Орлиное гнездо

Иоане удалось заснуть снова.

Они проснулись вечером – Иоана открыла глаза и увидела, что Корнел улыбается ей, глядя из-под сонных век.

– А что я видела, - вздохнула она, обнимая его. – Видела Марину: будто она нечистый дух, вампир!

Муж вздрогнул, приподнявшись и уставившись ей в глаза.

– Ты об этом не думай, - сведя брови, сказал Корнел. – Это сатана тебя смущает!

– Сны много говорят правды, - печально сказала Иоана.

Она уже и не понимала – сон ли видела, явь ли; но только встала и начала искать гребня, чтобы расчесать волосы. Отец должен был вот-вот прийти от короля. Если с ним не приключилось чего-нибудь…

И тут Иоана услышала испуганный возглас Корнела.

– Погляди-ка, жена!

Иоана быстро обернулась - и выронила от страха гребень. На простынях, на которых они спали, остались кровавые пятна.

– А это не ты?
– спросил Корнел.

Иоана спала в сорочке, но на сорочке следов не осталось.

– Я беременна, - напомнила она мужу. – У меня ничего не может быть!

Пятна удивительно походили на след человеческой руки, на оттиск пяти пальцев и ладони.

Супруги в испуганном молчании оделись и покинули комнату. В коридоре увидели отца Иоаны, который сидел на табурете, подперев щеку рукою.

– Вот и вы, - мрачно улыбнувшись и блеснув глазами, сказал он, - дождался!

– Отец, что же ты не вошел? – воскликнула Иоана.

Догадавшись, она покраснела.

– Не хотел вас смутить, - ответил Раду Кришан. – А я принес добрые вести – только как рассудить, добрые ли! Король меня сегодня не принял: я долго сидел за дверями… а потом от него вышел слуга и сказал, что нам велено прийти завтра, вечером. Всему семейству! Вы уж покажите себя хорошо!

Иоана схватилась за руку мужа.

– Непременно покажем! – сказала она.

========== Глава 31 ==========

Иоана надела лучшее свое платье, зеленое шелковое, с вышитыми золотом листьями; волосы, конечно, скромно покрыла уложенным складками белым покрывалом с золотой нитью. Корнел оделся как обычно – валашским воином, который слепил глаза блеском вооружения.

Боярин сам пришел оценить их вид, после того, как оценил вид сыновей, которыми остался удовлетворен… и особенно не занимался.

И изумил Иоану своим советом – вернее говоря, приказом:

– Подбрей брови.

Иоана всегда гордилась своими бровями, прекрасно изогнутыми и черными, как перья вороненка, - как и всем своим обворожительным лицом, и телом; и мысль о том, что ей придется расстаться с этими двумя украшениями своего чела - то лукавыми, то надменными вестниками каждого каприза, каждой мысли, - привела ее в ужас и негодование.

– Никогда!

Боярин крепко взял ее за плечо и властно посмотрел в глаза, приподняв голову за подбородок:

– Сделай то, что я велю, дочь моя. Ты умница и поймешь, почему я этого пожелал, - король большой приверженец мод и внимателен к вещам, которые обыкновенно замечают только женщины… В своих дворцах он провел больше времени, чем его отец в походах и боях. Венгерские жены подбривают брови, чтобы лоб казался выше, - и ты последуй их примеру. Может быть, это скроет твою красоту на время, - но вскоре солнце снова выглянет из-за туч…

Иоана заулыбалась, начиная понимать мысль отца.

– Ты хочешь, чтобы мы предстали Корвину несчастными, нуждающимися, - а я тронула сердце короля и не вызвала его похоти и ничьей другой…

Боярин поперхнулся, услышав такие слова; но потом кивнул и с удовольствием потрепал Иоану по щеке.

– Золото мое!

Для того, чтобы испортить дочери брови, боярин хотел послать за цирюльником, но Иоана отказалась от таких услуг – и сосредоточенно занялась собою сама, перед зеркалом, с серебряными щипчиками. Если уж избавляться от бровей по моде Буды, то так, чтобы долго не отросли.

Корнел, которого ни о чем не предупредили, был неприятно поражен такой переменой в ней, но после нескольких смущенных слов жены понял, в чем дело. Он был смышлен, и его ум только изощрялся со временем.

Раду Кришан тоже оделся тщательно – но траурно: в черный бархат, в котором он, почти совсем седой старик, казался одновременно и величественным, и согбенным горем. Они были красивы и значительны, это семейство, - эти орлы, изгнанные из родного гнезда и нашедшие убежище у воронов.

Корнел и Иоана шли, держась за руки, хотя здесь было не принято так ходить: но боярин не запрещал им. Этот жест был более трогателен и красноречив, чем свадебные венки на молодых головах.

Алебардщики у дверей пропустили их, как только они назвали свои имена, даже не обыскивая; это могло показаться молодой беспечностью короля – или необыкновенной его уверенностью в своих силах.

Или это был дружественный жест – жест, вполне подобающий Справедливому королю и миротворцу.

Возможно, дело было и в том, и в другом, и в третьем. Уверенность намного легче питается воображением, чем действием, которое такого правителя, как Матвей Корвин, может жестоко разочаровать… Королю Венгрии семнадцать лет – столько, сколько было Владу Дракуле, когда тот вступил на престол в первый раз, вынеся годы испытаний турецким пленом, которые сломили бы любого обыкновенного и многих незаурядных смертных… Корвин тоже вынес немало в борьбе за свой трон – и борьба далеко еще не окончена; но эти две натуры и два пути, как и избираемые ими способы, совершенно различны.

Раду шел, не замечая роскоши дворца и внимания толпившихся в залах придворных, - шел, опустив голову, как и подобало горевестнику. За ним в покорном молчании следовали дети. Впрочем, им, скорее всего, и придется молчать: едва ли его величеству понравится пробираться через рытвины в их венгерской речи. Как король не любил преодолевать рытвины, в которых ломали ноги лошади турок и валахов, расставляющих ловушки армиям друг друга и соперничающих в этом до полного взаимного истощения – и со все большим успехом наставляющих друг друга в дьявольских жестокостях.

Гости вошли в тронный зал и сразу увидели короля, восседающего на высоком престоле, - он был один, не считая нескольких прислужников и охраны, стоявшей у входа. Это был молодой и стройный белокурый человек, чьи густые волосы волнами ниспадали на плечи, с белой кожей, приятным и умным лицом. Одет он был богато, но немногим более, чем Раду Кришан: это можно было назвать одеянием и на венгерский, и на валашский манер, синий бархатный кафтан и шелковая мантия с драгоценной застежкой. Но первым гости заметили не это – а то, что на короле не было короны.