Оракул с Уолл-стрит 3

— Как мы договаривались, — сказал я. — Часть сейчас, остальное после того, как информация подтвердится.

Джонсон на мгновение замер, глядя на деньги. Его лицо выражало смесь эмоций: алчность, страх, решимость.

— Я делаю это не только ради денег, — наконец произнес он, забирая футляр. — Но они, конечно, не повредят.

— Конечно, — я улыбнулся. — Справедливость требует справедливой оплаты. — На мгновение я почувствовал укол совести. Джонсон, несмотря на все его обиды, становился предателем, а я этому способствовал. Но война есть война, и Харрисон сам выбрал поле боя.

— Что мне искать дальше? — спросил Джонсон, пряча футляр во внутренний карман пиджака.

— Все, что может быть полезным, — уклончиво ответил я. — Просто держите глаза и уши открытыми.

— Конечно, — он кивнул. — Кстати, есть еще одна деталь, о которой я вспомнил. Харрисон получил странный телефонный звонок сегодня утром, сразу после публикации статьи в «Chronicle». Он говорил с кем-то очень уважительно, почти подобострастно. Я случайно услышал, как он сказал: «Да, мистер Форбс, я понимаю серьезность ситуации». Это имя вам что-нибудь говорит?

Мое сердце забилось сильнее. Форбс. Человек, связанный с Continental Trust. Человек, который, возможно, был причастен к смерти Эдварда Стерлинга.

— Да, это имя мне знакомо, — медленно произнес я. — Очень хорошо знакомо. Узнайте о нем все, что сможете.

Джонсон кивнул и встал.

— Мне пора идти. Встретимся здесь же через три дня.

— Через четыре, — поправил я. — И используйте другой маршрут. Никаких узнаваемых шаблонов.

Когда Джонсон ушел, я остался сидеть в полутемной комнате, изучая добытые документы. Информатор в сердце вражеского лагеря, неоценимое преимущество в любой войне.

Но я понимал, что Джонсон рискует не только карьерой, но, возможно, и жизнью. Харрисон не из тех, кто прощает предательство.

Я сложил бумаги в портфель и приготовился уходить.

Выйдя на улицу, я заметил, что дождь усилился. Капли барабанили по мостовой, а ветер с реки приносил запах соли и гниющих водорослей. Я поднял воротник и двинулся к ожидавшему меня такси, чувствуя, как тяжелеет от дождя мое пальто.

В конспиративную квартиру я вернулся поздно вечером, измотанный напряженным днем. Каждое событие требовало полной концентрации.

О’Мэлли открыл дверь, внимательно осмотрев коридор, прежде чем пропустить меня внутрь.

— Все тихо, босс, — доложил он. — Никаких подозрительных движений вокруг здания.

Я кивнул, снимая пальто и шляпу.

— Отлично. Завтра будет решающий день. Статья в «New York World» должна ударить по Харрисону, как молот.

О’Мэлли принял мое пальто и отправился на кухню, чтобы приготовить кофе. Я прошел в гостиную и опустился в кресло, чувствуя, как усталость наконец настигает меня.

День выдался долгим, но успешным. Наше контрнаступление развивалось по плану, и Харрисон, несмотря на все свое влияние, оказался застигнут врасплох.

Внезапно раздался телефонный звонок, резкий и настойчивый в тишине квартиры.

Я напрягся. О конспиративной квартире знали лишь несколько человек: О’Мэлли, Прескотт, Мэдден и Кляйн. Любой звонок в такой час был из разряда экстраординарных.

— Я возьму, — сказал я, поднимаясь и направляясь к телефону в прихожей.

Я поднял трубку.

— Стерлинг слушает.

— Добрый вечер, мистер Стерлинг, — в трубке раздался знакомый голос с легкой хрипотцой. — Надеюсь, я не разбудил вас.

Форбс. Голос, который я меньше всего ожидал услышать. Особенно здесь, в конспиративной квартире, о существовании которой он не должен был знать.

— Мистер Форбс, — я постарался сохранить спокойствие. — Чем обязан удовольствию слышать вас в столь поздний час?

— Просто решил узнать о вашем решении относительно моего предложения, — его тон был почти дружелюбным, будто звонок в тайное убежище конкурента был обычным деловым этикетом. — Полагаю, неделя раздумий подходит к концу.

О’Мэлли появился в дверном проеме с вопросительным взглядом. Я жестом показал ему оставаться на месте.

— Действительно, — я привалился к стене, обдумывая следующие слова. — Должен признаться, мистер Форбс, я впечатлен вашей осведомленностью о моем местонахождении.

Короткий смешок в трубке.

— Нью-Йорк маленький город для тех, кто знает, куда смотреть, мистер Стерлинг. Но вернемся к делу. Пятьдесят тысяч долларов плюс два процента от чистой прибыли проекта в течение пяти лет. Щедрое предложение, не так ли?

— Безусловно, — я взвешивал каждое слово. — И я ценю ваше доверие. Однако…

— Однако вы решили отказаться, — закончил Форбс за меня.

Мгновение в трубке царила тишина. Я почти физически ощущал, как напряжение просачивается сквозь телефонные провода.

— Да, — наконец сказал я. — В данный момент у меня слишком много обязательств перед моей новой компанией. Было бы непрофессионально браться за дополнительные проекты.

— Понимаю, — голос Форбса стал холоднее. — Новая компания, новые возможности. И, конечно, ваша маленькая война с Харрисоном.

Я почувствовал, как внутри все сжалось. Он знал о сегодняшних событиях.

— Всего лишь деловая конкуренция, мистер Форбс.

— Разумеется, — в его голосе проскользнула ирония. — Вы знаете, мистер Стерлинг, я всегда восхищался вашим интеллектом. С самого начала. Даже когда вы тайно ездили в Бостон искать документы вашего отца или встречались с Говардом Милнером, который, к сожалению, столь трагически скончался после вашего визита.

Кровь застыла в моих жилах. Он знал о Бостоне. Знал о Милнере. И упоминание о смерти Милнера звучало отнюдь не как выражение соболезнования.

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Не притворяйтесь, Стерлинг, — отрезал Форбс. — Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. До сих пор вас щадили. По ряду причин. Но теперь, после вашего отказа, правила игры меняются.

— Это угроза?

— Констатация факта, — в его голосе звучала сталь. — Харрисон, вероятно, не знает всей истории. Но теперь Continental Trust снимет все ограничения с его действий. И поверьте, Роберт Харрисон может быть очень, очень неприятным противником, когда ему развязывают руки.