Оранж

От горечи мне рвотно!

А сколько этих орд!?

В поэтах безотрадность.

В тетрадях вязь поэм.

В плебеях бесталанность.

В грядущем нови тем.

Творец погиб от жизни.

О, буквописец, Бог!

Слова иконописны.

О, подковыки строк!

Писатели мрут тихо.

Читатели молчат.

Стихи – то вход, то выход.

Бездарность – малый ад.

Бард – ненавистник врущих.

Пиит как яркий столп.

Герой, к богам идущий.

Невозымевший горб.

Ходивший честно, прямо.

Лил живописный цвет.

Носивший ум и пламя.

Оставивший нам свет.

А.Башлачёву, В.Высоцкому, Е.Летову

Артиллерийские удары

Одно приказанье – и тысячи мёртвых.

Один указующий взмах – и пальба.

Одна неразумность – и павшие орды.

Одни полукличи – и в ход жернова.

Указ к поединку ведёт к столкновенью.

Мгновенье – и вот уж лупцуют врага.

Крушащие взрывы ведут к разрушенью.

С чужих иноверцев сбивают рога.

От жара ударов свинцуются дали.

Ударные пушки всех ворогов бьют.

Убийства спонсирует свод капиталов.

Майоры плюют на божественный суд.

Погромище делает красно и душно.

Борение явно свершает блицкриг.

История после опишет всё нужно.

Поздней у ворон состоится пикник…

Зловещие шквалы

Зловещие шквалы, цунами огней

с живущего полища судьбы сметают.

Кручёные ветры дегтярных лучей

дымящей и рьяной волной ужасают.

Невидимый дух среди сумрака мглы

съедает и рвёт молодецкие части,

служа демоническим каверзам тьмы,

как будто зубами у дьявольской пасти.

И я в эпицентре бушующих сил

всё прячусь от взрывов, в которых лишь жала.

Опять увернувшись от пряжек и вил,

себя сберегаю от чресл и стали.

Вдруг больше не чую земли, сапога.

Внезапно я кровью чужой истекаю,

от свода, каркаса отходит нога,

и с вихрем цепляющим вдаль улетает…

В объятьях кровавой, чернеющей бойни

В широких, взбураненных, скрюченных травах,

во вспаханных почвах, бывало литых

лежат семенами отбитые главы

и хаки-остатки солдат молодых.

В окопных, размятых, углублённым нишах,

в раскрытых пещерах просторных широт

застыли, не движутся, вовсе не дышат

десятки сражённых, погубленных рот.

В объятьях кровавой, чернеющей бойни,

в зелёном и исчерна-красном плену

кровят побеждённые юноши-воины,

собой представляя кривую волну.

В распятой, уже недрожащей округе,

в кровавой трясине, где кровь как роса,

молчат, остывают господние други,

сорокам безвольно даруя глаза…

Вопросы к бывалым, умершим, иным

О, вы досточтенные, о, словописцы,

скажите, как жить, воротить словеса,

когда окружают везде прозаписцы,

когда сотрясают края телеса?

Привык обитать текстописцем средь дури,

рассказы ритмичные шить и сплетать,

быть солнечной крошкой средь слизи и хмури,

ремесленный голос без зла издавать.

Советов прошу, о, умершие гуру,

как быть неподвластным кольцу подлецов;

как видеть былинку ума среди дури;

как верить в прозрение ярых слепцов?

Не знаю, как быть рифмописцем великим,

когда стихописцев гоняют и мнут,

возносят на троны тупейшие лики.

И где-то ответы меня всё же ждут!

Люди всегда будут уходить друг от друга

Люди уходят, со мной расстаются,

будто листвою спадают с ветвей.

Нравы меняются, узы все рвутся.

Видно, пора для таких новостей.

Это закон, как сезоны в природе.

Краски весны и цветение чувств.

Жаркое лето, текущие воды.

Осень заката. Зима, когда пуст.

Выбор есть в каждом. И это их право.

Пасть в перегной у корней и ствола

иль дать ростки в ожидании славы,

позже стать ножкой иль крышкой стола.