Орленок

Услышав словосочетание «заимки ублюдочного Юдина», я представил, каково Ольге будет жить там, где насиловали и убивали ее сестру, но опять просчитался:

— Игнат, я прекрасно понимаю, насколько мне там будет тяжело. Но в то же самое время понимаю и то, что Инна умерла только потому, что позволила себе быть слабой! Да и я до сих пор жива лишь благодаря тебе — парню, перед волей, целеустремленностью и великодушием которого я преклоняюсь.

— Толковое предложение! — сыто мурлыкнула Дайна. — Но будь я на вашем месте, приобрела бы и ядра с общеупотребительными целительскими навыками. На всякий случай. Хотя… прокачивая еще и их, вы себя загоните. Поэтому возьмем, но ближе к весне.

Я задумчиво потер подбородок, как следует обдумал перспективы столь «восхитительного» времяпрепровождения, потом поймал взгляд Кольцовой, дожидавшейся моего решения, и усмехнулся:

— Как я понимаю, коттедж мы покупали зря, раз Лазурное море, уютные спальни, горячая вода, тренажерный зал и джакузи надоели тебе всего за несколько дней.

Напарница шутку не приняла:

— Я обожаю этот домик и все, что с ним связано, но больше не хочу быть слабой. Ведь Юдин — далеко не самая страшная тварь в человеческом мире: такие, как Харитон Докукин, опаснее на порядок, если не на два. Ибо знают законы, умеют вертеть ими, как дышлом, и привыкли брать все, что захочется.

Она была серьезна, как никогда, вот я ерничать и перестал:

— Что ж, убедила: заимка так заимка. Только вылезать из джакузи прямо сейчас я не готов. Поэтому позвоню Бехтееву ближе к полудню. Потом в темпе накидаю список всего того, что может понадобиться на заимке, и нам с тобой придется сгонять в Лукоморье за покупками…

…С Бехтеевым созвонилась Дайна. Он удивился «несезонной» просьбе, но возражать, естественно, не стал. К слову, не стал загибать и цену — записав приблизительные координаты точки высадки и посмотрев это место на карте, заявил, что отвезет меня туда за все те же восемьсот рублей. Хотя, по логике, должен был запросить как минимум тысячу. Не знаю, почему, но мне это показалось хорошим предзнаменованием, и следующие полчаса я шарахался по второму этажу в очень неплохом настроении. А потом телефон ожил без участия БИУС-а, и я, посмотрев на экран, невольно вздохнул. Тем не менее, вызов все-таки принял, ибо не видел смысла оттягивать невозможное.

Как и следовало ожидать, в голосе Егора Александровича радости не было совсем. Но поздоровался он со мной довольно бодро, а затем сообщил, что находится во Владимире, и… напросился в гости!

Я невольно напрягся, но бестелесная помощница, отслеживавшая мое состояние, быстренько вправила мозги:

— Нашел, чему удивляться: ты купил этот коттедж официально, значит, теперь любой дворянин, которому захочется выяснить твою подноготную, без особого труда получит информацию из соответствующего реестра. В общем, выдыхай и отвечай — человек ждет!

Выдохнул. И ответил. В смысле, заявил, что буду рад видеть. А после того, как узнал ориентировочное время прибытия Феоктистова, озадачил Олю. Сначала сообщением о скором приезде незваного гостя, а затем и просьбой накрыть на стол в гостиной второго этажа. Сам тоже не бездельничал — минут двадцать изображал подай-принеси, ассистируя фактической хозяйке домика, а затем загрузился в «Порыв» и выехал к КПП. Встречать гостя и везти его к коттеджу.

Знакомый «Урал» продавил сплошную стену дождя ровно в тринадцать ноль-ноль, остановился впритирку к моему внедорожнику и выпустил наружу сначала дюжего водителя с зонтом наперевес, а затем и Егора Александровича. Честно говоря, появление первого испортило мне настроение — ну, не горел я желанием приглашать в свой дом абы кого, да еще и со свитой. Но оказалось, что «лишняя» личность просто-напросто помогала своему господину дойти сухим до меня, тоже выбравшегося из машины с зонтом. Таким образом, на территорию поселка я завез всего одного человека. А после того, как ехал в гараж и заглушил движок, услышал не очень приятный комментарий Дайны:

— Имей в виду, что наличию «Ёжика» он не удивился. Значит, пробивал тебя по полной программе.

