Осмотрительный

Внутри при тусклом свете его ожидали двое, один – тот самый сторож, полноватый мужчина среднего возраста восточной внешности, и второй – изможденного вида славянин в погонах младшего лейтенанта. Он-то и позвал Макса с собой, а сторож вновь занял свое место перед монитором с камерами. Общение с лейтенантом закончилось на сказанной им устало фразе “сейчас отведу тебя к командиру, всю информацию получишь у него”, так и не начавшись. Всю дорогу Максим косился на провожатого – обычно новеньких встречали с интересом, тем более в таких далеких частях, а младлей вместо расспросов с кем-то ругался по телефону.

Территория внутри забора оказалась вполне ухоженной и даже немного милой: ровные газоны, аккуратные ряды пальм вдоль дорог, даже была пара скамеек. Лейтенант вел Макса к небольшому увитому винградом двухэтажному зданию с неизменными прямоугольниками вентиляторов на фасаде, внутри они поднялись на второй этаж и направились к одной из комнат. На двери ее висела поблескивающая бронзовым напылением табличка с гравировкой “Старший лейтенант Бьянко Жерар Антуан.”. Доложившись, младший лейтенант быстрым шагом удалился.

Кабинет старшего лейтенанта в довольно странных формах сочетал в себе европейский конструктивизм, европейский же классицизм и восточный лоск, немного отдающий цыганщиной. Здесь был стол с явной претензией на классику века этак семнадцатого (еще того, до Первого Вторжения), в который был вделан рельс, и по нему скользил двойной монитор. Под столом шумел компьютер неплохой модели. Под капитан-лейтенантом было кресло. Нет, не так, Кресло – монументальная конструкция с кнопками климат-контроля на левом подлокотнике. Шкаф в противовес этой помпезности был броским в своей европейской утилитарности – скошенный раздел дверей, на одной из которых было зеркало, черная вторая створка и хромовые ножки резко контрастировали со столом. Но картину ломал богато украшенный чайник литров на восемь, подпирающий потолок и попирающий шкаф. Под казенно-белым потолком разрасталась позолоченная лепнина, а на полу лежал огромный и цветастый ковер. У стенки стоял низкий столик и пуфики.

Сам старший лейтенант был высоким и худощавым, лет было ему не больше сорока 3 , а лицо его совмещало французские и итальянские черты, порождая смесь, обворожительную для дам и завидную для господ. Во всем его внешнем виде чувствовалось сочетание аристократичности, залихватства и полной безынтересности в отношении службы, а манера речи подтвердила эти догадки.

– Итак, мичман Быстров, Вас направили сюда для прохождения выпускной практики?

– Так точно!

3

На момент описываемых событий, средняя продолжительность жизни человека, благодаря усилиям генетиков, составляет 140-150 лет, поэтому внешность “не больше сорока” стоит трактовать как “в районе тридцати”. При этом, до 18-20 рост и развитие организма идут аналогично тому, что есть сейчас.

– Хм, оценки неплохие, склонность к тактике, амбициозный… И чего ж тебя сослали в эту глухомань? Провинился перед кем?

– Не могу знать, товарищ старший лейтенант!

– Да что ты как на докладе? Мы тут все-таки как офицер с офицером разговариваем, тем более оба, хе-хе, ссыльные. Ты вообще пушту знаешь?

– Нет, у меня был профиль по немецким государствам, на дойче говорю почти без акцента.

– Даже на хохдойче?

– Jawohl, Genosse Oberleutnant. Ich kenne Altdeutsch auch ein wenig, aber im Allgemeinen sind die Sprachen nicht mein Profil, im Gegensatz zur Taktik 4 .

4

Так точно, товарищ старший лейтенант. Также я немного знаю альтдойч, но языки – не мой профиль, в отличие от тактики. (нем.)

Жерар захлопал в ладоши, Макс театрально поклонился, и тут у него предательски заурчал живот.

– Ой, ты ж голодный, и с дороги, поедем поедим, тут недалеко есть замечательный ресторанчик!

– Извините, но мне бы хотелось побыстрее поесть и лечь спать, я к местным суткам еще непривычный.

