Осень матриарха

– Камрана что, выбрали или он сам вызвался? - спросила я.

– Сам, - проговорил Идрис с видимой неохотой. Однако я настаивала, чувствуя, что мой спутник прячет кое-что важное и к тому же сам не прочь раскрыться:

– Он получит награду? Я имею в виду, кроме громкой славы.

– Ты видишь - у нас рождается мало девочек, и все они, вырастая, делаются переборчивы.

("Да, видела и удивлялась: вместо ожидаемого по логике едино- или многомужия здесь процветало умеренное многожёнство. То есть прославленный мастер и многомудрый философ могли рассчитывать на спрос и, вдобавок, на то, что обе их спутницы жизни не поссорятся и не будут ревновать - потому что такие дела женщины заранее улаживают между собой. Что до бесхозных мужчин, они...")

– Теперь девушки смогут ожидать, что их плод от Камрана появится на свет без боли и иных опасностей, ибо жертва принесена, - пояснял тем временеи Ирбис.

Теперь я почувствовала в его интонациях горечь - недаром столько времени провела с человеком, наделённым сверхчувствительностью - и оттого спросила в лоб:

– Вы с Камраном были возлюбленными?

Он кивнул:

– Да. Как принято у холостяков. Но мне взять за себя истинную женщину - то была высокая честь. Удача, на пути которой он не пожелал стать ни в коей мере и оттого устранился.

– Ты же меня не брал с соблюдением всего фикха, - ответила я, стараясь не спугнуть Идриса холодностью интонации.
– Что легко завязано, нетрудно и развязать. По обоюдному согласию, если тебе угодно. Первой я не начну.

– Я тоже, - он улыбнулся самым уголком рта.

– Тогда пусть идёт как и куда ему самому угодно. - Мой ответ был построен по всем классическим законам двусмысленности.

Маленькая драма. Но не я её начала, и к тому же надо учесть золотое правило узлов. Мою собственную натуру - тоже. Непривязанность к исконным корням знаменует известное равнодушие к смерти - а ведь смерть способна окончательно решить самый сложный вопрос.

Это испытание завершило первую неделю в Хрустальном Дворце - она показалась мне маленькой вечностью. Помните Мандельштама: "Большая вселенная в люльке у маленькой вечности спит"?

Вторая неделя принесла новые плоды. За короткое время я куда лучше поняла Сухую Степь, чем за предыдущие годы. Можно сказать, в моей голове связалось разрозненное, был добавлен штрих, завершающий рисунок или последний камень в мозаике.

Символом страны Эро мог бы стать тысячеликий оборотень. К каждой стране и каждому отряду человечества Степь поворачивалась той стороной, которую от неё ожидали.

Как меня и предупреждали динанские друзья, в соответствии с первоначальным идеалом ислама здесь был учреждён просвещённый каганат, своего рода имперская республика с двухпалатным (двухдиванным) парламентом: духовные лица, к которым помимо своего рода суфиев, причислялись интеллектуалы, и водители племён, чьё влияние исчислялось головами. Однако Великий Каган практически не участвовал в управлении: из трёх ипостасей (царь-жрец и священная жертва, как на Крите - первый среди равных, как в европейском средневековье, - абсолютный монарх Нового времени) он воплощал первую. И уж точно не был чиновником и делопроизводителем.

В этой картине видела отражение того, как самозваный царь природы, то бишь человек как он есть, относится к ней самой. Те же три роли: архаический царь-жрец, средневековый владыка и воин, "Государство - это я".

Так сложилось изначально, только вот в последние десятилетия Эро стало закрываться от чужих глаз: фактически отрезало эмиграцию и сократило иммиграцию до десятка-другого экскурсионных групп, находящихся под учтивым надзором. Делалось это во имя диких по внешнему виду генетических экспериментов. Но их поддерживала сама природа, выбирая возможные пути: оттого они почти всегда увенчивались успехом.

О результатах дерзаний мне приходилось догадываться из намёков: говорить прямо - не в духе здешнего извилистого любомудрия. Напрягая собственный ум, поймёшь куда больше и примешь легче. Но что это было связано с женщинами, несущими иной, наполовину стёртый генетический код (клянусь, Раима была именно такой, но зародившейся во мне спонтанно), и с усилиями по возрождению, - то было бесспорным, будто нос на лице.

В придачу кое-что несколько более сложное и мало определимое было связано с мужчинами.

Вот в чём была главная опасность, которая грозила людям Дженова склада на родине их матерей, думала я. Не магия, не конкретная и грубая власть, что требовала от них яркого противостояния, но особенные биотехнологии. Здесь диктовали законы и управляли закономерностями изнутри самой природы: ни Джен, ни простые выходцы из Степи, ни даже я сама с моей наполовину воинской выучкой не были приспособлены к такому.

Постепенно я созревала для грядущего суда, но он, в конечном счёте, оказался не тем, не таким и даже не над теми.

XVIII. ИГРА ПЕРСТНЕЙ И ПРЕСТОЛОВ

По всей видимости, она всё менее живёт здесь, в Рутении (так продолжала Та-Циан беседовать с самою собой), всё более переносясь на родину моей души. Сухая Степь и Сад Цветущих Камней, её столица, сделали Та-Циан такой, как она есть сейчас, а к добру или худу - нет смысла давать моральную оценку.

"Любые моральные категории - правила игры внутри стаи, что бывает с отчётливостью видно, когда человек действует во вред другим стаям, но во имя процветания своей собственной. Стайный, стадный инстинкт - человечество превыше всего, интересы отчизны надо ставить раньше интересов других земель, моя семья - моя крепость, и кто будет защищать моё, если не я сам? Министадо, максистадо - один бес. Нежный материнский инстинкт, суровая и требовательная отцовская привязанность, любовь к родным ларам и пенатам, выспренний патриотизм, избирательная набожность - это всё от страха смерти, какими бы выспренними словами ни прикрывалось. Звериное - если хочешь одним эпитетом выразить негативную эмоцию. Но не от зверя. Зверь (вопреки мнению человека о нём) знает, что для него нет отдельного бессмертия, и принимает это", - слова Татьяны.

И в другом месте:

"Нравственность - правила для слепых".

– Я всё чаще застаю Рене и Дезире за чтением того самого дневника, - пробормотала Та-Циан, забыв спрятаться от въедливых слушателей. - Делать им замечания устала - думается, они правы, какого-либо иного корма им в последнее время практически не перепадало. Слишком я занята собой, чтобы кормить-бить-учить их непосредственно; а ведь оба явно растут и мужают как бы с одних моих умных мыслей. Я больше не застаю их в животной форме, да и как люди они уже давно не подростки. Любопытно, у вампиров растёт борода? Ох, не хотелось бы. Но - с этими побочными эффектами как получится, тому и будем рады.

Но продолжим рефлектировать на наши резиньяции.

"Взываешь к чистому бумажному листу, когда надо что-то выплеснуть, выкорчевать из души, - писала Татьяна. - На экране компьютера получается быстрее и аккуратней, но это исповедь urbi et orbi, как ни защищай её паролями. В старинном способе письма сохраняется нечто магическое, изначальное: прикрепить звук летучей речи к своего рода скрижалям. Однако любые скрижали могут разбиться, рукописи таки горят, и бросить свои слова на ветер, сплести с бродячими электромагнитными излучениями иной раз кажется самым большим волшебством и - что парадоксально - наилучшим способом их сохранить".