Я переваривал эту новость все время, пока вел гостя в основную часть коттеджа и поднимал в гостиную. А там познакомил его с Олей, выслушал дежурные комплименты ей, дому и виду, открывающемуся из окна, усадил Феоктистова за стол, опустился в свое кресло и развел руками:

— Стыдно признаться, но в доме нет ни капли спиртного — мы его не употребляем, поэтому в день вселения, закупая все необходимое для жизни, не сообразили купить даже пару-тройку «дежурных» бутылок.

— Ничего страшного: в такую погоду хочется не спиртного, а горячего чая.

— Слава богу, его у нас предостаточно! — улыбнулась Кольцова, спросила, какой именно он предпочитает, и унеслась на кухню.

— Красивая у вас напарница. И, по мнению ее бывших работодателей, излишне резкая, непозволительно упрямая, невероятно скрытная и, конечно же, безалаберная. Правда, стоило копнуть поглубже, как оказалось, что они — скоты, каких поискать, а Ольга Ивановна — любящая сестра и не более.

— Так и есть… — спокойно подтвердил я, и мужчина виновато вздохнул:

— Я по ряду причин не умею верить людям на слово, поэтому проверяю все и вся. Проверил и вас, благодаря чему обрел стопроцентную уверенность в том, что вы не могли быть соучастником убийства Алексея, и теперь ваша бескорыстная попытка ему помочь вызывает тихую грусть и желание ответить добром за добро. Знаете, еще года четыре тому назад мой брат был самым светлым человеком на Надежде: он легко и непринужденно становился душой любой компании и радовался жизни так, что заражал своим счастьем всех окружающих. Но с тех пор, как он заподозрил супругу в неверности, свет его души сменился тьмой. Следующие года полтора Алексей жил одними детьми. Но Лиза, не занимавшаяся никакими делами рода, тихой сапой настроила их против него, и он, окончательно замкнувшись в себе, стал проводить в Пятне больше времени, чем дома. Само собой, забыл и о развлечениях. Хотя когда-то не мог жить без экстрима…

Тут в гостиную вернулась Оля, и Егор Александрович замолчал. Вернее, с благодарностью принял из ее рук чашку с черным чаем, взял обеими руками так, как будто пытался согреть ладони, сделал небольшой глоток, посмотрел в окно и грустно улыбнулся:

— Ненавижу осень, сезон дождей, шторма и холод. А Лешка любил все времена года и утверждал, что плохой погоды не бывает. Ну, а шторма просто обожал: выходил в море на одноместном гидроцикле и прыгал с волны на волну до тех пор, пока не отказывали предплечья.

К чему я все это рассказал? К тому, что сегодня утром я вдруг понял, как вас отблагодарил бы мой брат, будь он жив и знай, что вы купили себе дом у моря — он подарил бы вам свой «Шторм». Чтобы вы, как и он когда-то, беззаветно полюбили скорость, бескрайние водные просторы и ветер, бьющий в лицо…

Тут он сделал еще один глоток, очень тяжело поднялся на ноги и горько усмехнулся:

— В общем, можете считать, что я выполняю его последнюю волю. Катер вот-вот подвезут к КПП. Вместе с дарственной и всеми документами. На этом я, пожалуй, откланяюсь: простите, но вид из вашего окна вызывает слишком уж болезненные воспоминания…

…По утверждениям Дайны, Егор Александрович не играл ни в нашей гостиной, ни у КПП. Впрочем, я это и видел, и чувствовал сам: к примеру, передавая мне документы на зачехленный восьмиметровый катер, Феоктистов старался на него не смотреть, а если случайно натыкался взглядом, то либо багровел от лютой ненависти к жене брата, либо таращил глаза, пряча слезы. В общем, отказаться от этого подарка я просто не смог. И не смог спросить, что стало с этой тварью. Хотя хотелось настолько сильно, что я боролся с этим желанием даже тогда, когда «Урал», плавно тронувшись с места, повез своего хозяина к трассе. А потом огромный внедорожник пропал из поля зрения, и мне пришлось решать новую проблему — созваниваться с Треповым, выяснять, что нужно для того, чтобы завезти катер в эллинг, ждать полторы минуты, принимать вызов старшего смены службы охраны поселка, цеплять прицеп к «Порыву», встречать видавший виды темно-серый «Мастиф» и ехать за ним к месту, принадлежащему мне согласно договору купли-продажи коттеджа.