Осада дворца

— Это они так ультиматум о сдаче обсуждают. — с ужасом подумал он, — а покамест...

— Так значит, Андрей Иванович, что же вы предлагаете ответить на эту бумагу ? — спросил человек, читавший ультиматум.

— Я предлагаю совсем не отвечать на это странное требование... Это — единственное средство сохранить достоинство носителей народных полномочий, — уверенно сказал тот же солидный голос.

— Все это очень хорошо, разумеется, насчет народных полномочий, — медленно сказал военный, только-что известивший Временное правительство о разрушительной силе снарядов «Авроры». — А покамест мы обсуждаем ультиматум, большевики, нужно полагать, занимают Главный штаб.

Юнкер в изодранной гимнастерке, с винтовкой в руке, пробежал мимо Миллера, где-то за углом в глубине коридора распахнул двери в комнату заседаний Временного правительства и вытянулся на пороге, поднеся руку к козырьку.

— Генерал-квартирмейстер Параделов просит известить Временное правительство, что Главный штаб занят большевистскими войсками!

В ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ КРЕПОСТИ

Комиссар Петропавловской крепости Лобачев, за подписью которого, был послан ультиматум, ждал ответа из Зимнего дворца: часы показывали двенадцать минут седьмого, — до истечения указанного в ультиматуме срока оставалось восемь минут.

Комиссар сунул часы в карман и вытащил кисет с табаком и трубку.

— А ведь, должно быть, не один я сейчас считаю минуты, — подумал он. — Еще семь... шесть... пять минут и...

Дверь распахнулась.

— Товарищ Лобачев, крепостная рота отказывается стрелять!

Комиссар вскочил, сделал шаг вперед, вспылил было, но сдержался и спросил, не повышая голоса.

—- Почему?

— Говорят, орудия заржавлены... Говорят, пускай сам комиссар из таких орудий стреляет.

Трехдюймовые орудия, которыми надлежало штурмовать Зимний дворец, были найдены на дворе арсенала и еще утром вытащены в «лагери».

«Лагерями» называлось небольшое пространство между крепостной стеной и обводным каналом Невы, когда-то служившее для лагерного расположения! частей гарнизона, а теперь превратившееся в место для свалки мусора.

Не было возможности выбрать иную позицию— ни втащить орудия вверх на крепостные стены, ни оставить их за стенами. Слишком близка была

цель, —- Зимний можно было расстреливать только прямой наводкой.

G наступлением темноты эти орудия были выдвинуты из-за куч мусора на заранее выбранные места у самого берега Невы.

Снаряды частью нашлись в арсеналах, частью были присланы с Выборгской стороны из склада огнеприпасов, — все было готово к тому, чтобы в условленный час начать бомбардировку Зимнего, подавая тем самым знак к всеобщему штурму. И теперь, когда этот условленный час пришел, когда через четыре минуты Военно-Революционный Комитет прикажет открыть огонь, теперь...

Комиссар ищет фуражку, поднимает воротник шинели:

— Товарищ Павлов, я иду к орудиям! Вы замените меня до моего возвращения.

Тусклые блики фонарей дрожат в темной зыби Невы; октябрьский вечер легким дыханьем дождя оседает на лицо и руки.

Через Троицкий мост с резким звоном тянутся игрушечные трамваи, лепятся к перилам кукольные фигурки прохожих.

Комиссар выбрался наконец за, крепостную стену.

Среди огромных куч мусора, в свете ручного фонаря, казавшихся безобразной декорацией, стояли орудия.

В десяти шагах от них несколько артиллеристов жались к стволам огромных оголенных ветел. ...

Один из них вышел вперед:

— Товарищ комиссар!

Ручной фонарь направляется навстречу артиллеристу, и свет его на одно мгновение задерживается на офицерских погонах.

— В чем дело? Почему артиллеристы отказываются стрелять?

— Артиллеристы не отказываются стрелять ...

Офицер держит голову прямо и смотрит в лицо Лобачева немигающими глазами.

— Артиллеристы не отказываются стрелять в случае, если им будет предоставлены исправные орудия. Эти орудия — неисправны. При первом выстреле их разорвет. Они проржавели, в компрессорах нет ни капли масла.

Комиссар внезапным движением наводит свой фонарь прямо в лицо офицера.

Сухое, гладко выбритое лицо — спокойно, брови слегка приподняты, глаза смотрят не мигая, только зрачки сузились под ярким светом; да и что там рассмотришь в этих пустых глазах: спасает ли этот выхолощенный человек свою шкуру, надеется ли на то, что эти сумасшедшие большевики проиграют игру ?

— Я вам не верю.

Офицер пожимает плечами.

— Как вам угодно ! Впрочем, вы в этом можете удостовериться сами.

— Вызовите сюда фейерверкера.

Фейерверкер, неуклюжий, широкий солдат, в темноте возится возле орудия; его зовут; переваливаясь на коротких ногах, он идет к комиссару.

— Кашне неисправности в орудиях?

Фейерверкер молчит.

— Кашне неисправности в орудиях?

— Из их давно не стреляно, — говорит, нахмурившись, фейерверкер. — Заржавели. И в компрессорах...

—- Что?

—- В компрессорах —- пусто. Масла нет.

Комиссар молчит. Немного погодя он подходит к артиллеристам ближе и говорит глухо:

— Сейчас я пришлю своего помощника для обследования орудий. В случае, если они окажутся исправными...

Он замолчал на одно мгновение...

— Расстреляю.

Он повернулся и быстро пошел обратно.

У самой крепостной стены его догнал офицер.

— Простите, товарищ комиссар!..

Лобачев, не замедляя шага, повернул к нему голову.

— Вы, может быть, думаете, что я солгал... Даю вам честное слово офицера, что...

Он едва поспевал за комиссаром.

— ... что стрелять из этих орудий в самом деле крайне опасно!

Снова тусклые блики фонарей дрожат в темной зыби Невы, снова ветер, дождь и сумрачные громады зданий.

Навстречу Лобачеву, размахивая рукой, в которой зажата записка, бежит какой-то солдат.

— Товарищ комиссар!

— В чем дело?

— Вас ждут... Вот записка!

При четком свете фонаря Лобачев читает записку и, стиснув челюсти, рвет ее на мелкие мочки.

— Опять приказ ... Но, чёрт побери, ведь можно же начать бомбардировку с «Авроры».

— Вас ждут в дежурке, товарищ комиссар,— быстро говорит солдат.