Оракул с Уолл-стрит 6

Именно в этот момент сзади послышался шум мотора и скрежет тормозов. Вестфилд обернулся и увидел темно-синий грузовик, который на большой скорости поворачивал с пересекающей улицы. Водитель, видимо, не справился с управлением на мокрой дороге.

Последнее, что успел подумать Артур Вестфилд, это то, что грузовик движется слишком быстро для такой погоды и слишком близко к тротуару.

Удар пришелся в левый бок, швырнув его на мостовую с такой силой, что портфель разлетелся в стороны, разбрасывая купюры по влажным камням. Большой Ford Model TT даже не притормозил, скрывшись за углом через несколько секунд после происшествия.

Прохожие сразу окружили неподвижное тело молодого человека. Кто-то побежал вызывать скорую помощь, но было уже поздно. Артур Вестфилд, тридцати лет, юрист из Нью-Йорка, умер на мокром тротуаре Честнат-стрит в Филадельфии, так и не открыв собственную юридическую контору.

Полиция позже установила, что водитель скрылся с места происшествия. Грузовик оказался украденным накануне вечером и брошенным в промышленном районе города без номерных знаков.

Свидетели по-разному описывали водителя. Кто-то видел молодого человека в кепке, кто-то пожилого в шляпе. Дело было закрыто как несчастный случай с неустановленным виновником.

В кармане пиджака нашли письмо от жены с адресом пансиона на Спрус-стрит. Миссис О’Хара опознала жильца и предоставила адрес семьи в Нью-Йорке.

Мэри Вестфилд получила телеграмму на следующий день: «СООБЩАЕМ О ТРАГИЧЕСКОЙ ГИБЕЛИ МУЖА ТОЧКА НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ УЛИЦЕ ТОЧКА ТЕЛО ФИЛАДЕЛЬФИЯ МОРГ ТОЧКА СОБОЛЕЗНОВАНИЯ».

В то же время о смерти Вестфилда узнал и О’Мэлли.

Глава 11 Золотая жила

Холодный январский ветер пронизывал до костей, когда я поднимался по ступенькам Нью-Йоркской фондовой биржи. Монументальный фасад здания с его коринфскими колоннами выглядел особенно мрачно в серое утро 1930 года. Я хорошо помнил, когда был здесь в октябре прошлого года, в те безумные дни, когда рушился мир, а я зарабатывал состояние на чужих несчастьях.

Тяжелые дубовые двери распахнулись передо мной, и я оказался в главном торговом зале. То, что я увидел, заставило на мгновение остановиться.

Привычный гул тысяч голосов превратился в приглушенное бормотание. Огромный зал, обычно набитый до отказа брокерами и клерками, теперь напоминал театр после окончания спектакля.

Много пустых мест, редкие группки людей, нервно переговаривающихся у тикерных аппаратов. Меловые доски с котировками заполнялись гораздо медленнее, чем раньше. Объемы торгов упали в десятки раз.

— Мистер Стерлинг! — знакомый голос заставил меня обернуться. Пожилой клерк Сэмюэль Томпкинс, работавший на бирже уже тридцать лет, направлялся ко мне. Его обычно румяное лицо осунулось, седые волосы поредели. — Не ожидал вас здесь увидеть. Большинство наших клиентов… ну, вы понимаете.

— Здравствуйте, Сэм. Как дела на бирже?

Томпкинс горько усмехнулся:

— Треть брокерских мест пустует. Многие фирмы закрылись после октября. А те, что остались, торгуют копейками. Вчера общий объем сделок составил всего четыреста тысяч акций. Раньше за час проходило больше.

Мы медленно прошли по залу. В углу несколько молодых клерков разбирали горы бумаг, документы закрывшихся фирм. Один из них, парень не старше двадцати, методично складывал сертификаты акций в картонные коробки.

— Бумага теперь стоит дороже акций, — заметил Томпкинс, заметив мой взгляд. — Особенно акции автомобильных компаний. «Дженерал Моторс» упала с восьмидесяти двух до восьми долларов за акцию.

У тикерного аппарата № 7 столпилась небольшая группа брокеров. Бумажная лента медленно выползала из машины, показывая редкие сделки. Я подошел ближе, изучая котировки.

— «Ю. Эс Стил» четырнадцать долларов, — прочитал вслух один из брокеров. — Год назад стоила сто сорок семь. Кто-то покупает по триста акций.

— Наверное, Дэвид Роквуд-младший, — мрачно пошутил другой. — Он вчера объявил, что вкладывает миллион в избранные акции. Единственный оптимист в Америке.

Я достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги с заранее подготовленным списком. Там значились компании, чьи акции упали до абсурдно низких цен, но которые переживут депрессию: «Coca-Cola» по шестнадцать долларов вместо прежних ста девяноста четырех, «IBM» по семьдесят три вместо двухсот сорока одного, «Procter Gamble» по тридцать девять вместо ста двадцати восьми.

— Сэм, мне нужно разместить несколько ордеров на покупку, — сказал я Томпкинсу. — Небольшие объемы, разные компании.

— Конечно, мистер Стерлинг. Какие именно?

— Двести акций «Coca-Cola», сто пятьдесят «IBM», триста «Procter Gamble». Рыночными ордерами.

Томпкинс записал заявку в потрепанную записную книжку:

— Это займет минут пятнадцать. Объемы небольшие, продавцы найдутся. А как ваш банк? Слышал, были некоторые сложности?

— Все улажено, — коротко ответил я. — Федеральная проверка не выявила нарушений.

На самом деле мой визит на биржу имел гораздо более серьезную цель.

Согласно документам от Вестфилда, Continental Trust планировал в течение месяца приобрести контрольные пакеты акций четырех компаний: металлургического завода в Питтсбурге, текстильной фабрики в Бостоне, судостроительной верфи в Балтиморе и нефтяных месторождений в Техасе. Общая стоимость сделок около полумиллиона долларов, что в докризисные времена не покрыло бы и трети стоимости одного завода.

— Мистер Стерлинг, — Томпкинс вернулся с исполненными ордерами. — Ваши акции куплены. «Coca-Cola» по пятнадцати семидесяти за штуку, «IBM» по семидесяти двум, «Procter Gamble» по тридцати восьми пятидесяти. Общая сумма одиннадцать тысяч четыреста долларов.

Я выписал чек и передал его клерку. В докризисные времена такой портфель стоил бы свыше пятидесяти тысяч долларов.

— Сэм, еще один вопрос. Слышали что-нибудь о «Allegheny Steel Corporation» из Питтсбурга? Их акции торгуются?

— Конечно слышал, — Томпкинс опустил голос. — Компания на грани банкротства. Долги превышают активы в три раза. Акции упали с сорока пяти долларов до девяноста центов. Никто не покупает, все только продают.

Именно «Allegheny Steel» значилась первой в списке целей Continental Trust. По информации Вестфилда, планировалось приобрести контрольный пакет за сорок тысяч долларов, сумму, которая год назад не покрыла бы и одного процента стоимости компании.

— А если кто-то захочет купить крупный пакет акций Allegheny? — поинтересовался я.

— Думаю, владельцы продали бы и за полцены, — честно ответил Томпкинс. — Компания производит сталь для железных дорог, а сейчас новых дорог не строят. Рабочие уволены, заводы простаивают.

Я понимал, что Allegheny переживет депрессию. Когда экономика начнет восстанавливаться, потребность в стали для инфраструктурных проектов возрастет многократно. Компания, купленная сейчас за копейки, через пять лет будет стоить миллионы.