– Ладно, но завтра мы поедем выбирать тебе жилплощадь!

– Какую еще…

– Всё-всё-всё, есть и спать!

Он что-то набрал на голограммной клавиатуре, и из соседнего помещения вошел солдат восточной наружности. “Отведи, пожалуйста, нашего нового мичмана в столовую” – распорядился старший лейтенант, и его, видимо, адъютант вытянул Макса из кабинета за руку.

Быстрым шагом они дошли до одноэтажной панельки, из которой доносились вполне вкусные запахи. Адъютант тут же ухватился за выходящего из столовки старшину, на которого и передал своего временного подопечного. Старшина в свою очередь поймал матроса, выходящего оттуда же и наказал ему прийти за Максом через десять минут и отвести как поест к мичманам. Кормили вкусно и сытно, даже выбор был. Хотя у Максима возникли подозрения, что это связано с религиозностью местной части личного состава.

Матрос пришел как раз когда Макс относил поднос, чем заслужил от него удивленно-уважительный взгляд. Мичманы обитали в одноэтажном здании, но, в отличие от офицерских “хором”, здесь не было и намеков на виноград. Не до конца понимая, почему, бывший курсант записал это в плюс. Через минуту после стука в дверь, ее открыл парень сантиметров на пять выше Макса, выглядящий практически полной противоположностью старшего лейтенанта: славянская внешность, крупные черты лица и неплохая физическая форма, которую не скрывал, а скорее подчеркивал легкий китель, надетый в спешке, но явно по уставу.

– С чем пожаловал? – на чистом русском спросил открывший.

– Да вот новенького к вам привел, товарищ мичман, – ответил матрос.

– Новенького? Интересно, за какие заслуги… Ладно, свободен. А тебя-то как зовут?

– Максим Быстров, – подал он руку. Мичман ее пожал, рука у него была шершавой, а хватка – крепкой.

– А меня Дмитрий Лебедев, можно просто Дима. Ну ладно, пошли в дом, что ж мы через порог треплемся!

Внутри было восемь комнат по два койко-места, довольно уютных кстати, общая прихожая, некое подобие кают-компании и четыре санузла. В отличие от старлеевских хором, здесь явно придерживались концепции “утилитарного уюта”, поэтому везде стоял необходимый минимум мебели, приправленный личными вещами. Примерно также было везде, в том числе и у них в академии.

Они собрались в зале, называемой по привычке кают-компанией. Восемь человек, не считая Макса. Два старших мичмана и шесть мичманов обычных. Все они смотрели на него с сочувствием и интересом.

– Можешь приземляться в любой комнате из свободных. Домик на шестнадцать человек, а нас тут вдвое меньше, и живем мы по двое. Я Антон кстати, а тебя как звать?

– Максимом. А почему по двое? По одному разве не удобнее?

– Да мы как-то привыкли, с кем в пустоте, с тем и на грунте.

– Кстати, а ты у старлея был?

– Ага.

– И как тебе наш Жиголо?

– Этому персонажу такое погоняло подходит. Он мне еще обещал, что завтра поедем смотреть мне квартиру. А это он о чем?

– А, так ты не знаешь… – и начался невеселый рассказ о реальном положении дел в части.

Офицеров было четверо, считая старлея, но реально в части появлялись только он и тот усталый, Лазар Радич. Еще двое жили в городе, один в столице, а другой тут. Столичный был кутежником похлеще Жерара, а второй – вообще из местных, и в городе у него был какой-то свой бизнес, что-то связанное с мастерскими.

Личный состав в части тоже был разделен по этническому признаку, но уже в обратную сторону: из трех сотен душ европейцами были меньше сотни. Остальные – местные. На кораблях они не летали (да кто бы дал), зато на земле им было очень вольготно. В пустоту ходило в сумме шестьдесят человек, и дальше местного облака Оорта они не выбирались.

Кораблики вроде как были добротные, но уже порядком изношенные и нуждались в капиталке вообще всего. Командование слало какие-то средства, на них даже что-то закупалось, но ни денег, ни запчастей местные механики не видели. В мичманской среде витали подозрения, что Жиголо и местный офицер как раз спелись на продаже военных комплектующих.