Мы действительно переживаем период беспрецедентного роста, но разумная предосторожность никогда не бывает лишней.

Это был дипломатичный ответ, который, судя по кивкам, удовлетворил всех собеседников. Профессор одобрительно посмотрел на меня:

— Разумный баланс, молодой человек. Именно этого не хватает большинству современных финансистов.

Когда поезд прибыл в Питтсбург, Уинтроп попрощался с нами, сердечно пожав руки. Профессор Мортон остался, он тоже направлялся в Акрон, где должен был выступить с лекцией в местном колледже.

Последний этап путешествия проходил в сгущающихся сумерках. За окнами проплывали огни небольших городков и деревень, сменяясь темнотой лесов и полей. Профессор задремал над своими бумагами, а я углубился в размышления о предстоящей встрече с Милнером.

К восьми вечера поезд начал замедляться, приближаясь к Акрону. Город, даже издалека, производил впечатление промышленного центра. Множество дымящих труб на фоне вечернего неба, огни заводов, громады промышленных зданий.

— Прибываем в Акрон через пять минут! — объявил проводник, проходя по вагону.

На вокзале, едва мы сошли с поезда, к нам подошел хорошо одетый мужчина средних лет:

— Мистер Стерлинг? Мистер О’Мэлли? Меня зовут Джеймс Коллинз, помощник мистера Милнера. — Он протянул руку. — Мистер Милнер просил встретить вас и доставить в отель. Завтра в девять утра он ожидает вас на заводе.

— Очень любезно с его стороны, — кивнул я, пожимая руку.

Коллинз провел нас к блестящему черному Паккарду, ожидавшему у входа. Когда мы тронулись, я обратил внимание на респектабельность городских улиц, широкие проспекты, солидные здания, чистота и порядок.

— Акрон сильно изменился за последние годы, — заметил Коллинз, заметив мой интерес. — Резиновый бум преобразил город. Milner Rubber Works, Goodyear, Firestone, все они обосновались здесь. Мы стали настоящей резиновой столицей мира.

Гостиница «Портидж» оказалась внушительным зданием в георгианском стиле, с мраморными колоннами и красной ковровой дорожкой, ведущей от подъезда к вестибюлю.

— Мистер Милнер зарезервировал для вас лучшие номера, — сообщил Коллинз, когда мы вошли в просторное лобби с хрустальными люстрами. — Завтрак будет подан в семь тридцать, а в восемь тридцать за вами заедет автомобиль.

Поднявшись в номер, действительно впечатляющее пространство с отдельной гостиной и видом на главную площадь города, я расположился в кресле у окна. Акрон раскинулся подо мной, мерцая огнями и скрывая за фасадами респектабельности индустриальную мощь, которая вскоре станет частью моих инвестиционных планов.

Завтра предстоял важный разговор с Милнером. А пока город засыпал, и лишь отдаленный гудок заводской сирены напоминал о том, что даже ночью промышленное сердце Акрона не останавливается.

Глава 10 Акрон

Утренний Акрон предстал перед нами во всей своей индустриальной мощи.

Солнце только поднималось над горизонтом, прорезая лучами легкую дымку, висевшую над городом, смесь утреннего тумана и выбросов десятков заводских труб. Этот характерный запах, резины, угля и каких-то химических соединений, был отличительной чертой индустриальных центров Америки.

Автомобиль, присланный Милнером, плавно катился по широким улицам города. Мы с О’Мэлли смотрели в окно, наблюдая, как Акрон просыпается.

Рабочие с металлическими коробками для завтрака спешили к проходным фабрик, женщины открывали небольшие магазинчики, мальчишки-газетчики выкрикивали заголовки утренних газет.

— Никогда не думал, что буду в Акроне, — негромко произнес О’Мэлли, рассматривая проплывающие за окном картины. — В Чикаго о нем говорили как о городе, где деньги сами в руки идут.

— Сами в руки деньги не идут нигде, Патрик, — ответил я. — Но здесь они определенно концентрируются.

Milner Rubber Works занимал целый квартал на восточной окраине города. Внушительное кирпичное здание главного корпуса с высокими окнами и рядом труб на крыше производило впечатление мощной крепости индустриальной эпохи.

Перед основным входом расстилался небольшой, но ухоженный газон, неожиданный островок зелени посреди фабричного пейзажа. Огромные буквы «MRW» на фронтоне словно провозглашали новую аристократию, промышленную, основанную не на происхождении, а на созидательном труде.