Ордин-Нащокин. Опередивший время

* * *

Федора Михайловича Ртищева (1625–1673) некоторые иностранцы называли «министром двора». Другие считали его другом и фаворитом царя, третьи — всего лишь царским секретарем. Ртищев в истории царствования Алексея Михайловича предстает во многих ипостасях, однако наибольшее внимание исследователи его жизни уделяют подвижнической, благотворительной деятельности. В самом деле, из всего, чему посвящал себя этот высокопоставленный чиновник, наибольший смысл и высшую ценность обрело его бескорыстное стремление делать добро, помогать нуждающимся. Где бы он ни обитал, какой бы сложности задачи и проблемы его ни обступали, Ртищев находил силы, ресурсы, время для оказания помощи там, где видел в этом необходимость. А необходимость помощи людям давала о себе знать повсеместно.

Ртищев выделял деньги на выкуп тех, кто удерживался в татарском плену, обустраивал богоугодные заведения, убежища для страждущих и калек, направлял доступные ему средства в местности, пораженные голодом. Он пытался придать благотворительной деятельности масштабный характер, поскольку нужда, бедность, страдания были повсеместным явлением русской жизни. Он основал за свой счет первый «особый дом», некое подобие пункта скорой помощи, куда с московских улиц свозили нищих, калек, пьяниц, а затем и другой дом для увечных, слепых, неизлечимо больных, получивший известность как «больница Федора Ртищева». Своим присутствием у трона Ртищев подчеркивал «тишайшие» достоинства царя, подвигая его на многие деяния в пользу бедных.

Предаваясь описанию благотворительной деятельности Ртищева, историки имперского периода сознательно уводили в тень ту роль, которую он играл в государственных делах. Между тем Ртищев в силу своего положения оказывался в эпицентре проблем, которые так или иначе выдвигались на передний план. Он оставался правой рукой самодержца во всех явных и теневых деяниях его царствования. Ртищев входил в число «ревнителей благочестия», был близок к Аввакуму и Никону. Отдавал себя церковной реформе по сценарию, определенному сверху, безуспешно вмешивался в урегулирование на Украине, делал все возможное, чтобы провозгласить Алексея Михайловича царем «Великой, Малой и Белой Руси», проявлял настойчивость в попытках возвести его на польский королевский престол.

В чине постельничего Ртищев как один из самых близких к царю людей оставался в круге всех проблем, которые так или иначе беспокоили царствующую особу. При этом он, насколько мог, стремился облагородить облик Тишайшего, вовлекая его в многочисленные благотворительные акции. В то же время Ртищев стоял у истоков создания приказа Тайных дел и управлял им до конца жизни. Это он, «милостивец» сирых и убогих, утверждал суровые приговоры тем, кто всего лишь непочтительно отзывался о царе, боярстве и церкви. Он же в силу непросвещенности, неспособности здраво осмыслить чужой опыт продвинул идею денежной реформы, породившей Медный бунт с его кровавыми последствиями. Судьба Ртищева, как и других его видных современников, воплотила как духовные искания, так и те заблуждения, какие могла вобрать в себе непросвещенная, не наделенная должным опытом и знаниями «добрейшая русская душа».

* * *

Долгое царствование Алексея Михайловича вместило в себя немало других деятельных, умных, самоотверженных людей, с честью служивших Отечеству. Одни из них сумели одолеть просторы Сибири, тем самым включив в хозяйственный оборот таившиеся там огромные ресурсы. Другие, жертвуя собой, пытались на пределе сил направлять свой талант и энергию на то, чтобы сделать Русь такой, какой этого требовало наступающее время, однако их жизни, энергию, талант целиком поглощала борьба за сохранение устоев государственности.

Век Алексея Михайловича — время жестокое, противоречивое, пора бьющих через край драматических событий, противостояний, конфликтов. Тем, кто оказывался в их эпицентре, приходилось искать и находить решения вдали от кремлевских коридоров. Там, в полевых условиях, где разворачивались главные события, происходили сражения, обнажались конфликты, управляющей элите необходимо было самостоятельно вырабатывать стратегию действий, находить выход из безвыходных ситуаций. «Ротация» начальствующих лиц, их сменяемость предопределялась стечением обстоятельств, их востребованность порой не зависела от способностей, готовности соответствовать порученному делу. Принадлежность к именитому роду, древность фамилии выступали гарантом достоинств личности, знаний, таланта, умения решать задачи на любом участке государевой службы. Особенно ценились такие, кто, подобно Хованскому, без раздумий изъявлял готовность беспрекословно служить, где прикажут. Такие люди готовы были возглавлять приказы, управлять воеводствами, водить полки в сражения, председательствовать на дипломатических переговорах. При этом одинаково успешно справляться с теми или иными проблемами редко кому удавалось. Назначения, противоречащие логике, а порой и здравому смыслу, определяли уровень доверия власти тому или иному деятелю, а единожды достигнутый успех гарантировал право на дальнейшее восхождение по властным ступеням…

Архаичная система государственных институтов при отсутствии реформ продолжала сковывать управленческий процесс, все более обнажая свою уязвимость. Размах событий, их трагический исход убеждал — дельных исполнителей, готовых к тому, чтобы своевременно, адекватно реагировать на подступающие проблемы, обеспечивать их преодоление, остро не хватает. Элита, погрязнув в местнических счетах, все более оказывалась не в состоянии пополнять правящее сообщество людьми, наделенными умом, образованностью, талантом. Жесткий диктат обстоятельств в конечном счете вынуждал власть в исключительных случаях отставлять в сторону знатных бояр, невзирая на их безусловное право главенствовать везде и во всем. Нужны были люди иной генерации, способные ставить заслон череде недальновидных решений, бессмысленных жертв, умевшие находить выход из тупиковых ситуаций, избавлять власть от топтания на месте. Ответом на эту потребность и стало, вопреки непреложным установкам времени, выдвижение Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина в высший эшелон государственного управления.

