Осада дворца
Шрифт:
Губы у него чуть-чуть вздрагивали от волнения, которое он напрасно старался умерить.
— Нужно сперва орудия осмотреть... Может врут, что испорчены? — хмуро проворчал Кривенко.
Матрос без всякой причины подмигнул на него человеку в очках, встретившему это довольно равнодушно, и, делая серьезное лицо, спросил у Лобачева:
— Товарищ комиссар, орудия полевые или крепостные и какого калибра?
— Нолевые трехдюймовки.
— Ах ты дьявол! — вдруг удивился матрос,— из полевых ни разу не приходилось стрелять. Ну да ладно... Справимся.
— Справимся, а? —
На дворе стало еще темнее. Шел дождь. Сильная ружейная перестрелка слышалась со стороны дворца, изредка, как швейная машина, начинал строчить пулемет.
Неподалеку от «лагерей» Кривенко спросил у матроса:
— Как тебя зовут?
— Спирькой! — весело ответил матрос.
— Да не Спирька, а фамилию скажи, - хмуро поправил Кривенко.
Матрос смешливо посмотрел на Кривенку и свистнул.
— Спиридон Матвеевич Голубков, моряк Второго Балтийского экипажа, по профессии комендор, по образованию — большевик!
Огромные голые ветлы показались за крепостными стенами, за кучами мусора торчали неуклюжие дула орудий.
Несколько солдат бродили возле них и, против всех артиллерийских законов, курили самокрутки.
В течение пятнадцати минут Кривенко и матрос с помощью солдат, державших фонари и лампы, готовивших пыжи,- протиравших тряпками каналы стволов, осматривали орудия.
Вслед за тем между ними произошел короткий разговор:
— Предохранителей нет, — сказал матрос.
— Ладно, нужно будет не сразу открывать затвор, — отвечал Кривенко.
— Выбрасывателей нет...
— Ладно, выбьем пробойником.
— Затворы испорчены...
— Ничего... сойдёт!
— У этих двух сорвана резьба.
— Ну и что, что сорвана! Пустяки!.....
— У этой трубка ударника раздута.
— Не беда!
Наконец матрос произнес самое страшное:
— И насчет компрессоров тоже... Не соврали!
Кривенко замедлил ответом.
— Да... Мало масла. Ну, что ж...
Матрос подошел к нему ближе и сказал негромко:
— Разорвет?.
Кривенко поднял на него глаза, — у матроса было серьезное и бледное лицо.
Он ответил сухо:
— Не знаю...
— Э, была не была! — высоким голосом закричал матрос. — Заряжаем!
Он открыл затвор первого орудия.
– Кривенко-уже подносил к каналу ствола снаряд.
Так начался штурм.
ШТУРМ
В грохоте орудий и непрерывной сухой дроби пулеметов не слышно было топота шагов, Звона» оружия, слов приказа, которыми ротные и взводные командиры пытались внести хоть какой-нибудь порядок в движение солдатской массы.
Как черная река, заполняя всю улицу, шли солдаты.
В густой темноте отряд Кривенки вошел под: ’ арку на Морской и впервые за весь день увидел Дворцовую площадь.
Весь отряд на одно мгновение подался назад.
Площадь была озарена бледным, затуманенным светом; со всех сторон, со всех прилегающих, улиц неслись, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, цепи -солдат, красногвардейцев матросов.
Окна Зимнего были освещены; в
этом свете-у баррикад видны были броневики, облепленные темной массой людей.Без одного слова команды, без возгласов и без пения отряд продвинулся под аркой, вышел на открытое место и вдруг побежал вперед, пересекая Дворцовую площадь.
Высокий матрос стоял перед баррикадой и размахивал ручной гранатой. Трупы солдат валялись вокруг высоких штабелей дров.
Отряд не останавливаясь ни на одно мгновение, начал молча взбираться по скользким, вымокшим бревнам, падая и снова поднимаясь, крепко держа в руках свои винтовки.
Яркий свет лился из окон дворца, у главного входа возились с пулеметом, высокий, полный офицер бежал к баррикаде, размахивая рукой, вооруженной револьвером. Отряд, разбрасывая бревна, перекатываясь через штабеля, бросился к подъезду.
Здесь, на лестнице первого и второго этажей, солдаты теснили юнкеров стрелявших сверху.
Юнкера отступали все дальше и дальше вглубь дворца; стрельба прекращалась, только время от времени еще щелкали одиночные ружейные выстрелы.
И вдруг на, лестнице, среди беспорядочной толпы, началось какое-то движение; снизу отхлынули назад, сверху подались вперед,—толпа шпалерами расступилась вдоль перил.
Невысокого роста человек в очках и в фетровой шляпе торопливо шел, почти бежал по этому живому коридору.
Худощавый моряк, начальник кронштадтского
отряда, выбежал навстречу ему и, протолкавшись сквозь толпу, окликнул его по имени.
— Где Временное правительство? — спросил человек в очках.
— Во втором этаже, через три комнаты от Малахитового зала... Там еще...
— Что?
— Там еще юнкера... Не сдаются!
Они скрылись в толпе.
Небольшая колонна юнкеров — последняя гвардия Временного правительства—неподвижно стояла в караульной комнате, у дверей, за которыми тринадцать министров, с упорством, достойным лучшего применения, все еще играли свою пьесу, не замечая, что занавес уже давно опустился. Вся колонна держала винтовки на изготовку и ни одним словом не отвечала на бешеные крики, которыми толпа, втиснувшаяся вслед за человеком в очках в караульную комнату, встретила это последнее препятствие,
И вдруг все смолкло. Человек в очках поднял руку. ;
— Товарищи! Не нужно крови! Сопротивление бесполезно! Положите оружие! Временное правительство здесь?
Один из юнкеров за спиною своих товарищей открыл дверь в кабинет и вытянулся на пороге во фронт.
— Как прикажет Временное правительство? Защищаться до последнего человека? Мы готовы, если прикажет Временное правительство!
Он молча, взяв руку под козырек, выслушал ответ и, повернувшись, прошел сквозь колонну.
Человек в очках, подняв голову, смотрел ему в лицо, сощурив глаза, положив руку на кобуру револьвера.