Осада дворца

— Вы начальник этого отряда?

— Да, я!

— Есть тут у вас в отряде артиллеристы?

Кривенко поднял голову и с усилием наморщил лоб.

— С арсенальных мастерских есть ребята. Еще пулеметчики.

— Нет, не пулеметчики, а артиллеристы?

— Кроме меня, в отряде, артиллеристов нет.

Человек в очках взбросил очки, на лоб и пристально посмотрел на Кривенко.

— Вы —моряк?

— Нет, не моряк... Я служил в артиллерии.

— В Петропавловской крепости какая-то путаница с орудиями, — быстро заговорил человек в очках. — Нужно немедленно начать артиллерийский обстрел Зимнего. Вам придется наладить это дело. Передайте кому-нибудь отряд и поезжайте со мною.

— Слушаюсь, — коротко ответил Кривенко.

Автомобиль остановили только один раз — у Троицкого моста. Давешний огромного роста моряк, передававший резервам распоряжение Военно-Революционного Комитета, направил внутрь автомобиля карманный фонарь.

Человек в очках зажмурил глаза от неожиданного света, с усилием открыл их и назвал моряка по имени.

— Ну да, да! В крепость!

Автомобиль поехал дальше.

Немного погодя спутник Кривенко, задремавший было, встрепенулся, спросил у Кривенки, как его зовут, и снова пробормотал что-то насчет того, что в Петропавловской крепости с артиллерией неладно.

Больше он ничего не сказал.

Он не сказал ни слова о том, что нужно было не только уметь стрелять из орудий, но также уметь жертвовать жизнью за революцию для того, чтобы открыть огонь по Зимнему дворцу из орудий Петропавловской крепости. .

Он не сказал ничего о том, что в Петропавловской крепости было сколько угодно артиллеристов, умеющих отлично стрелять из орудий, но они не желали жертвовать жизнью за революцию. А. те, которые готовы были пожертвовать жизнью за революцию, не умели стрелять из орудий.

Он ничего не сказал. Он сидел, забившись в угол автомобиля, надвинув шляпу на лоб, выглядывая из-под очков донельзя утомленными глазами.

ПЕРВЫЕ ОРУДИЯ РЕВОЛЮЦИИ

Старший крепостного патруля остановил автомобиль, спросил пропуск.

Кривенко тронул своего спутника за плечо.

— Приехали, кажется.

Тот, еще не очнувшись окончательно, схватился за револьвер, лежавший в кармане пальто, однако тотчас же пришел в себя и сонным движением руки пытался отворить дверцу автомобиля.

Усталость схватывала его. время от времени, как судорога.

Они оставили автомобиль у ворот и пошли пешком. Во дворе были те же лужи, бродили туда и назад солдаты, кое-где тускло горели фонари, с крепостных стен россыпью, видимо не целясь, стреляли из винтовок.

За те полчаса, которые прошли со времени получения ложных сведений о сдаче Зимнего, за стенами крепости не изменилось ничего. Только чей-то веселый звучный полос неподалеку от крепостных ворот пел песню:

Цыганочка черная,

Ты нам. погадай!

Это было так необычно, до такой степени не сходилось с пугливым светом фонарей, с этим коротким треском винтовок на крепостных стенах, что и Кривенко и человек в очках остановились и с удивлением посмотрели друг на друга.

Человек, певший про цыганочку, шел в нескольких шагах впереди них. При свете фонаря мелькнул ворот голландки и круглая матросская шапка, сдвинутая на затылок.

Цыганочка черная...

Он вдруг оборвал, посмотрел назад себя и остановился.

— Братишки, где тут комиссара найти?

— Должно быть, здесь, — ответил человек в очках, проходя мимо и указывая головой на двери гарнизонного клуба.

— Счастливо!..

Матрос захохотал беспричинно, сделал налево кругом и побежал вверх по лестнице.

На лестнице он обернулся и быстро заговорил:

— Здорово жарят, а! Никакого срока не дают жарят и жарят. Мы им в лен, они нам в капусту!

Кривенко и его спутник молча прошли мимо; он посмотрел на них с недоумением, придержал дверь ногой, с размаху вскочил в комнату и остановился, оглядывая всех находившихся в комнате выпуклыми голубыми глазами.

Он миновал патрульного красногвардейца, видимо только-что принесшего пакет и рассматривавшего с огорченным видом измотанные вдрызг сапоги, и остановился глазами на человеке, сидевшем за письменным столом; на столе не было ничего, кроме кольта,—справа и недопитого стакана чая, в котором плавала папироса,— слева.

Матрос двинулся было к столу, но человек в очках пересек ему дорогу и подошел первый.

— Известие о сдаче. Зимнего оказалось ложным.

— Да. Мне звонили. Спутали со штабом. Это штаб взяли.

Человек в очках указал на Кривенку.

— Вот... это для вас, товарищ Лобачев, — сказал он неопределенно, — объясните ему, пожалуйста, в чем дело. Он — артиллерист.

Лобачев поднялся и вышел из-за стола на середину комнаты.

— Вы говорили ему о том, что...

— Я ничего не говорил, — нехотя отозвался тот и сердито вытер мокрую щеку ладонью, — это уж вы будьте добры объяснить товарищу, что от него потребуется.

Лобачев обратился к Кривенке:

— В двух словах...

Он не окончил. Матрос сделал два шага вперед и со щегольской выправкой остановился перед комиссаром, мотнув по воздуху клешами и звонко щелкнув каблуками.

— Прислан с морского полигона в ваше, товарищ комиссар, распоряжение!

— Хорошо, — коротко ответил Лобачев, — так вот, значит, вы и этот товарищ...

Он вытащил из кармана мундштук и принялся прилаживать к нему толстую самокрутку.

— В двух словах: нужно возможно скорее открыть огонь по Зимнему. Здешние артиллеристы из крепости отказываются стрелять... Дело в том, что...

Он остановился, втиснув наконец самокрутку в мундштук и шаря по карманам за спичками.

— Дело в том, что орудия, по их словам, неисправны. То есть не только по их словам... Я обязан предупредить, — объяснил он, вдруг поднимая голову и вопросительно взглядывая на человека в очках.

— Разумеется, это ваша обязанность, — нетерпеливо проворчал тот.

— Орудия по видимому действительно неисправны. Здешние артиллеристы указывают на то, что некоторые части заржавели и с этими ... как их... с компрессорами тоже что-то неладно. Одним словом, стрельба из этих орудий сопряжена с большим риском. Так вот... если вы решаетесь, — закончил он и, найдя наконец спички, выпустил изо рта огромную струю вонючего дыма.