Осень в Кёнигсберге

– Уже все разошлись, - не унывала моя двоюродная сестра.

– Иди, - вдруг отозвался Агатов.

Болезненно улыбнулась, взгляд в глаза, но тут же осеклась. Опустила голову.

(не выдерживаю зрительного напора)

– Если нужно будет с кем-нибудь поговорить, - неожиданно продолжил, - надеюсь, помнишь, где менянайти.

(коротко ухмыльнулся)

Неловкость плясала от меня к нему в душу и обратно, лишая права на какой-нибудь связный разговор.

– Зла-а-ата!
– едва не завыла Аня.

Оглянулась я по сторонам. Из наших– остались толькомы с ней.

Нехотя встала с лавки, прощальный взгляд на могилу, затем на Агатова, и едва слышно шепнув, пошла прочь...

"Помню," - эхомвторились мои слова в голове, разливая странные надежды и мысли по закоулкам раненной души.

Глава Десятая. Надежда

Нарисую цветочек о том, что я вижу,

Что я чувствую, может быть, даже ворую,

Что попало в меня из разбитых обломков,

И что выпало, скромно лежащее с краю.

Посажу его в камень из бывшей разлуки

На горе из печали, тоски и крапивы,

А вокруг набросаю веселые волны,

Крабы, рыбы, фисташки

И веточку ивы.

Буду долго растить и ухаживать нежно,

Поливать терпеливо соленой водою.

Проводить вечера и восходы послушно

На искусственном море, нарисованном мною.

Загадаю мальчишку и с корнем цветочек,

Буду рвать лепесточки, как в сердце сосуды.

И с надеждой, что всё вокруг перевернется,

И с уверенностью, такого не будет.

...

Загадаю мальчишку...

(«Цветочек», Аномалия)

Каждый последующий шаг давался все сложнее. Сомнения глушили голову, и уже не раз останавливалась в желании прекратить безумие и вернуться домой. Но вот еще один поворот - и застыла под табличкой «33». Тяжелый вздох.

А что делать? Друзей у меня здесь, по сути, и нет. Коллег по работе - тоже.

Единственная надежда на него и его помощь.

Очередной раз сделать глубокий вдох, скомкать страх и волнение в кулак, приструнить колебания - и нырнуть в подъезд. Быстрые шаги на пятый этаж (пока не передумал разум) – и застыть у его двери.

И что теперь? С чего начну? Как все воспримет? Откажет? Или поможет?

А, может, сама все-таки справлюсь? Но что я им скажу? Как уговорю мать?

(черт, снова себя ловлю на том, что грызу от нервозности ногти - злобно отдергиваю пальцы вниз; глубокий вдох – и занесла вверх кулак, но только притронуться к бордовому полотну так и не решилась)

«Черт с ним! Котись оно всё пропадом! Как-нибудь сама выкручусь! Всегда так было, и…»

Мысли все еще сражались друг с другом в моей голове, как сделала оборот (в желании убраться куда подальше) и в тот же миг уткнулась взглядом в его колкие льдины.

Едкий, сдержанный смешок.

– И все-таки постучать было не судьба? Да?

Чувствую, что краснею. Щеки запылали жаром, вгоняя меня в смущение еще больше. Опустила взгляд. Молчу.

– Ла-а-адно, - врастяжку, едва ли не пропел. – Пошли, давай.

Нырнул в карман, достал ключи. Шаг наверх, и, немного отодвинув меня вбок, протиснулся к двери. Щелчки замка.

– Заходи.

…

Присела на стул. Неосознанно стала следить за каждым его движением: стянул шапку и бросил на полку, снял куртку и повесил на крючок на боковой стенке шкафчика.

Заметил пристальный взгляд. Улыбнулся.

Его «длинный» ежик (застрявший в моей памяти) сейчас превратился в короткую стрижку, да и подбородок едва ли покрывала щетина, так что впервые смогла полностью оценить черты его лица. Как и думала, картина оказалась такой же прекрасной, как и его глаза.

Нервно сглотнула.

– Может, еще шубу тебе дать? Не замерзнешь?

(от неожиданности передернуло; растерялась; промолчала)

– Раздевайся, или ты упариться решила?

– Я ненадолго.

(удивленно вздернул бровью)

– Как хочешь.Ты есть будешь?

– Н-нет. С-спасибо.

(тяжело выдохнул; ухватил табурет, поставил напротив меня и присел)

– Слушаю.

(взгляд мой утонул в пустоте, перебирала мысли;

вежливо молчал, давая свободу моей внутренней борьбе)

– Не знаю с чего начать, - обреченно выдохнула и опустила голову.

– Говори, как есть. А дальше сообразим, что подправить.

– У меня проблемы, - уткнулась взглядом в глаза.

Понимающе кивнул. Промолчал.

Вдох – и затараторить:

– Как уже знаешь, наверно… Умерла моя бабушка. Ее тогда хоронили.

(вновь молча кивнул)

Продолжила:

– Меня здесь только она держала. Сама я из Украины, город Сумы. И хоть уже получила гражданство, мать все никак не успокоится, хочет, чтобы я вернулась.

(и вновь тишина)

В общем, они с отчимом решили продать бабушкин дом и… Короче…

(вновь грызу ногти, подбирая слова; взглядом блуждаю по стенам)

– И что ты хочешь? – не выдержал.

(благодарно улыбнулась за его участь; посмотрела в глаза)

– Я знаю, это, наверно, глупо. В общем, если бы сказала, что меня что-то… кто-то здесь держит, то они бы отстали. Не продавали бы дом, и вообще…

– То есть, - вдруг перебил, видимо, уже не вытерпливая моего мямлянья, - ты хочешь им сказать, что у нас с тобой отношения? И, по-твоему, это решит все проблемы?

– Ну, д-да, - несмело кивнула, сгорая от стыда.

– Тебе сколько лет?

– Э-э… а, давно уже есть восемнадцать, если ты об этом.

– Сколько тебе лет? – сдержано повторил; немного подался впереди уткнулся локтями в колени, невольно скрестив руки перед собой.

– Д-двадцатьтри.

(не распознала реакции; лишь дальшес полной серьезностью в голосе повел свою мысль)

– Вот так им и скажи. Не маленькая ведь уже. Не умеешь врать, и не начинай. Умела бы – и без меня сочинила три горы лжи, а так…, - тяжело вздохнул.