Орлиное гнездо

Госпожа обнаружила, что спят все трое – и оба мальчишки, и нянька. Мария дремала, устроив растрепанную рыжеватую голову на круглом локте, которым опиралась на колыбельку Раду. Здоровое розовое лицо венгерки было безмятежным. У Иоаны защемило сердце, когда она подумала, что у этой женщины, охраняющей сон ее сына, нет и не было мужа: хотя грешки слуг не так считались и замечались, как прегрешения господ, которые во всем должны были подавать пример низшим.

Иоана подумала немного, потом перекрестила свою помощницу – на свой манер, по своей вере.

– Господь с тобой… Прости нас!

Она осторожно проверила Раду, сухой ли он, потом на цыпочках вышла – позже, под утро, она еще раз зайдет, когда настанет время его кормить.

Католическое Рождество наступало раньше православного, но в Валахии его праздновали одновременно с католиками. Раду Кришан остался до самого конца года – старший сын, как и брат боярина, остались в Сигишоаре: Петру готовился обзавестись там семьей, как поведал Раду. Несколько раз Раду одного приглашали к королю.

Корнел тоже оставался с родными. Они провели праздники в семейном кругу, спокойно и даже счастливо.

Потом неожиданно стряслась беда – небольшая, но весьма чувствительная для их скромного дома. Занемогла служанка Мария – молодая, крепкая селянка, до сих пор никогда не страдавшая ничем, даже зубами, и, по слухам, не имевшая даже никаких детских болезней. Это было похоже на чуму: хотя о чуме в их квартале в эти дни не слышали. К служанке пригласили врача, но он ничем не смог помочь.

Мария умерла – она не заразила больше никого, даже детей, но сама сгорела как свеча. Свежее полное тело перед смертью истаяло и издавало зловоние, точно труп.

Иоана плакала, как будто у нее умерла дорогая родственница, - хотя эта женщина была чужеземка, простолюдинка и ей враг.

Марию погребли тихо, но достойно, - а ее сынишку пристроили на воспитание в католический монастырь.

– Там ему будет лучше, чем у нас, - сказала Иоана мужу. – Там он будет у своих!

И она, и Корнел не произносили вслух того, что было на уме у каждого, что мучило их. Предав свою веру, своего князя, отказавшись от исповеди, они навсегда сделались чужими своим – как навсегда останутся чужими и для чужих. Они отворили свои двери всякому злу.

Иоана переночевала с этой мыслью – а утром проснулась какая-то горько утешенная и поведала мужу, что знает, какое дело замышляла Мария перед своей смертью.

– Она хотела предать нас, - сказала Иоана. – Она несколько раз набиралась на это отваги – и отступала, боясь тебя; решилась только перед самым Рождеством… Марию замучила совесть, она сочла, что больше не может терпеть наше ведьмовство! Она хотела выдать своему духовнику все тайны нашего дома, думая, что, отправив нас на костер, искупит этим великий грех служения нашей семье… не говоря о таких грехах, тоже великих, но мелких рядом с этим, как рождение ребенка вне брака!

Иоана говорила с омерзением, сжимая и разжимая пальцы. Корнел слушал с такой же гадливостью. Он не спрашивал, откуда Иоане открылось все это.

– Католики! – только и сказал он.

Потом покачал головою и прибавил:

– Слава Господу, что посылает своих демонов вершить правосудие! Мария умерла вовремя – пока не взяла на свою душу истинно несмываемый грех!

– А мы-то? – спросила Иоана. – Можно ли чем-нибудь смыть наши грехи?

Корнел положил руку на ее голову, на шелковую повязку поверх уложенных короной черных кос.

– Католики верят, что грехи смываются кровью, - мрачно проговорил он. – Что грехи Христова воина, рыцаря креста, смываются кровью неверных в священном походе… Я теперь…

Он прижал руку к сердцу.

– Это не наше, - с глубоким волнением сказал Корнел. – Я чувствую теперь, словно Бог учит меня или мой князь учит меня: как мог бы сказать господарь, не испытав порчи, которой он подвергся! Война ведется ради мира и любви, и пролитие крови не может быть священным, чья бы она ни была!

– Но ведь ты хочешь отвоевывать Царьград, - сказала Иоана. Корнел рассмеялся.

– Скажи лучше – грежу, - отозвался он. – Это как детский сон! Едва ли и молодой король когда-нибудь расщедрится на такую войну – для него это тоже детский сон, ведь мы с Матвеем ровесники!

– И о битвах ты мечтаешь, - сказала Иоана.

Корнел кивнул.

– Да, - сказал он, сияя детской улыбкой. – Таков уж я!

Да: таковы именно православные, подумала Иоана. Таковы именно лучшие дети Валахии!

Они обнялись, и обоим, как земля обетованная, предстали белые стены и золотые купола под розовеющим небом. Над Царьградом разгорался восход.

– Когда-нибудь, - очень серьезно сказала Иоана, - Господь простит и обнимет нас всех.

* Евангелие от Матфея.

* Денежная единица Венгрии: речь идет о золотых форинтах Матьяша I.

========== Глава 37 ==========

Вскоре после смерти Марии – которая вызвала шепоток среди прислуги, как своих, так и венгров, но на самом деле была не так уж и удивительна – Раду Кришан опять засобирался… домой. В Семиградье. Теперь никто из них, гонимых судьбой, не мог бы сказать: где их настоящий дом.

Иоана видела, как отец постарел, замечала, что путешествия даются ему все тяжелее. Но чем больше дряхлела плоть господина Трансильвании, тем жарче, злее горел его дух. Этот костер получал все больше пищи. Иоана знала, что отец не умрет, не закроет глаз, пока не увидит их отомщенными, а свой род – в былой славе…

Таковы мужчины, таковы особенно благородные мужчины, временами горько думалось ей. Они не успокоятся, пока не добьются своей цели, в чем бы та ни состояла – и скольких бы жизней ни стоила! Вот в чем причина всех войн!

Но разве сама она не благородной крови – разве может она примириться с их положением, с их унижением? Оставить неотомщенными деяния князя?

Никогда! Иначе Иоана будет не лучше простолюдинов, что только и могут жить по Писанию, прощая врагов, которым не могут вредить, и смиряясь с тем, куда гонят их то западные, то восточные владыки.

Иоана с великим сожалением простилась с отцом, который посетовал, что она, со своим маленьким сыном, не может приехать на свадьбу брата, готовившегося сыграть ее в Пасху. Петру Кришан женился на трансильванской венгерке – но на венгерке православной: и такие тоже бывали. Раду и Петру гордились тем, что вместе подыскали ему такую партию. Невеста Петру была благородного происхождения, но гораздо ниже жениха… впрочем, если Кришанам удастся осуществить задуманное, ее происхождение почти не будет иметь значения. Оно забудется: как забывают девичьи имена все женщины, переходящие в род мужа.