Глава 1. Стадии принятия

В последние годы Тимур почти не видел снов и не особо от этого страдал.

Обычно он засыпал, едва коснувшись подушки головой, а просыпался только от четвёртого по счёту будильника. И только потому, что где-то в глубине подсознания точно знал, что этот — последний.

Сначала будильников было пять — по числу стадий принятия неизбежного. Потом последний пришлось удалить, потому что собственно принятием там и не пахло.

Но каждое утро видеть на экране надпись «07:05 — Депрессия» Тимуру тоже не нравилось. Когда он поделился своей проблемой с Фёдором, тот подумал пару секунд и изрёк: «Японцы считают, что четвёрка — число смерти».

Так решающий будильник стал называться «Смерть». Потому что смерть — единственная веская причина для прогула. Особенно когда ты учитель.

Но в этот раз в пробуждении Тимура был виноват не будильник.

Не Диана (как частенько бывало).

Не соседские дети, барабанящие палками по батарее (что тоже случалось).

И даже не солнечный луч, пробившийся между плотными шторами исключительно для того, чтобы засветить кому-нибудь в глаз.

Нет, Тимур проснулся от звуков мужского голоса — и в первый момент несколько ошалел. Потому что последний раз в этой квартире чужой мужской голос звучал давно. Очень давно. И, кажется, принадлежал электрику, менявшему счётчик.

Конкретно этот голос точно не имел никакого отношения к электрику. Он звучал знакомо и приглушённо, словно говоривший изо всех сил старался не разбудить Тимура, но при этом докричаться до собеседника. В итоге разговор вёлся громким шёпотом, и тонкие стены совершенно не мешали слышать каждое слово.

А вот тяжёлое назойливое гудение в голове не просто мешало, а выхватывало из диалога здоровенные куски, оставляя Тимуру только куцые обрывки.

Сосредоточиться на смысле разговора никак не получалось, что-то важное постоянно ускользало. Тимур будто хватался руками за тонкую нитку, а она извивалась и проскальзывала между пальцами, а то и вовсе просачивалась сквозь ладонь. И вся мебель в комнате, и все предметы, и даже стены казались такими же эфемерными, как эта нить.

Эфемерный шкаф.

Эфемерный журнальный столик.

Эфемерный диван.

Эфемерная гостиная.

То есть… Стоп! Почему гостиная?!

У Тимура была нормальная кровать в спальне, зачем ему ночевать на диване в другой комнате? Если только… Если только… Что?

Нить кокетливо поманила хвостом, а затем снова вильнула и растворилась в воздухе. Тимур потёр глаза, кое-как выбрался из-под пледа и сел.

Сил на это простое действие потребовалось неожиданно много. Тело не слушалось, руки казались свинцовыми, голова — чугунной. Или наоборот? Что вообще тяжелее? Людвиг бы сказал точно, но Людвиг…

В голове что-то щёлкнуло, будто провернулась шестерня старинных часов. Красивых, огромных, как те, в Праге, на которых каждый час двигаются фигурки и скелет трясёт колокольчиком, напоминая, что никто не вечен.

Стрелки замерли на отметке «07:05 — Смерть», тревожно зазвенел колокольчик, комната медленно поплыла вокруг своей оси. Вокруг Тимура. А потом изо всех углов, изо всех щелей хлынула темнота.

Эфемерная мебель растворилась в ней быстрее, чем кусочек льда в стакане горячего кофе. Стены и пол вовсе исчезли, как будто Тимур вместо собственной квартиры оказался вдруг в открытом космосе. Кажется, только там можно увидеть такое густое небо, испещрённое огоньками звёзд.

Да, это совершенно точно был космос — холодный, пустынный, но по-своему прекрасный.

Тимур задыхался в этой чуждой красоте и с каждым тяжёлым, натужным вдохом всё явственнее чувствовал, как в груди разверзается огромная, голодная чёрная дыра.

А от ног его расстилался млечный путь — и звал, звал вперёд, в межзвёздную даль, к огромному золотому пятну. Пятно рябило, искрило и манило протуберанцами. Пятно казалось тёплым и живым. Как солнце.

«Хьюстон, у нас проблемы», — подумал Тимур.

И ещё подумал: «Лучше сгореть, чем замёрзнуть».

И осторожно двинулся вперёд.

Поначалу ноги тонули в темноте и в скрывающейся под ней пустоте, но с каждым шагом мир становился всё устойчивее, а голос, доносящийся из недр золотого пятна, — всё чётче.

И Тимур шёл на голос, тянулся к нему и думал только об одном: хватит ли этого тепла и света, чтобы хоть ненадолго заткнуть дыру внутри? Или эта ненасытная тварь окажется сильнее и поглотит всё вокруг? Или, может быть, лучше не рисковать и, пока не поздно, уничтожить её самому — вместе с собой? Наверняка это не так сложно и уж точно не так больно, как носить её всю жизнь, и…

Додумать мысль у Тимура не получилось, потому что он уткнулся в стену.

Стена на ощупь оказалась совершенно обычной, не космической — шершавой, крашеной и прохладной. Пятно света тоже втянуло протуберанцы и из расплывчатого превратилось в прямоугольное.

А голос вдруг зазвучал совсем рядом, буквально рукой подать.

— Нет, он не может подойти к телефону, он спит! — прорычал этот голос. — Нет, и на работу он тоже не придёт… А я сказал — не придёт! …Да откуда я знаю, когда сможет? Говорю же, болеет он, отстаньте от человека. — Голос постепенно обретал плоть, а мир вокруг — цвета и формы. Запахи. Объём. Словно реальность постепенно проступала из небытия, проявлялась, как картинка на полароидном снимке. — Кем хотите, тем и заменяйте, мне какая разница?.. Кто-кто, друг. Дура!

Последнее слово Людвиг бросил уже в сторону, а не в телефон. Запихал трубку в карман и встревоженно уставился на Тимура:

— Разбудил?

— Нет, я… Я…

— Ты.

— Я, — прохрипел Тимур.

Они стояли на кухне. Вернее, Людвиг стоял, а Тимур… ну… находился. Занимал некое положение в пространстве, привалившись к дверному косяку и раздумывая, сможет ли он пробыть в этой позе ещё немного или пора смириться с неизбежным и сползти на пол.

Голова всё ещё ощущалась как сплав свинца с чугуном.

Ноги готовы были вот-вот подломиться.

Положение спас Людвиг.

Как всегда.

Видимо, его привычка спасать окружающих с годами никуда не делась.

Впрочем, это ведь у Тимура прошли годы, а у Людвига — едва ли месяц. В сплав свинца с чугуном эта мысль никак не хотела укладываться, и её приходилось заталкивать силой.

— Пошли! — сказал вечный спасатель, закинув руку Тимура себе на плечо. — Ну давай, шевелись хоть как-то, а то я всё ещё не в том состоянии, чтобы таскать тебя с места на место.

— А… ты сам-то как?

— Лучше, чем было. — Фраза звучала как отмазка. Да, судя по всему, ей и являлась. «Лучше, чем было» — это ведь далеко не то же самое, что «хорошо».

— Я же заклинание совсем вычистил, до конца, я проверял. У нас всё получилось, да? Или…

— Получилось, получилось, не психуй. Видишь, я живой, просто устал немного. Тебя на диван или в спальню?

Тимур задумался. Кровать выглядела соблазнительно. Настолько соблазнительно, что он всерьёз боялся: если упадёт на неё, то больше не встанет. Возможно — вообще никогда.