Ордин-Нащокин. Опередивший время
Шрифт:
Вот лишь один пример сказанному: в октябре 1659 года под Вильно произошло сражение русской армии воеводы Юрия Долгорукова с польско-литовским войском гетмана Стефана Гонсевского. Поляки были разбиты. Гонсевский взят в плен. За русским войском сохранялась возможность развить успех, продолжив преследование отступающего противника. На просьбу Долгорукова о подкреплении стоявший поодаль князь Никита Одоевский с войском ответил отказом. Между ними возник «местнический» конфликт, так и не прояснивший, кто кому вправе указывать и кто кому обязан подчиняться. Долгоруков принял решение остановить продвижение, более того, отвел войско, упустив инициативу…
Князь Одоевский посчитал для себя едва ли не оскорбительным обращение Долгорукова. Он был родовитее и к тому же именовался «ближним боярином» — особо доверенным приближенным царя. Одоевский и правда имел немалые заслуги перед престолом, его считали «рабочей лошадкой» царствования. Казалось бы, такой человек обязан учитывать и использовать все благоприятные шансы для победы над врагом, способен подняться над местническими страстями, сделать все возможное, чтобы поддержать войско Долгорукова.
Исчезновение Бориса Морозова с политического горизонта открыло дорогу в высший правящий эшелон тем представителям элиты, кто находился в тени. Именно из них образовался круг тех мыслящих людей, кто решительно взялся за дело и сумел направить бунташную энергию в конструктивное русло. На фоне кампании по умиротворению, когда власть приоткрыла царские винные погреба, а боярская знать распахнула ворота своих владений, зазывая людей на угощение, началась подготовка к Земскому собору. Для Алексея Михайловича эти события положили конец благодушию, прервали его изоляцию, открыли сферы ранее неведомой ему государственной жизни. Вольно или невольно, но самодержца стали буквально втаскивать в дела, раздвигая пространство, в которое он ранее был втиснут Морозовым и его окружением. Тем самым открывался простор для его погружения в новую жизнь, требующую присутствия там, где проходили дискуссии, решались важнейшие вопросы.
Правда, время жизни без постоянной опеки длилось для него недолго. К осени Морозов уже был в Москве и продолжил свою наставническую деятельность. Однако теперь он вынужден был пребывать в отдалении, его контакты с подопечным перестали носить публичный характер. Да и сам Алексей Михайлович теперь не видел в этом повседневной необходимости. За годы опеки юного царя ближний боярин сумел приблизить к престолу тех людей, кого лично знал, кого считал наиболее пригодным к государевой службе. В руководстве главных приказов у него оказались «свои люди», выходцы из известных на Руси фамилий. Расставленные по местам, они освоились и знали, как вести дело. Среди тех, кто оказался в нужный момент в нужном месте, особенно востребованным оказался Никита Иванович Одоевский (1605–1689). Главные этапы его служения сопряжены с ключевыми, порой драматическими этапами царствования Алексея Михайловича, вписаны в хронику важных событий, сопровождавших личную жизнь самодержавной особы. Именно Одоевскому после смерти первого Романова — Михаила Федоровича — довелось приводить к присяге новому царю население Москвы. Одоевский был посаженым отцом на свадьбе царевича Алексея Михайловича с Марией Милославской, а потом, после ее смерти, и при его женитьбе на Наталье Нарышкиной.
