Основы человечности для чайников

Казалось, вместе со свитером он избавился от своей обычной ершистости и обнажил прятавшегося внутри милого и спокойного человека. Хотя, скорее всего, дело было не в свитере, а в голоде.

Впрочем, как выяснилось, свитер тоже кое-что скрывал.

Ксюха подсела поближе, стараясь не выдать любопытства, и уставилась на руки Людвига. На предплечья. На покрывающие их татуировки.

На первый взгляд они казались витками колючей проволоки: резкие угловатые линии, иногда заходящие друг на друга, поросшие какими-то не то шипами, не то зубцами. Никакой гармонии или эстетики, только болезненный тревожный хаос.

С трудом верилось, что кто-то в здравом уме набьёт себе такое.

Людвиг, конечно, на совсем уж здравомыслящего не тянул, но всё же подобное казалось слишком даже для него. Разве что во всей этой мешанине узоров был какой-то скрытый смысл.

— Что это значит? — не стала тянуть Ксюха.

Расскажет — хорошо, промолчит — ну и ладно, тоже не страшно. Из красноречивого молчания иногда можно вытянуть гораздо больше информации, чем из многословного объяснения.

— А, это… — сказал Людвиг и замер с недожёванной котлетой во рту. Посидел так немножко, потом проглотил её явно через силу, без прежнего аппетита, и совершенно безжизненным тоном объяснил: — Блокировка магии.

— Ясно, — пробормотала Ксюха, хотя на самом деле ничего ясно не было. Она-то думала, что блокировка — это какое-то заклинание, которое развеялось, как только Людвиг сбежал из тюрьмы. Потому что сейчас он совершенно точно мог колдовать: перемещался в Дом и из него, превращался в собаку… или не превращался (пока не доказано).

А больше он, в общем-то, ничего и не делал.

То есть…

— И она всё ещё работает? Ты совсем не можешь использовать магию?

— Работает. Не могу.

До стадии принятия тут явно было ещё очень далеко. Людвиг смотрел на татуировки так, будто готов был немедленно выжечь их серной кислотой или просто выгрызть из тела, если бы хоть на мгновение поверил, что это его спасёт.

Но, судя по всему, не спасло бы.

Ксюхе стало неловко, потому что она явно наступила на больную мозоль. Очень свежую здоровенную кровавую мозоль, которая может лопнуть от любого прикосновения. И даже без прикосновений рано или поздно наверняка лопнет.

Но удержаться и не потыкать в эту мозоль было совершенно невозможно.

— И такой блок совсем никак не убрать?

— Только вместе с руками. Но, знаешь, я ещё не настолько отчаялся, чтобы их отрубить. Всё равно без рук колдовать затруднительно.

— А как же ты тогда попадаешь в Дом?

— А как ты домой попадаешь? — спросил Людвиг. И сам же ответил: — С помощью ключа, как любой нормальный человек.

Ксюха попыталась представить себе этот ключ.

На её памяти Людвиг при перемещении совершенно ничего не делал. Просто брал её за руку — и мир вокруг изменялся: набережная превращалась в Дом, а Дом — в набережную. Иногда он при этом щёлкал пальцами (один раз из трёх). Иногда не щёлкал (остальные два раза).

То есть руки у него совершенно точно оставались свободными.

И как это понимать?

Ключ не в руке? А где? Материален ли он? И может ли им воспользоваться кто-то ещё? Например, одна девочка, начисто лишённая магических способностей.

— Покажи! — потребовала Ксюха.

— Перебьёшься. И вообще, хватит на меня глазеть, ешь давай. — Людвиг подвинул в сторону Ксюхи последнюю котлету и четыре макаронины. Он не злился, и даже не похоже было, что пытался скрыть информацию. Просто не хотел объяснять.

Вместо этого он повернулся к коробке со сбережениями и откинул крышку.

Разглядывать содержимое Ксюха не стала, успела уже изучить. Да и не было там ничего эдакого. То есть было, конечно, но недостаточно для вау-эффекта: несколько пачек с деньгами (всё вперемешку: и рубли, и доллары, и евро), какие-то бусы, серьги и кольца, несколько драгоценных камней в маленьком мешочке, чья-то вставная челюсть, бережно завёрнутая в тряпочку.

Отдельно лежала старенькая записная книжка с телефонами и подписями на немецком. Ксюха её пролистала, конечно, но ничего толком не поняла. Ну книжка и книжка, телефоны и телефоны, чего их изучать-то?

Несколько писем на пожелтевшей бумаге, тоже на немецком.

Вроде бы.

Ксюха, честно говоря, не была уверена. Немецкого она не знала, а почерк в письмах был такой, что даже русские буквы разбирались с огромным трудом.

Да, русские буквы там тоже были, на обратном адресе. Откуда — СССР, куда — DDR. ГДР, то есть. Поэтому Ксюха и сделала вывод про немецкий язык. И ещё про то, что письмам никак не меньше тридцати лет. Точнее было не разобрать, штамп на конверте совсем расплылся от времени.

В общем, содержимое коробки Ксюха уже успела изучить, а местами даже переписать и сфотографировать (вдруг пригодится), поэтому сейчас изучала самого Людвига и то, как он перебирает вещи. Письма — аккуратно, но будто бы брезгливо, деньги — небрежно, как что-то второстепенное, драгоценности — с нежностью, челюсть… Ну, как любой другой человек, нашедший чью-то вставную челюсть, — хмыкнул и отложил в сторону.

— Держи! — Людвиг вытащил из коробки стопку тысячных купюр и, не пересчитывая, протянул Ксюхе. — Хватит тебе?

— Должно хватить. Спасибо!

— Тебе спасибо за помощь. Расскажи хоть, как всё прошло? Проблем не было?

— Была одна, совсем маленькая. Тот дом с сараем уже несколько лет как снесли.

Ксюха всё ещё следила за Людвигом. Интересно было, как он отреагирует на эту новость.

Людвиг не отреагировал почти никак.

То есть он помолчал немного, потом сказал «Ясно» и снова замолчал.

И ему-то совершенно точно всё было ясно. А Ксюхе — не всё. Так, кое-что, сущие мелочи.

Например, дом расселили года три назад, но Людвиг об этом понятия не имел, хотя по рассказам выходило, что он до тюрьмы в нём жил.

Самыми крупными российскими купюрами в коробке оказались тысячи, причём довольно старого выпуска. А ведь первые пятитысячные начали выпускать больше пятнадцати лет назад (Ксюха погуглила).

Людвиг не знал, где ближайший торговый центр, который уже десять лет как открылся (Ксюха погуглила).

Людвиг не читал Поттера. И даже не смотрел.

Ладно, это как раз можно было объяснить…