Орлиное гнездо

Хотя, конечно, Корнел знал, что Андраши воспылал страстью к его жене, - и оттого готов был убить венгра, какой бы закон ни встал на его защиту. Иоана нисколько не сомневалась в этом. Однако об их с графом объяснении Корнел не прослышал.

Иоана заподозрила, что тут целый придворный заговор против валашского витязя - и как бы не с участием самого короля, который был ничуть не худшим интриганом, чем Бела Андраши! Однако она ничего не могла ни узнать, ни поделать. Двор его апостолического величества плодил, пожалуй, еще более ядовитых змей, чем палаты валашского князя: и чем более изощрялись умы, тем тоньше становились и яды.

Перед тем, как им сесть в экипажи и на лошадей и тронуться обратно, Иоане передали письмо: без подписи, но подписи было и не нужно.

“Моя возлюбленная госпожа!

Я сейчас отбываю из страны по поручению моего короля – мы с вами долго не увидимся, и я увожу с собою только ваш ослепительный образ. Ваша смелость, необыкновенная в женщине, ваш ум, ваша красота, какой не встретишь даже при лучших дворах Европы, - все это навеки сделало меня вашим рабом. Но даже будь вы не так отважны, красивы и умны – все равно я любил бы вас. Это встреча двух душ, предназначенных друг другу небесами.

Сударыня, не скрою от вас, что положение вашего супруга очень непрочно: теперь он обласкан королем, но вы, с вашим зорким сердцем, не можете не понимать, какова натура его величества. Увы, госпожа, все короли похожи, каковы бы ни казались неискушенному взгляду: они милостивы только тогда, когда им это выгодно. Корвин замечательный образец европейского монарха с ледяным умом: он любит столкнуть между собою соперников, в чьей схватке заинтересован, сам оставаясь в стороне, - а потом насладиться плодами чужой победы.

Быть может, ваш свирепый князь не таков – я слышал, что Дракула служит Венгрии даже в ущерб себе, как это свойственно восточному человеку, и сражается в первых рядах своих войск, не щадя живота своего; но ведь вы изменили Дракуле, не так ли? Ни в коей мере не виню вас в этом – в вас побольше благоразумия, чем в доброй половине ваших кровожадных соотечественников. Однако ваш муж, насколько мне видится, недалеко ушел от них. Кровавые призраки прошлого ходят за ним по пятам; сотни душ, загубленных этим витязем с восточной страстью, не считающейся с чужими жизнями, взывают об отмщении. Разве я не прав?

Корнел Испиреску живет сердцем, а это непростительно для человека, занимающего высокое положение. Впрочем, его высокое положение – химера… Если ты сам не можешь управлять своими страстями – этим воспользуются те, кто способен управлять страстями других. Или, может быть, вы, православные валахи, находите наслаждение в подчинении чужой воле?

Однако я сбился с мысли: видите, и я теперь живу сердцем, но мною руководит высокая любовь, Иоана, а не грубые страсти, которые скоро разорят вашу страну дотла, если ваши благородные мужчины и женщины не научатся их обуздывать. Вы слышали, что Дракула отказался платить дань Турции, разом, во всех ее видах? Это слишком дерзкий и опрометчивый шаг для такой маленькой страны!”

Иоана ахнула, оторвавшись от письма. Потом, с бешено бьющимся сердцем, снова впилась в послание глазами.

“Турки, конечно же, в долгу не остались: и если кто-нибудь не потушит это пламя, скоро ваша Валахия превратится в бесплодную пустыню.

Я слышал, что на пути турок князь Дракула выжигает собственные земли и разоряет селения, отравляет колодцы, сваливая туда человеческие и конские трупы. Мне представляется, что он уничтожит свой народ скорее, чем это сделают завоеватели.

Какое счастье, что вы, дорогая, бежали из этого ада раньше, чем он поглотил вас! Конечно, ваш безрассудный супруг присоединился бы к Дракуле в его разрушительной борьбе – и пал бы напрасною жертвой: Дракула рубит сплеча, когда требуется дипломатия. Может быть, что он очень умен, - но он настолько же и безумен. Такие люди не удерживаются надолго там, куда заносит их собственная отчаянная храбрость. Однажды Дракула уже был низвергнут. Вы понимаете, что, говоря о господине, я сейчас подразумеваю и раба?

