Оскал Фортуны. Трилогия

– Но, господин, – встрепенулся Треплос. – Не кажется ли вам, что мне сейчас лучше не появляться в городе?

– Думаю, в таком виде тебя никто не узнает, – сказал жрец. – Но, на всякий случай, пусть с тобой сходит Алекс.

Охранник кивнул.

– Сорок дней со дня смерти Энохсета прошли?

– Да, мудрец, – удивленно ответил юноша.

– Тогда ты можешь смело развлекаться с проститутками, – улыбнулся жрец. – Жду вас к вечеру.

Он с удивлением заметил, как по лицу Алекса пробежала легкая тень замешательства.

– Только возьми с собой какуюнибудь безделушку, – сказал Треплос. – Одного браслета на нас двоих не хватит! "Ночные звездочки" заведение солидное, там самые искусные шлюхи в городе!

Айри презрительно фыркнула.

– Самым лучшим публичным домом Нидоса считается "Гнездо любви", – наставительно проговорила она.

– Тебе лучше знать, – с ядовитой усмешкой сказал поэт.

Девочка вспыхнула.

Треплос взял у нее платье, и аккуратно свернув, положил в сумку вместе с париком и веером. Из комнаты слуг появился Алекс. Его лицо приобрело обычное бесстрастное выражение, но старик понял, что молодой человек явно волнуется.

"Странно, как будто он первый раз идет в публичный дом? – с легким недоумением подумал жрец. – Если так, он точно не моряк!"

Синхронно поклонившись, молодые люди вышли.

"Куда бы еще отослать Айри?", – тут же забыв о них, стал размышлять Тусет.

Спускаясь с галереи вслед за беспечно насвистывавшим Треплосом, Александр с трудом сохранял невозмутимый вид. Те комплексы, что, казалось, навсегда остались за океаном, вновь вернулись, наполнив душу непонятным, сладким томлением. Он вспомнил служанку, которая разбудила его в саду Наместника, и чуть не споткнулся.

К счастью поэт ничего не замечал. Привратник в воротах проводил их удивленным взглядом. А мысли Алекса продолжали лихорадочно метаться подобно мухам над кучей мусора: "Может ну его? Я еще маленький. Мне всего шестнадцать. Даже не совершеннолетний! Какой мне публичный дом? Пусть борзописец у шлюх остается, а я гденибудь рядом в кабачке посижу, пивка попью с воблой?"

– Пойдем большими улицами, – предложил Треплос. – Подальше, зато безопаснее.

– Тебе виднее, – пожал плечами Александр.

"А что подумает этот парикастый красавчик, если я оставлю его в публичном доме, а сам уйду? – пришло в голову Алексу. – Тусет же дал недвусмысленный приказ "развлекаться".

– В твоей стране есть такие большие города? – обернувшись, спросил его поэт.

– Есть, – ответил Александр. – Но я в них не был.

– Я всю жизнь хотел выбраться из Милеты, – сказал Треплос. – Думал, что едва попаду в Нидос, так сразу сделаюсь богатым и знаменитым.

– Может, еще станешь, – буркнул Алекс.

Какоето время они не разговаривали. Александр все никак не мог решить: ступить ли ему на "тернистый путь греха" или отложить как всегда на неопределенный срок окончательное "обретение мужественности"?

Видимо, долго молчать поэт просто не мог.

– Наш господин очень хороший человек.

– Угу, – отозвался Александр, терзаемый во истину гамлетовской дилеммой.

– Не забыл, что у слуги кончился траур, и сам вел идти развлекаться. С таким заботливым хозяином слугам легко.

– Угу, – промычал Алекс.

– Не знаю, как на счет "Гнезда любви", – продолжал как ни в чем небывало Треплос. – Но девчонки в "Ночных звездочках" просто красавицы! Я познакомился с их старшей. Она ольвийка, зовут Грейла. Прекрасна, как светлоокая Фрода богиня любви!

Тут он начал описывать свою знакомую с такими подробностями, что Александр ощутил, как кровь приливает к его щекам. Пьяные разговоры тонганских матросов по сравнению с речью поэта были все равно что "Веселые картинки" в сравнении со "Спидинфо". Собеседник Алекса поражал знанием женской анатомии и цветистостью оборотов.

– Как ты попал в публичный дом? – спросил Александр, чтобы прервать этот эротический монолог.

Треплос, обрадованный тем, что ему наконецто удалось расшевелить нелюдимого охранника, стал с жаром рассказывать:

– Не успел я пройти и ста локтей, как на меня в какомто переулке набросились пятеро здоровых мужей.

– Пятеро? – недоверчиво спросил Алекс.

– Ну да! – подтвердил поэт с такой решительностью, что Александр сразу понял, что он врет.

– Я не владею такими приемами как ты, но коечто умею, и троих свалил. Но меня по голове ударили, и я упал без памяти. Очнулся в какомто дворе. Меня стали пытать, хотели, чтобы я выкрал у мага те самые папирусы…

Тут юноша запнулся и понизил голос.

– Сам понимаешь, я отказался. Нельзя столь бесчестным образом обходиться с уважаемым человеком. Тутто налетчики и сказали, что снимут с меня кожу живьем.

– Ты испугался? – спросил Алекс, пряча улыбку.

– Нисколько! – скривил губы в гордой усмешке поэт. – Либрийские мужи не знают страха!

– Как же ты спасся?

– Я воззвал ко всем богам, – ответил юноша, устремив гордый взгляд в небеса. – И те послали мне удачу! Разбойники сели есть и забыли обо мне. Я сумел взобраться на стену. Налетчики побежали за мной! Да куда им до меня на своихто кривых ногах. Я лучший бегун в Милете!

В это время они подошли к узкому полутемному переулку, в глубине которого чтото мелькнуло. Александр положил руку на меч. Но никто не попытался их остановить.

– Вот только я совсем не знаю города, – продолжил Треплос, когда они отошли на десяток шагов. – Они обошли меня какимито закоулками и чутьчуть не поймали. Я в драке уложил еще двоих. Но тут остальные повыхватывали кинжалы. С кулаками на клинки не пойдешь. Пришлось опять бежать. На счастье мимо проезжала повозка. Я спрятался в нее, а налетчики дальше побежали. Эта телега везла белье из прачечной в публичный дом "Ночные звездочки".