Орлиное гнездо
Шрифт:
Корнел раздумывал несколько мгновений – а потом ответил:
– У нас есть несколько свободных лошадей – их седоки мертвы; я дам вам их. Вы успеете уйти!
– Ты разве один их стережешь? – усомнился предводитель отряда.
– Сейчас – один, - гордо ответил Корнел. – Князь ничего не опасается! Кто здесь посмеет тронуть нас - ваши города теперь наши!
– А с тебя не спросят? – изумилась Марина.
– У нас своих не так считают, как врагов, - и наши потери еще не подсчитывали, - отозвался Корнел.
Сил изумляться и спорить у беглецов не осталось – и вскоре, благодаря
– Скажи моей Иоане, что я люблю ее, - горячо потребовал Корнел у Марины. – Что все, что я сделал и делаю сейчас, я делаю во имя ее!..
“Что сделал – разорил и залил кровью нашу землю?..”
– Скажу, - пообещала Марина.
Их спаситель улыбнулся.
– Я приду к моей жене во что бы то ни стало! – поклялся Корнел.
“Безумец – не хуже Дракулы!”
Они поблагодарили Корнела и попрощались с ним – и умчались, понимая, что спасло их истинное чудо.
Когда войско осталось далеко позади, Марина спросила мужа, задыхаясь от скачки:
– Ты что – сносился с этим мальчишкой и сказал ему, что этим путем бежит моя сестра?..
– Нет, - ответил тот, все еще вспоминая Корнела и дивясь. – Как бы я мог! Я и не знал о нем: к нему подобрался кто-то от твоего отца! Ловок же боярин!
– Отец ведет какую-то игру, - прошептала Марина, откинувшись на грудь мужа. – Я не понимаю - и даже ты не понимаешь, на что она нацелена…
========== Глава 17 ==========
Замок Кришан вновь увидел свою боярышню оборванной, истощенной, черной, как погорелица; таковы же были все ее спутники. Марина, к тому же, жестоко простудилась. Она кашляла взахлеб, когда ее снимали с коня; муж на руках понес боярскую дочь в замок. На полпути навстречу им выбежали Катарина и Раду.
Боярин бормотал слова благодарения не то небу, не то еще каким-то силам за спасение детей; он гладил нелюбимую дочь по рукам, по щекам, и по старому лицу его катились слезы. Потом Раду забрал Марину у мужа и понес ее домой – довольно еще сильный, чтобы нести молодую крепкую женщину без устали. Катарина осталась хлопотать над зятем и его слугами.
Когда Марину внесли в большой зал, туда вбежала Иоана – в белом платье, с распущенными волосами. Она была прекрасна, как нетронутая роза, - ангельски хороша рядом со своею сестрою. Иоана бросилась к Марине, плача и бормоча благодарения; Марина села, опираясь на руку отца, и две сестры, светлая и черная, обнялись.
– Теперь вы можете меня пустить, - кашляя, сказала наконец Марина, высвободившись из объятий сестры. – Я еще не так немощна! Сама взойду наверх!
– Нет уж, я тебе не позволю!
Иоана повела сестру наверх, обвив рукою ее стан; Марина, несмотря на свои уверения в крепости, тяжело оперлась на нее.
Иоана проводила сестру в ее спальню – а сама, устроив ее в кресле с подушкой, которую покупала свекру, поспешила распорядиться о горячей ванне для Марины. Отец думал и турецкие бани к замку пристроить: но едва ли это успеется теперь… Какое жестокое время!
Она сама раздела сестру и стала мыть ее,
взяв намыленную тряпицу; Марина покорно сидела под ее руками, хотя прежде не допустила бы такого самоуправства над собою. Иоана с болью заметила, как Марина исхудала, - все ребра можно было пересчитать…Между тем госпожа Кришан подготовила для дочери спальню – ей перестелили постель, заправив чистым надушенным бельем; в комнате жарко затопили камин. Мать хотела тут же наброситься на Марину с расспросами: как они спаслись, что с ними приключилось дорогой? Но боярин удержал жену – пусть Марина отдыхает: еще будет время выведать все после.
Он очень надеялся.
Пока устраивали больную дочь, Раду хорошенько допросил зятя: и остался весьма удовлетворен. Весьма! Хотя, когда дело шло о Дракуле, удовлетворение всегда шло бок о бок с жестокой тревогой: потому что валашскому князю могло ударить в голову что угодно и когда угодно. Его прозорливость выходила за границы обыкновенной человеческой проницательности – хотя пока что ему не удалось обставить по этой части Раду Кришана…
А покамест Марину отвели в постель; Иоана села над нею, потому что больная, казалось, хотела видеть одну ее. Или же не хотела сейчас видеть никого. Но влечение крови говорило помимо разума, помимо желания: истинно неразрывные узы – в отличие от брачных!
Иоана накормила Марину горячей похлебкой – начала давать ей с ложки; потом Марина раздражительно отняла у сестры миску и принялась есть сама. Иоана ждала, глядя на нее и радостно, и скорбно. И сколько вопросов просились ей на язык, как осы жалили его, побуждая заговорить!
Наконец Марина отставила пустую миску и простерлась на постели, со счастливым видом человека, злоключения которого остались позади. Она готова была уснуть; но когда Иоана нежно и настойчиво взяла в свои руки ее жаркие руки, Марина посмотрела на младшую сестру и шевельнула губами.
– Я…
– Что? – склонилась к ней Иоана. – Что, милая сестрица?
– Я счастлива снова видеть тебя, - прошептала Марина, улыбаясь. – Как же чудесно мы спаслись!
– Марина… - Иоана не смогла долее молчать. – Скажи мне: не встречала ли ты Корнела? Я уже знаю, какой страх ты претерпела, и не буду тебя терзать расспросами… но ведь Корнел любимый отрок господаря, неразлучный его дружинник… Он должен был быть при нем!
Марина закрыла глаза, чтобы не глядеть на сестру.
– Нет, его я не встречала… Мы свели коней у княжьего войска, которое отдыхало в поле после битвы, - прибавила она с усилием, чтобы хотя бы немного удовлетворить Иоану. – Нас спас случай и милосердие Господне… Из города мы вышли подземным ходом, известным монахам.
– Как удивительно, - прошептала Иоана, складывая руки. – Поистине милосердие Господне!
Потом она умолкла и опять внимательно воззрилась на Марину.
– Мне… мне все же удивительно, что ты не встретила моего мужа, - проговорила Иоана. – Ведь он должен был быть…
И тут Марина вспылила:
– Да что мне – в лицо было этим псам каждому засматривать? Понимаешь ли ты, что мы едва не попали на кол?..
Брови Иоаны сошлись.
– Да, - резко сказала она. – Прости мой язык, сестрица. Теперь я оставлю тебя - поправляйся.