Осень в Кёнигсберге

Нервно сглотнула. Молчу.

– Слышь, лесной обитатель, отвали, а. Видишь, сейчас не до тебя, - гневно гаркнул Кузьма и сгреб с себя руку Лешего.

– Э-э-э, ты что? Совсем белены обнюхался? Как это отвали?! – от возмущения его голос давно перерос в крик. – Все, что касается группы…

– МАКС! – писком, визгом прерываю на полуслове. И, едва сдерживаясь от рыданий, от ужаса и волнения, срываюсь на бег и мчу, куда глаза глядят.

… только на первом этаже смог догнать меня Ипатов и, властно схватив в объятия, тормознул на месте.

Уткнулась лицом в грудь и выпустила переживания.

Сегодня снова ожило мое сердце, увидев его, услышав моего Матвея, и старая рана… вновь зазияла, зазияла и закровоточила.

– Тише, тише, моя девочка, - еще сильнее прижал к себе.
– Все будет хорошо. Сделаем, как хочешь.

– Все равно толпа не даст, - едва слышно отозвался где-то сбоку Леший, отчего я еще сильней, еще громче зарыдала. – Заскандирует. Любая б другая, но не «Друг»…

***

Действо началось. Все волнующие нас вопросы со «световщиками» уладил Лазарев, а потому оставалось лишь покорно ждать свой выход. Кто же знал, что очередное выступление в Кенигсберге вот так нагло нас сведет с Агатовым лицом к лицу, да еще и тайна моя откроется ребятамвот так глупо и… легко.

Из-за кулис я то и дело, что украдкой метала взгляды в сторону второго этажа, где, предположительно, находился «он». Я знала, что отсюда меня не заметит, не увидит, а потому и не узнает… о моей слабости, о волнении, о том, что еще… чувствуюк нему.

Макс в очередной раз посмотрел мне в глаза, задавая один и тот же немой вопрос – а я молчанием опять уведомила о твердости своего решения.

Еще мгновения – и нас объявили.

Писк, визг, крик и аплодисменты взорвали зал. Страх и ужас новым пластом, настом разлились по моей душе, заставляя дрожать конечности еще больше. Впервые, выходя на сцену, моя голова была забита совсем другими мыслями и чуждыми переживаниями. Я боялась, что сегодня,… давно выставленное напоказ откровение, впервые обретет полный смысл,лицом к лицу с адресатом, правда оголиться, и искренние, глубокие чувства станут перед толпой, как беззащитное дитя.

… Агатов узнает правду.

Глубокий вдох, сжать кулаки до боли – и пошагать вперед.

Наладив (под свой невысокий рост) микрофон, поправив на плече ремень, ухватилась одной рукой за гриф родимой гитары, и медиатором, зажатым, между пальцев второй, –уверенно ударила по струнам…

Тепло вмиг разлилось по всему залу, возвращаясь ко мне жарким приливом и глуша былые мысли.

Музыка проникла в каждую клетку организма - и из души полились слова. Упиваясь нежностью меланхолической песни, трепетом былых чувств, прикрыла веки и отдалась эмоциям…

Очередной куплет сменил припев, а затем - гитарное соло Лешего…

… и вновь разорвать зал припевом, порождая покорное вторение, цепляющее за душу, «эхо» толпы.

Конец композиции.

Но не успели стихнуть звуки электрогитары, как Лазарев дико, живо заколотил палочками по барабану, взрывая публику в новом припадке восторга и вожделения. Дал по струнам и Кузьма, ознаменовывая, доводя до разума остальных выбор новой песни.

… и вновь отдаться жгучему потоку лирики, льющейся, рвущейся к толпе прямиком из пылкого сердца.

И снова сойти с ума от возгласов людей, от их подпевания, от поднятых вверх рук, плавно качающихся, словно на ветру, вторящих своими движениями музыке, от где-не-где разбросанных по темени нежных, медово-сладких огоньках боли, отчаяния… и надежды.

Еще три композиции – и я буду свободна. Так бы я думала там, за кулисами. Сейчас же в голове были совсем другие переживания. И даже на мгновение стало все равно. Все равно, что узнает, что скажет, что подумает. Все равно…

Здесь, в теплых объятиях взглядов людей, которые в меня верят, которые любят, которые ждут, я готова застыть навеки, и перенести любые невзгоды,… любую боль.

…

Еще один аккорд – и музыка стихла, давая право законно захватить зал звуками восторга и обожания.

Улыбнулась. Искренне, счастливо улыбнулась.

И, когда, казалось, ужевсе разрешилось, закончилось, когда страх уступил удаче, крики толпы стали складываться в единый, связный гул, шум, несущий собой лишь один звук, один смысл, одно слово…

И это слово - «Друг».

Ужас прошиб все тело, но я не поддалась нахлынувшим эмоциям. Взяв чувства в узду, совладав с собой, сделала выбор.

Я чувствовала прикипевшие к моей спиневзволнованные взгляды ребят, их немой вопрос, полный замешательства и смятения.

А потому…

первой ударила по струнам. И акапельно (под звук стихающей ноты) завела болезненную строку…

Мраморный холод сжимает в тиски.

Давит молчанье твое на виски.

Каждый мой шаг - твои двое назад.

Отчего я погружаюсь в свой ад.

Но едва попрощаюсь с тобой,

Тут же зовешь - и сливаю я бой.

Сколько еще мы так будем играть,

Счастье надежды горем сбивать?

Сколько еще грез на дно моих смыть?

Чтобы понять, как же нам быть?

Сколько еще я стихов сочиню,

Снов нарисую, слез я пролью?

Сколько еще раз повторю,

Что тебя я… безумно люблю.

Снова утро за утром придет.

Встреча собьет одиночества счет.

Фраза, улыбка, тихий смешок -

И вновь твой раб отбывает свой срок.

Снова пытаюсь разорвать чертов круг,

Но у виска вместо дула - колкое "друг".

Сколько еще буду Бога молить,

Нервно пятак в руках теребить?

Сколько еще ночей недосплю,

Нервы лекарством свои я залью?

Сколько еще эту песню спою,

Прежде чем ты поймешь, что - люблю...