С юных лет Одоевский, следуя примеру предков, доказывал свою безукоризненную преданность государевой службе, изъявляя готовность действовать там, где этого требовали обстоятельства, проявляя услужливость, сообразительность, расторопность. Подростком он начинал службу в войске молодого царя Михаила Федоровича, оборонявшем от поляков Москву. Далее состоял в царской свите при дворе, был распорядителем на званых дворцовых приемах — «смотрел в столы». Одоевскому, как и другим потомкам знатных родов, подающим надежды, Морозов предоставил возможность «постажироваться» на отдаленном воеводстве в Астрахани, затем на строительстве фортификационных сооружений в роли главного воеводы в Ливнах, откуда крымские татары прорывались на Русь. Некоторое время он числился главным судьей в Казанском и Сибирском приказах. Первый дипломатический опыт Одоевский приобрел в ходе двухлетних переговоров о заключении брачного союза между датским принцем Вольдемаром и дочерью Михаила Федоровича, царевной Ириной. Камнем преткновения тогда стал вероисповедальный вопрос, что так и не позволило браку состояться. Несмотря на все уговоры и обхаживания ловких царедворцев, Вольдемар так и не согласился принять крещение по православному обряду.
К тому времени, когда в 1648 году государство охватил системный кризис, Одоевский обладал немалым опытом, мог ориентироваться в широком круге нависавших над властью проблем. Он отдавал себе отчет в том, насколько уклад прежней жизни, его архаичные традиции тяготели над ходом дел, сковывали государственное управление. «Бунташные» события обнажили противоречия, которые питали недовольство во всех слоях населения. Оттого и не стали искать зачинщиков Соляного бунта, что вести следствие, вершить суд, исполнять наказание было некому. Даже стрельцы, главная опора власти, отказались повиноваться.
Познав теневые стороны устроения власти, Одоевский отточил в себе способность не только ладить с элитой, но и вызывать доверие к себе в низших сословиях. Во многих делах ему сопутствовали удача, благоприятное стечение обстоятельств. В ряде случаев он находил решение проблем, руководствуясь интуицией, здравым смыслом, мобилизуя ум, способности, волю, какими обладал. Однако главной опорой служили уходящие в глубь времен родственные связи с династией Романовых и, конечно, «кредит доверия» молодого самодержца. Одоевский впоследствии долгое время после ухода в тень Морозова, а затем и отдаления от престола Никона оставался едва ли не главным и незаменимым царедворцем Алексея Михайловича. Отлучаясь из Москвы, отправляясь на многодневные молебны, царь именно его оставлял «на хозяйстве».
Первой и главной из заслуг Одоевского следует считать ключевую роль в организации работы по созданию «Уложения для всех людей государства» — свода законодательных норм, правил
обустройства российской государственности, окончательно преодолевшей последствия Смуты и входившей в особый этап своего развития. Тогда ответом на неослабевающее общественное возбуждение стал срочный созыв Земского собора в июле 1648 года. К участию в нем была привлечена конструктивная часть московской элиты, те, кто не растерял доверия к себе на почве близости к прежнему властному кругу. В ходе бурно протекавших на соборе дискуссий выявился курс на радикальные перемены. В целях обобщения и систематизации идущих отовсюду инициатив и предложений было принято решение о создании специального рабочего органа — Уложенного приказа. Руководство приказа, избранного прямым голосованием, составили пять его непременных членов: Никита Одоевский во главе, князь Семен Прозоровский, окольничий Федор Волконский, дьяки Гаврила Леонтьев и Федор Грибоедов. Им в кратчайшие сроки было предписано организовать и осуществить дотоле невиданную законотворческую работу. Чрезвычайный характер этого органа, особые полномочия, какие ему были предоставлены, предопределили его возможность консолидировать интеллектуальные ресурсы, мобилизовать государственный аппарат, сосредоточенный во всех остальных ведомствах исполнительной власти. Одоевский сумел поставить дело таким образом, что и далее, за пределами работы над Соборным уложением, в решении государственных проблем власть уже не могла обходиться без его непосредственного участия.