Осень бедствий

Несколько намеков - и вот Гаврюша бодро летит в ловушку! И помогает Освобождению, и разговаривает с военными, и затрудняет работу ведомств, чтобы племяннику было сложнее... хотя там и трудиться сильно не пришлось, главным врагом Петера был сам Петер...

Безмозглое ничтожество.

Ничтожество, у которого не хватило даже ума найти себе грамотного советника. Бывали в истории слабые короли, бывали императоры, которые не отличались умом, но если они находили себе советников... о, их страны процветали.

Пусть даже советников ненавидели всей страной!

На советников, кстати, и покушались. Не на короля. Их ругали, их презирали, в них плевали, а короли оставались в истории, как мудрые и справедливые правители. Вот если бы Петер нашел себе такого советника...

Да что уж!

Если бы он себе нашел такого Тигра! Хотя бы!

Пламенный не любил соратника, но признавал - Тигр разбирается в политике не хуже него. Просто ему это...

Как он изначально сказал - без идеологии, так и придерживался этого принципа. После того, как он пристрелил одного, самого недогадливого, остальные отвязались.

Именно Тигру принадлежала идея использовать уголовные элементы - на одних нарах спали, из одной миски баланду хлебали. Вот и пусть поработают.

Именно Тигр несколько раз спасал Пламенному жизнь.

Но... зачем?

Когда не знаешь, что нужно человеку, начинаешь нервничать. Сильно нервничать. Пусть опасный соратник побудет поодаль от эпицентра событий.

Пламенный довольно кивнул, и принялся писать Гаврюше.

Пусть великий князь пока будет спокоен. Авось, да и пригодится? А нет... пули у нас недороги. Разберемся!

Глава 5

Кто на ветру - убогий? Всяк на большой дороге - Переодетый князь!

Безвременье и безнадежность.

Что чувствуют марионетки, когда хозяин долго не вынимает их из пыльного темного ящика?

Вот это, наверное, и чувствуют.

Давящую, темную, тяжелую... даже не тоску.

Неопределенность.

Мерзкое чувство, когда твоя жизнь зависит от других. Ты сам себе не хозяин, тебя словно и вообще нет, и никто твои интересы не учитывает. Никто...

Всем наплевать на марионетку.

А она лежит, и руки-ноги чуть подергиваются,, словно у паука-сенокосца. Только вот сделать марионетка ничего не может.

Ничего...

Вот так себя и чувствовал полковник Алексеев.

Никак.

Безвременье накрыло его своим удушливым облаком, проникло в каждую клеточку тела, отравило, одурманило...

Что делать? Куда идти?

Он не знал. И не мог отдать команду людям, которые ждали его решения. Новости приходили одна другой хуже, но решиться на что-то полковник никак не мог, а приказов не было. И предложений тоже больше не было.

Ничего.

И как тут что-то решить?

В Звенигород? К Освобожденцам?

Он присягу давал! И то, что Петер от нее отрекся, дела не меняет. Полковник-то не отрекался, значит - предательство. Да и...

Кому там служить?

Быдлу?

Вот еще не хватало!

Гаврюша?

Да от одного имени Алексеев испытывал омерзение. Знали в армии, что это за фигура. Петер, конечно, бездарь и недоумок, но хоть не воровал! А Гаврюша-то тащил вагонами и возами!

Нет, только не он.

Но... третьего не было дано. И сидел тор Алексеев в штабе, и ждал хоть какой команды...

Яна сказала бы: «не Буонапартий». Именно так, с ехидством.

Анна сидела бы рядом с ним и плакала.

А сам по себе Алексеев...

Что он мог?

Только ждать. Ждать, пока один из часовых не доложил, что к расположению полка приближаются несколько человек. Верхом.

В мундирах императорской армии. Алексеев подумал пару минут - приказал пропустить беспрепятственно.

Хоть что бы узнать! Все лучше, чем эта мучительная неизвестность.

* * *

– Ваше высокопревосходительство!

Тор Алексеев вытянулся по струнке - и было отчего!

Он, конечно, тор, а мужчина, стоящий перед ним, из простых. Но все выслужил себе сам.

И звания, и чины, и титул, и потомственное дворянство...

Антон Андреевич Валежный, сын простого крепостного крестьянина. Да, вот так. Отдали крестьянина в солдаты, а тот служить стал. Да так, что до майора дослужился. И чин себе выбил, и пенсию, хоть и невеликую, и сына оставил... конечно, для Антона и дороги другой не было.

Служить отечеству.

Служить верно, служить честно, служить вот уже двадцать лет... в войне с Борхумом он дослужился до генеральского чина.

А вот потом...

Петера тор Валежный ненавидел.

Ненавидел люто, истово, искренне, просто потому, что ладно бы правителем! Но Петер же с-самка собаки, полез в главнокомандующие! А еще его родственнички!

Главнокомандующие?

Простите, говно-командующие!

Сколько ребят погибло, сколько ушло в безнадежные атаки, сколько... да не одна тысяча! Но что там Петеру думать?

Валежный криком кричал, требовал оружие, одежду, лекарства, сражался с генеральным штабом, как лев, сам ел из солдатского котелка...

И в отличие от Ильи был боевым генералом. Не парадным полковником, как называли за глаза Алексеева. Боевым.

Настоящим.

Петер его попросту не слышал. Петеру пели в уши дядюшки, пели в уши племянники, пели в уши... да все! Кроме тех, кого надо было слушать!

Результат?

Поражение за поражением.

Конечно, когда Петера заставили подписать отречение, тор Валежный принял это с восторгом. А вот потом...

С его точки зрения, вместо Петера надо было посадить на трон кого-то другого из Вороновых.

Кого?

Да как вариант, выдать замуж за правильного человека одну из императорских дочек, и пусть правит. Это было бы в какой-то мере правильно. А когда началась безобразная свара, плюнул тор Валежный на порог, и при всех в три слоя обложил Комитет по матушке.

За что и был посажен в Звенигородскую крепость. Месяц он там отсидел, потом появился жом Пламенный, и, зарабатывая себе очки, генерала выпустил.