Осада Чигирина

– Голубчик, здесь людей хватает, у тебя другая задача. Бери мужиков, с подводами и езжайте на склады. Везите порох, и ядра. Вон туда.

И Гордон показал рукой в самый конец стены. Это место находилось в глубине двора, и туда не могли долететь татарские бомбы. Там уже стрельцы соорудили канатные дороги, и дружно тянули вверх бочки с порохом и ядра. И затем короткими перебежками разносили по позициям. Десятки тысяч турок кричали «алла», «алла», и грозное эхо неслось над полем. Тёмная масса врагов, словно морская волна, в шторм, яростно била в стены крепости.

Ефим понимал, что сейчас от него многое зависит, и рванул к лошадям. Четыре подводы, и десяток мужиков, дружно погоняли коней, и неслись к складам. У Ефима от быстрой езды, перехватило дыхание. До обеда защитники выносили со склада бочки с порохом, грузили на телеги и везли к стенам. По пути несколько телег разорвало в клочья, от попадания турецких бомб. Прогремел взрыв такой силы, что ударной волной Ефима отбросило метров на десять, и, падая, он ударился затылком об деревянный помост. Теряя сознание, пальцами успел нащупать на голове кровавую рану, и отключился. Открыл глаза, после того, как в нос ударил запах сивухи. Его голова лежала на коленях у казака, и тот делал Ефиму перевязку.

– Живой? Значит не скоро увидишься с костлявой, парень.

Немолодой казак усмехнулся и, оставляя Ефима возле телеги, побежал к своим. Ефим не успел спросить, как зовут своего спасителя, и, кряхтя, уселся на доски. Голова раскалывалась на части, перед глазами застыл туман. К нему подбежал знакомый стрелец, из склада, и похлопал по плечам.

– Всё перевезли, полковник доволен. Как же тебя так угораздило?

– Не знаю, – ответил Ефим, чуть слышно. – Дай воды, в горле пересохло.

Стрелец вытащил флягу и снял крышку. Ефим припал сухими губами к фляге, с жадностью глотая, холодную, ключевую воду.

– Эй, эй, казак, много не пей, хуже будет.

Стрелец вырвал из рук Ефима флягу и спрятал.

– Видишь телегу? Это последняя. Садись, и сопровождай. Нам нужно к своим.

– Много пороха осталось?

– Хватит. Если взорвать, одним махом, половина города превратится в пыль и песок.

Стрелец помог подняться Ефиму и подвёл к подводе. Ефим хромал, на правую ногу, и от боли скрипел зубами.

– Отлежись, парень, завтра будет получше.

– Если наступит завтра, и татары не ворвутся в город.

– Типун тебе на язык. Трогай.

Стрелец отдал поводья мужикам, и ударил в бок лошадь. Та вздрогнула и медленно побрела по улице. Бомбёжка прекратилась, и в небе светило солнце. Ефим чувствуя, как от тряски, голова начинает ещё больше болеть, пульсировать, отдавая тупой болью в виски, спрыгнул на землю и, придерживая рукой телегу, медленно переставлял ноги. Заметив выдолбленный в камне колодец, Ефим подошёл к нему и из ведра умылся. Это был единственный колодец в городе, с питьевой водой. И казаки тягали вёдра: в лазарет, для раненных, и на стены, для защитников. Полковник Гордон стоял возле узких бойниц, и Ефим сразу узнал его по белому шарфу. Подойдя к лестнице, он увидел Игната и махнул рукой, чтобы тот к нему спустился. Игнат сбежал вниз, подхватил Ефима и помог подняться.

– Где же тебя так, голубчик? – спросил Гордон, удручённо кивая головой.

– Снаряд угодил в телегу с порохом.

– Слышал, слышал, стрельцы говорили. Ну, тут тебе делать нечего. Справимся без тебя. Иди, отдыхай.

Ефим хотел возразить, но взгляд Гордона был неумолим.

– Пошли, пошли, есть у меня мазь. Чудодейственная. Сейчас помогу тебе, – сказал Игнат, и, взяв под руку Ефима, спустился с ним, и поковылял с раненным товарищем к казарме.

