Осень бедствий
Шрифт:
Знал, что это бомбист. Все знал. Но...
Сам он не мог быть мразью. И раз уж начал... если их связали дороги - так тому и быть.
Дмитрий выжил.
Постепенно встал на ноги, на это ушел почти год, достал себе новые документы, вернулся к прежнему ремеслу. Но - из уважения к Валежному, сделал это с поставленными условиями.
Первое - не в Русине.
Второе - бери любые заказы, но пусть при этом не страдают женщины и дети.
Валежный понимал, что гарантия сомнительная, что такой человек, как Ромашкин - убивал, убивает и будет убивать, что мало ему еще было за все его
Хелла проложила дорогу.
Сейчас Валежный приехал к старому... другу?
Приятелю?
Брату?
Он не знал, как назвать человека, которому дал жизнь. Спас жизнь, фактически дал вторую, сам выходил... считай - сын? Ирония судьбы, но ведь так оно и есть. И сидели они друг напротив друга, и пытался Валежный себя переломить - и не мог.
А вот Дмитрий...
– Плохо дело?
– Плохо, - честно ответил Антон.
– Если ничего не сделать, нас порвут на части. Борхум оторвет себе кусок, Лионесс, Ламермур, а на остатках некогда великой империи будут пировать освобожденцы.
– Коллеги, можно сказать, - ехидно оскалился Дмитрий.
– я даже подумываю присоединиться.
– Учитывая твои заслуги, место в правительстве тебе обеспечено, - огрызнулся Валежный.
– То есть в центральном комитете.
– И мне нельзя будет никого взрывать. Такая скука...
Дмитрий явно насмешничал.
Он все видел. Видел, как тяжело на душе у Валежного, видел...
А что тут сделаешь?
Ничего.
Вообще ничего. Или...?
– У меня к тебе будет просьба, Дмитрий, - тихо, но твердо произнес Валежный.
– Слушаю?
– Борхум. Я хочу, чтобы ты поработал там. По специальности. Условия те же. Мирное население по возможности не трогать. Женщин, детей... А вот штабы, склады, транспортные коммуникации, заводы - и прочее подобное, прошу без всякой жалости. И не забывай про воззвания и лозунги! Ты же за идею воюешь... за мою...
Такого Дмитрий не ожидал. Может быть, несколько акций в Звенигороде, может... но чтобы - так?
– Антон, я...
Куда и позерство делось.
– У меня есть некоторые сбережения. Вот название банка и номер счета. Бери сколько надо, хоть все. Но мне хочется, чтобы этой зимой в Борхуме растаял лед. И - покраснел.
Некоторое время Дмитрий молчал.
– Ты понимаешь, о чем ты просишь?
– Да, - кивнул Валежный.
– Мы не сможем драться на два фронта. У меня есть верные мне части, но если я сниму их с границы - Борхум ударит. И Лионесс с Ламермуром не преминут откусить кусочек. А вот если у них начнутся проблемы...
Дмитрий медленно кивнул.
– Начнутся. Если ты пожелаешь - начнутся.
– Я прошу тебя. Я понимаю, что это... что грех будет на моей душе, не на твоей.
Дмитрий качнул головой. Положил свою руку поверх руки Валежного.
Странно это выглядело.
Сын крестьянина. Рука, что лопата, в мозолях, с короткими пальцами, обломанными ногтями - отродясь Валежный не смотрел за маникюром!
И рядом рука тора. Да, Дмитрий был благородного происхождения.
Узкая кость, тонкие пальцы с ухоженными ногтями, белоснежная манжета прячет след от кандалов на запястье...
И все же это руки друзей. А в чем-то и больше, нежели просто друзей.
–
Я выполню твой заказ, Антон.– И не надо денег.
– Дмитрий, - надавил голосом Антон.
– Не хочешь за работу - возьми на расходы.
– Хм... если только так. Хорошему клиенту - скидка.
Валежный криво ухмыльнулся.
– Берешься?
– Да. Этой зимой Борхум захлебнется в крови. Мое слово.
– Спасибо тебе... брат.
– У Хеллы снежинками сочтемся, брат.
Мужчины понимали, что Валежный сейчас фактически приговаривал себя. Он никогда себе такого не простит. Но...
Что дороже? Чужая страна - или своя?
Которая из них более достойна жить?
Валежный не знал.
Но он родился в Русине. Здесь рождались и умирали его предки. Здесь родились его дети, здесь они жили, и он хотел, чтобы здесь жили его внуки. А чего это будет стоить лично для него...
Он знал цену.
И - согласился.
Глава 12
Свободные Герцогства.
Лоскутное одеяло средних размеров. Такое.... Не особо крупное. Если таким укрываться, так и ноги не вытянешь - замерзнешь.
Нини это мало интересовало во времена оны. Когда тор Альятелли рассказывал им о своей родине, она почти не слушала.
Да, она знала, что мать - Шеллес-Альденская. Она знала, что мать из герцогств. Но какое это имело отношение к ним?
Они Вороновы!
Они - дочери императора Русины, одного из самых больших государств.
А вот поди ж ты!
Ей пришлось бежать. И вся ее надежда - семья эфроев. Или...
Нини было страшновато.
Она никогда не была одна. А одиночество - это всегда жутко. С ней рядом сначала были родители, потом Анна, потом семейство Лейва. А сейчас их совместная дорога заканчивалась, и Нини оставалась совсем одна. В пустоте.
Ей было откровенно страшно.
Вот что ей теперь делать?
Как быть, куда идти?
Анна объясняла, но... это страшно!
Страшно выйти из поезда, страшно шагнуть в неизвестность, страшно...
И все же Нини расправила плечи. В ней была и отцовская кровь, и материнская, а уж Аделина Шеллес-Альденская могла полком командовать. Хватило бы характера. Другой вопрос, что и гонора, и дурни там тоже было половником не отчерпать. Но - был и характер. И давила она на бедолагу Петера, и плющила его под каблуком, а потом стало уже поздно что-то предпринимать.
И семью она так же давила...
Нини было страшно. Но пальцы привычно погрузились в жестковатую собачью шерсть. И она сделала первый шаг.
Второй, третий...
– Борха, ты не совершаешь ошибку?
– Нет, Али...
Борха Лейва смотрел, как удалялись от них девушка и собака. И - испытывал облегчение, что уж греха таить!
Торе Яне он был благодарен.
А вот тора Нини... то есть Зинаида...
Дураком Борха не был. И подозревал, кому именно помог. Сильно подозревал.