Оскар
Шрифт:
– … С утра наши солдаты в посёлок приехали, с оружием, три машины, для эвакуации. И две пустые – для вещей немцам. Мы уже были здесь, выгрузились своим табором на берегу, несколько семей, и те парни, которые астраханские, тоже были. Сидели, ждали.
Никто никого не предупреждал. Как только машины пришли, немецкие мужики бросились к своим лодкам, начали их рубить, борта, верёвки, мачты, вёсла. Сети начали обливать керосином! Наши, кто помоложе, – на них, в драку, с кулаками, с кольями. Солдаты из комендантуры, которые приехали, начали стрелять вверх из автоматов, прикладами молотили немцев, отгоняли от
Один немецкий дед, высокий, совсем тощий, седой, когда начали выносить вещи из его дома и грузить в машину, заревел в голос, начал бросаться со слезами на солдат. Вдобавок рядом, возле дома, собака лаяла на привязи большая, громкая. Дед отвязал эту огромную собаку, та бросилась на одного нашего. Ну, старшина в возрасте, пальнул по ней из автомата. Снял с плеча автомат и дал очередь.
У того деда глаза совсем белые стали, выпученные, пена изо рта пошла. Он с топором всё время был, как раз рубил днище своей лодки, чтобы нам не досталась. Ну и бросился на этого старшину сзади. Порубил бы нараз нашего мужика, но солдатик один, совсем ещё молоденький, тоже из комендантского взвода, из винтовки деду прямо в грудь взял, да и выстрелил. Бабы, знамо дело, снова, ещё громче все заорали. Парнишка какой-то немецкий, тоже бросился на солдат, царапался, кусался, визжал чего-то такое. Оттащили его, мальчишка вырвался и в лес убежал.
Солдатик долго ещё стоял после этого, трясся, весь бледный. Старик похрипел, похрипел и умер. Военные его в кузов, вместе с вещами погрузили и уехали. Собака до вечера мёртвая перед домом валялась.
Бабушка Александра вытерла передником глаза.
– А потом?
В ужасе округлив глаза, Томка держала ладошки у рта, смотрела на бабушку.
– Что?
– Ну, с собакой-то?
– А-а… Не знаю. Пропала она. Утром уже её там не было. Может, кто-то из немцев напоследок в колодец бросил, не знаю… После этого нам и сказали воду пока только привозную, из бидонов, пить.
Дед немецкий, тот самый, полоумный, которого потом-то застрелили, ещё что успел учудить – поджёг свой сарай, а к дому его бабы не допустили. Сарай крыт камышом, вспыхнул сразу! Потушили его кое-как, старались, чтобы огонь не перекинулся на другие дома, из колодца таскали воду. Из горелого места дым шёл ещё сутки, наши, соседи, тоже приезжие, заливали понемногу его всю ночь.
В сарае там стоял старый конь, огромный такой! Дед мой успел вывести его на воздух, привязал к дереву, чтобы дымом не надышался, сено потом ему нашли, дали. Потом наши мужики коня куда-то увели.
В ближних соснах зазвенел детский голосок.
По тропинке от залива к дому подошли Зоя и Санька.
Мальчишка поставил ковшик с водой на ступеньку, устало вытер лоб рукавом тельняшки, сплюнул на песок. Справился деловито:
– Ну, как тут у вас? Моя Ритка не буянила?
– Нет, нет! Она без тебя такая смирная!
– То-то же…
И тут же Санька расплылся в улыбке.
– Баба, а Зойка разрешила мне прямо в сандаликах в воду заходить! У берега мутно было, а подальше вода чистая! Мы там набрали!
– Молодцы! Какие же вы у нас молодцы!
Бабушка Александра потрепала Саньку по светленьким
волосёнкам.– И как вовремя ты воду-то принёс! У нас же вся работа без воды встала.
– А то.
Санька чуть отвернулся и снова небрежно сплюнул.
Зоя наклонилась, потрогала ногу у колена.
– Что такое?! Снова больно?
– Не-а, бабушка! Просто оцарапалась, саднит немного! Как к заливу идти, через песок, там кусты жуть какие колючие!
В большой комнате бабушка Александра поставила у порога ведро с водой и тазик.
– Маша, давай ты начнёшь по-мокрому протирать, ты помоложе, а я с Тамарой насухо уже пройдусь?
– Хорошо.
С полами закончили быстро.
Зойка принесла из бабушкиного дома ещё одну скамейку. Сообща расставили в большой комнате мебель, полюбовались.
– Всё хорошо.
– Ох, вспомнила!
Бабушка Александра шлёпнула себя по лбу.
– Сейчас, девчата, вы пока отдыхайте, а я до себя добегу, одну важную вещь позабыла.
– А я?
Санька тоже хотел куда-то немедленно бежать.
– Ты пока побудь здесь, я на минутку…
– Можно я буду жуков ловить?
– Можно, можно! Только далеко от Зои не отходи, ладно?
– Ладно.
Пообещав, белобрысый Санька немедленно умчался в ближние сосны.
Вышли опять на крыльцо, сели на ступеньки, полюбовались на высокое солнце над заливом.
– Водички не хотите?
Томка подхватилась, мигом притащила из дома чайник и стакан.
– Кипячёная.
Действительно, совсем скоро вернулась бабушка Александра.
– Вот! Из дома везла, сама не знаю зачем, а вот, видите, пригодились!
– Что это?
Томка с любопытством сунулась разворачивать матерчатый свёрток.
– Да шторы это! Из нашего старого клуба! Перед самой войной завхоз дала мне их домой постирать, а назавтра утром немцы в город пришли… Собирались в суматохе, вот я их нечаянно и прихватила.
– А зачем они здесь? На окна, солнце закрывать?
Томка, нахмурив брови, с небрежным недоумением тискала тёмно-красные полотнища.
– Экая ты, девонька! Сразу видно, что мало ещё пожила!
Бабушка Александра ласково обняла Томку.
– Сделаем из них скатерть в президиум! Настоящее мероприятие получится!
– Ого!
Мария с восхищением покачала головой.
– А мы бы и не додумались!
Неподалёку невидимый и закалённый Санька громко кричал на непокорных жуков.
Настоящий день только начинался.
– Быстро же мы тут с вами управились…
– Ещё целый час ждать.
Опять солнечное крыльцо, тёплые ступеньки.
Бабушка Александра нашла в кладовке какие-то старые пальтухи, вынесла их, разостлала поровней.
– Садитесь. Так вернее, не на голом же камне сидеть.
– Бабушка, а я тоже, когда вчера ходила на берег, оцарапалась об эти кусты. Их здесь так много! Немцы что, срубить эти колючки не могли?! Устроили бы субботник и весь посёлок очистили бы!
Справившись с делом Томка рассуждала совсем по-хозяйски, на перспективу.
Бабушка Александра подтянула потуже узелок своего платка.