– Видишь, турки притихли. Перегруппировку делают. Время есть, и нам чуток перевести дух. Не видел ты, как полковник разил турок, Ефим. Человек в возрасте, а любому казаку фору даст. Сильный человек. Мужественный.

В казарме Игнат размотал тряпку, с головы Ефима, смыл холодной водой кровь, и наложил с баночки мазь. У Ефима в затылке стало холодно, и пульсирующая боль, через минуту угасла.

– Мать дала, она у меня знахарка, – сказал Игнат. – День, два, и будешь как малосольный огурчик. Только руками не трогай, чтобы не занести инфекцию.

– Спасибо, дядько Игнат.

Ефим улёгся на подложенный под голову жупан, и закрыл глаза.

– Дядько Игнат, сколько турок на тот свет спровадили?

– Ой, Ефимушка, не бачив ты, как шайтаны эти, по лестницам лезли. И горячей смолой их поливали, и саблями рубили. Нет конца басурманам. На место одного убитого, десяток новых. На сотню порубленных, тысяча. И наших убитых и раненных, не сосчитать. И похоронить не можем. Слыхал, что хотят сделать на один день перемирие, чтобы трупы убрать. Турок видимо, невидимо, у стен лежит. Стон и крик стоит такой, что пробирает до мурашек. Я турецкий язык не знаю, но и так понятно. Сколько люду полегло, сынок. Хай Бог милуе и рятуе.

Он быстро перекрестился и тяжело вздохнул.

– Оставайся, пойду обратно. Вечером свидимся. Лучше всего постарайся уснуть. Хотя бы на часок, другой.

Игнат пожал руку Ефиму и укрыл лежащей сбоку стрелецкой курткой. У Ефима глаза слипались, и он незаметно для себя, задремал. После обеда турки продолжили обстрел, и до вечера не стихала канонада. Казаки и стрельцы, измученные, голодные, не заметили, как на землю спустились сумерки. Только зарево в турецком лагере, от пылающих шатров, освещало поле битвы, как днём. Над Каменной горой до поздней ночи не прекращался гул и рёв. Слышался скрежет сабель, вой янычар, свист пуль и снарядов.

* * *

На следующий день Ефим уже стоял в строю, и вместе с пушкарями, обстреливал турок. Турки ринулись на новый штурм, и всю артиллерию за ночь, перенесли на Чигиринскую гору. Это была для них более выгодная позиция, и ядра летели в главные ворота замка и в южную городскую башню. В пушечной дуэли сохранялось равновесие, и защитники крепости, не менее яростно, отвечали туркам. Турецкие бомбы разнесли конюшню, она загорелась, и едкий дым заполнил площадь, и ближайшие улицы. Чтобы легче дышать, стрельцы и казаки мочили тряпки, и закрывали лица. Полковнику Гордону доложили, что турки тащат к главным воротам стенобитный таран, и вот-вот начнут выбивать ворота.

– Стрельцы! – закричал Гордон, и поднял вверх шпагу. – Покажите басурманам, где раки зимуют. Не дайте ворваться в город, и поджечь бочки с порохом.

И тут же загромыхали главные ворота. Дубовые доски трещали, и едва не лопались от бесконечных ударов железного тарана. Десяток стрельцов ринулись к воротам, вытаскивая мушкеты, на ходу целясь в первых турок, которым удалось протиснуться в узкие проломы. Ефим высунулся из бойницы и направил мушкет на тех турок, кто держал и толкал вперёд таран. Один выстрел, второй, Ефима поддержали казаки, и несколько человек свалились замертво, прямо под колёса тарана. Другие завидя, что представляют лёгкую мишень, спрятались за толстые брусья, и залегли в глубокий ров. Ещё до осады его выкопали защитники крепости, чтобы на пути турок, имелось серьёзное препятствие. Таран медленно откатился назад и замер. И тут же громкие, радостные крики, со стен, загремели над испуганным врагом. Игнат замахал кулаком и крикнул: Наелись свинца, собаки. Кому мало, налетай, добавлю.