Во все последующие периоды царствования Алексея Михайловича Одоевский оставался востребован, оказываясь на острие многих важных дел. Он управлял воеводствами, контролировал строительство «засечных черт» на южных рубежах. Ему удавалось в ходе первого этапа украинской кампании, командуя войсками, одерживать яркие победы. Однако на дипломатическом поприще при решении острых межгосударственных проблем Одоевский не всегда оказывался на должной высоте. Его стремление доминировать во всем, самоуверенное вмешательство в дела любой сложности влекли за собой невосполнимый урон, порождали череду непреодолимых проблем. Такое имело место, когда к исходу войны 1654–1656 годов Речь Посполитая оказалась в безвыходном положении. Тогда русское командование, где главным был Одоевский, не сумело своевременно закрепить достигнутое военное преимущество, настоять на заключении соответствующего политического акта. Роковую роль сыграли «головокружение от успехов», неискушенность князя в политике, беспричинная доверчивость к недавнему врагу. В стан командования русских было «вброшено» предложение: во главу угла поставить вопрос о выдвижении московского царя на польский престол. Дело обставлялось таким образом, что это решение как бы само собой открывало путь к «доокончанию», прекращению вражды двух славянских народов. Избрание преемника от Московии было легко обеспечить, поскольку король Ян Казимир не имел наследников. Предложение повергло русских в состояние эйфории. Оставив на полпути подведение политических итогов незавершенной войны, царь и его советники приняли скороспелое решение развернуть войска на северо-запад, против Швеции. Свою роль сыграли просчеты в оценке собственных сил, неспособность взвешенно осмыслить военно-политическую обстановку. Тогда не только Одоевскому, но многим, включая и Ордина-Нащокина, показалось, что историческая цель — овладеть побережьем, открыть Балтику для возобновления торгово-экономических путей с Европой — стала делом легко осуществимым.
Незамедлительно был найден повод к грядущей войне. В адрес шведов со стороны русских последовал демарш, поставивший под вопрос дальнейшее продолжение условий Столбовского мира 1617 года. Именно Одоевский предъявил весьма чувствительные, неприемлемые для Швеции политические требования. На переговорах были выставлены претензии к написанию титулов русского царя. У шведов в официальных документах отсутствовало упоминание территорий, на которые якобы распространялась юрисдикция Московии. По договору 1631 года эти земли оставались за шведами, иной их статус они не признавали и признать не могли. Начало новой русско-шведской войны 1656–1658 годов не заставило себя ждать. Ее благословил сам патриарх Никон, предрекая военным победный марш до Стокгольма. Но осуществить же намеченные цели легко и быстро, как это внушили Алексею Михайловичу, не получилось. Пройдя тернистый путь, неся серьезный урон, русское войско было остановлено на подступах к Риге. Выявить победителя в затяжной, кровопролитной войне не удавалось. Все три года Ордин-Нащокин находился в гуще событий, координируя действия войск, обеспечивая их содержание, тяготы которого ложились на население. К исходу 1657 года сложилась патовая ситуация: ни победителей, ни побежденных. Перемирие, заключенное Ординым-Нащокиным в Валиесари (1658), лишь ненадолго отложило драматическую для России развязку на том этапе военного конфликта со Швецией.
Тем временем русская дипломатия во главе с Одоевским предпринимала безуспешные попытки положить начало переговорам о процедуре приглашения на польский престол русского царя, от которых польская сторона то и дело под благовидными предлогами уклонялась. Затеянная князем политическая интрига, целью которой было отвести нависшую над страной угрозу военной катастрофы, длилась ровно до тех пор, покуда шел процесс восстановления и накопления ее сил и ресурсов. Тем временем русские войска на шведском направлении окончательно выдохлись. Самодержцу становилось ясно, насколько необдуманным, неподготовленным оказался предпринятый военный поход в сторону Балтики, а планы завладеть польской короной оказывались все более иллюзорными. Именно фигура Одоевского проступала сквозь мглу бесполезно потерянного времени, бессмысленно растраченных сил и ресурсов. Разочарование царя в своем ближнем боярине, иронические реплики, отпускаемые им в адрес Одоевского, получили огласку в боярской среде. К тому же преодолеть тупик, наладить процесс мирных переговоров с поляками в Андрусове Одоевскому не удавалось в силу занимаемой им твердолобой позиции. В итоге он был отозван.