Глава седьмая ОПЕРЕДИВШИЙ ВРЕМЯ

Наиболее плодотворный этап служения Ордина-Нащокина длился около четырех лет (1667–1671), когда Алексей Михайлович решил поставить его во главе важнейших государственных дел. Исходя из объема и важности возложенных обязанностей, занятое Ординым-Нащокиным в то время положение соответствовало уровню премьер-министра или государственного канцлера. Функции ближнего боярина простирались от решения назревших внутригосударственных проблем до остающихся незавершенными внешнеполитических задач. Необходимо было решительными мерами преодолевать отсталость экономики, основанной на примитивных натуральных формах. Отгораживание от внешнего мира лишь усиливало экономическое отставание, а торговая экспансия извне сводила к минимуму потребности к саморазвитию.

Продвигаемые Ординым-Нащокиным экономические меры вписывались в политику протекционизма, давно и решительно проводимую в то время во многих европейских странах. Такая политика в наибольшей мере отвечала национальным интересам государств, сосредоточенных на развитии. Добиться этого было возможно лишь путем расширения внутреннего рынка, стимулируя собственное товарное производство. Ордин-Нащокин при этом считал важным оберегать выгоду промысловиков и торговцев в отношениях с иностранными поставщиками. «Ныне торговые статьи учинены великим рассмотрением, чтобы торговля происходила без ссор и без обиды; прежним компаниям быть не годиться, потому что от них больше ссоры, чем дружбы; открылось, что иноземцы торгуют подкладными (поддельными) товарами, тайные подряды делают, многими долгами русских» [44] . В данном случае речь идет об объявлении Новоторгового устава, по которому вводился пересмотренный регламент в осуществлении налоговой политики, в соблюдении строгих таможенных процедур в отношении внешних поставщиков. Было принято решение учредить особый Приказ купецких дел, задачи которого состояли в создании здоровой конкурентной среды, избавлении от бюрократической волокиты, ограждении «купецких людей» от произвола, творимого как на границах, так и в окраинных воеводствах. Путем снижения пошлин и введения вексельной системы взаиморасчетов был увеличен товарооборот через Астрахань.

44

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 12. С. 277.

Ордин-Нащокин торопился провести в жизнь намеченные мероприятия, поскольку чувствовал вражду боярской знати, монополизировавшей внешнюю торговлю, и предвидел, что его возвышение будет недолгим. Надо сказать, что причиной вражды было не только презрение аристократов к «худородному» выскочке, но и характер самого Афанасия Лаврентьевича, не упускавшего случай показать знатным невеждам свое превосходство в уме и знаниях.

В. О. Ключевский в своем очерке, посвященном Ордину-Нащокину, писал: «Ворчать за правду и здравый рассудок он считал своим долгом и даже находил в том большое удовольствие. В его письмах и докладах царю всего резче звучит одна нота: все они полны немолчных и часто очень желчных жалоб на московских людей и московские порядки. Ордин-Нащокин вечно на все ропщет, всем недоволен: правительственными учреждениями и приказными обычаями, военным устройством, нравами и понятиями общества. Его симпатии и антипатии, мало разделяемые другими, создавали ему неловкое, двусмысленное положение в московском обществе. Привязанность его к западноевропейским порядкам и порицание своих нравились иноземцам, с ним сближавшимся, которые снисходительно признавали в нем «неглупого подражателя» своих обычаев. Но это же самое наделало ему множество врагов между своими и давало повод его московским недоброхотам смеяться над ним, называть его «иноземцем». Двусмысленность его положения еще усиливалась его происхождением и характером. Свои и чужие признавали в нем человека острого ума, с которым он пойдет далеко. Этим он задевал много встречных самолюбий, и тем более что он шел не обычной дорогой, к какой предназначен был происхождением, а жесткий и несколько задорный нрав его не смягчал этих столкновений».

Историк отмечает и то, что в письмах царю и других документах Ордин-Нащокин нередко проявлял скромность, даже самоуничижение — но не выше ставил и способности своих знатных врагов, на которых постоянно жаловался. «Перед всеми людьми, — писал он царю, — за твое государево дело никто так не возненавижен, как я». Он называл себя «облихованным и ненавидимым человеченком, не имеющим, где приклонить грешную голову». При каждом столкновении с влиятельными недругами он просил царя отправить его в отставку, оговариваясь, однако, что от этого пострадают государственные интересы. Ключевский продолжает: «Афанасий знал себе цену, и про его скромность можно было сказать, что это — напускное смирение паче гордости, которое не мешало ему считать себя прямо человеком не от мира сего: «Если бы я от мира был, мир своего любил бы», — писал он царю, жалуясь на общее к себе недоброжелательство. Думным людям противно слушать его донесения и советы, потому что «они не видят стези правды и сердце их одебелело завистью». Злая ирония звучит в его словах, когда он пишет царю о правительственном превосходстве боярской знати сравнительно со своей худородной особой. «Думным людям никому не надобен я, не надобны такие великие государственные дела… У таких дел пристойно быть из ближних бояр: и роды великие, и друзей много, во всем пространный смысл иметь и жить умеют; отдаю тебе, великому государю, мое крестное целование, за собою держать не смею по недостатку умишка моего»» [45] .

45

Ключевский В. О. Исторические портреты. М., 1990. С. 128.