Именно раба: ибо вы служите своим владыкам таким образом и иначе не умеете. Корнел Испиреску по-прежнему раб своего князя – прошлое держит его в плену и никогда не отпустит.

Я мог бы сказать вам и больше, что подсказывает мне чутье – и что узнали мои осведомители: но удержусь от этого, так как ваше душевное спокойствие мне дороже всего. Я не стану обвинять человека в грехах, отвратительных любому христианину и мужчине, не выяснив наверняка обстоятельств его преступлений. Этим западный суд отличается от восточного.

К чему же я веду?

Я знаю, госпожа, что вы и ваша семья – некогда славное, а теперь поруганное семейство Кришан – страстно мечтаете низложить князя Цепеша. Он отягощен бесчисленными преступлениями не только против собственного народа, а против всего рода человеческого!

Скажу вам, что примкну к вам с готовностью и охотно присоединю к вашим мечам мой собственный меч, а к вашим голосам – мой собственный голос. Мне, с моим положением и давними связями при дворе, известны также некоторые претенденты на валашский престол, имена которых скрываются от вас и от вашего мужа, госпожа Иоана, - так как вы не более, чем пешки в большой игре Корвинов. Надеюсь, у вас нет заблуждений на этот счет?

Что вы скажете, любовь моя? Вы и я можем вместе решить судьбу вашей Валахии, вернув ей процветание!

Шепну вам больше: я знаю, что в вашем лишенном всякого порядка княжестве могут править даже незаконнорожденные властители, а имена таких искателей неизвестны непосвященным тем более. Я кое-что слышал о происках вашего высокочтимого отца… вот уж кто действительно ловок! Великий боярин Раду Кришан – один из немногих валахов, пред чьим государственным умом я преклоняюсь. Однако вам, своей дочери, он, конечно же, ничего не открыл. Это могу сделать за него я.

Нет, госпожа, - я не заманиваю вас в западню лживыми обещаниями; но я и не бескорыстен. Вы знаете, какой сладостной награды я жду. Однако я не покушаюсь на вашу добродетель – для этого я слишком уважаю вас.

Я жду награды законной. Я мечтаю поцеловать вас перед алтарем, перед лицом моего государя, как мою невесту: хотя ваш подвенечный покров будет полит вдовьими слезами… Увы, сударыня, это неизбежно! После того, что я узнал о князе и о вашем супруге, я не сомневаюсь в страстной ненависти Корнела Испиреску к бывшему его властелину: однако это чувство слишком разрушительно, чтобы не сгубить и самого ненавистника. Может быть, король Корвин воспользуется Корнелом, чтобы пленить Дракулу и в цепях, босого и смиренного, привезти валашского господаря в Буду или Пешт. Но только Корнел после этого сойдет с ума. Как вы думаете – что будет испытывать такой человек, как ваш неистовый валах, когда рядом с ним окажется преданный и униженный им государь? Или, еще хуже, - что станется с Корнелом, если по его вине князь Валахии погибнет?

Я знаю, что так и будет: свершится это преступление, придет и наказание. Вы не остановите его, и ваш супруг не остановит себя, потому что таков ваш рок.

Скорее всего, Корнел, отслужив свое, окажется в немилости у короля-ворона. Таков Корвин. Если же нет, ваш супруг найдет смерть в бою – и ни королевская воля, ни ваша любовь, ни его любовь к вам не удержат его от того, чтобы самому покарать себя. И кто знает – не поделом ли?

Я не святой, моя госпожа. Но рядом с вашим мужем я могу назвать себя святым – если верна хотя бы половина моих догадок о его прошедшем и настоящем, которые он, конечно, таит от вас, своей жены. Счастье, если Корнел погибнет как воин: если его не осудят на смерть те, кто властен в более высоких вопросах, нежели мы с вами.