Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
Тимур ненавидел фейерверки.
Тимур ненавидел себя — за то, что не мог с ними справиться.
Ещё один вдох застрял в носоглотке. Встал плотным комком, не желая двигаться ни туда, ни сюда. В груди всё болезненно сжалось, в глазах потемнело. Тимур беспомощно распахнул рот, не в силах выдавить ни слова…
А потом Диана его поцеловала.
Снова.
И в этом снова не было ни капли романтики. Не должно было быть. Но…
Тимура тряхнуло. Губы на мгновение обожгло огнём, а затем они онемели и вообще перестали что-либо чувствовать. Зато в глотку словно влили стакан газировки, которую перед этим хорошенько взболтали. Шипящие пузырьки попёрли
А потом вдруг стало хорошо, спокойно и правильно.
Так, как бывает, когда ты выходишь на рассвете на берег широкой реки. Перед тобой расстилается водная гладь, такая прозрачная, что видно мелких серебристых рыбёшек. Небо на горизонте кажется нежным и воздушным, как мамин шифоновый шарфик. На травинках покачиваются капельки росы. И ноги у тебя мокрые от этой росы. Мокрые почти по колено.
Но тебе наплевать. Ты стоишь в старых резиновых шлёпках, в драных шортах и чуть менее драной, но чуть более мятой футболке; ты не успел ещё ни умыться, ни побриться, ни даже воды глотнуть; у тебя ноют руки и отваливается спина, потому что вчера всё утро копали, потом таскали, а потом опять копали; горло тоже болит, потому что ночью пели и пили, а спать легли, кажется, всего три часа назад…
И вот ты зачем-то проснулся на рассвете.
Вышел на берег.
Стоишь — и чувствуешь себя живым. Настоящим. Человеком.
— Кажется, он приехал! — крикнула с кухни Ксюша, возвращая Тимура в реальность. — Вон тот, который паркуется.
— Да, похож. Вполне в её вкусе, — прокомментировал Людвиг, бросив взгляд за окно. — Всё, ребята, выплёвывайте друг друга, а то неловко получится.
Тимур поспешно захлопнул рот. Губы всё ещё казались слегка онемевшими, зато щёки буквально пылали, и уж точно не от температуры.
— Ну как? — спросила Диана.
— Вроде нормально. — Тимур прислушался к ощущениям: в горле слегка першило, а в голове — гудело, но в целом он чувствовал себя сносно. Как обычно. В физическом плане.
Про душевное состояние даже думать не хотелось.
— Тогда быстро иди умойся, а то ты в помаде. Так, а где моя косметичка? Я все губы смазала или не все? Людвиг, как я выгляжу?
— Прекрасна, как всегда! — Кажется, он даже не шутил. По крайней мере, не смеялся.
На мгновение Тимуру стало обидно, что Диана обращается с таким вопросом не к нему, а к Людвигу, который раньше всегда иронизировал над её любовью к яркому макияжу, брендовым шмоткам и украшениям. Но ведь это было давно. Тогда она была в его глазах раскрашенной малолеткой, а сейчас… А сейчас она почти на десять лет старше него. Хотя выглядит чуть ли не ровесницей.
И когда они вот так запросто общаются, перешучиваются, подхватывают фразы друг друга… Ну, то есть когда не носятся по квартире в волчьих шкурах, сшибая всё на своём пути… Пожалуй, они очень гармонично смотрятся рядом.
К горящим щекам прибавились горящие уши.
А потом в комнату вдруг ворвалась Ксюша с влажным полотенцем, толкнула Тимура обратно на диван (он ещё и встать-то толком не успел) и начала оттирать с его губ помаду. Наверное, сам бы он провозился куда дольше.
— Спасибо, — поблагодарил он, когда девочка отстранилась (за мгновение до звонка домофона).
— Не за что. Только ревнуйте потише.
— Я не…
— Вы да.
Спорить с этим разноцветным эмпатическим ураганом смысла не было. Возможно, Ксюша разбиралась в
мыслях Тимура даже лучше самого Тимура, потому что он-то никакой ревности не чувствовал… ровно до того момента, пока ему не озвучили этот прискорбный факт.Осознание факта оказалось внезапным.
Потому что ну кого здесь ревновать? К кому? Ведь между ним и Дианой уже давно не осталось ничего, кроме старой подростковой дружбы (возможно, у них вообще никогда ничего, кроме этой дружбы, и не было). А Людвиг — это же Людвиг! Человек (ладно, не совсем человек), которому Тимур готов отдать всё, что тот попросит, — последние пельмени, деньги, ключи от квартиры, жизнь. И девушку тоже, если она захочет.
Только один нюанс — у девушки есть жених.
И этот жених — не Тимур!
Из коридора потянуло сквозняком: Диана распахнула входную дверь. Потом раздалось характерное шуршание снимаемой куртки, перестук ботинок, торопливый поцелуй…
Тимур выпрямился, одёрнул футболку и попытался придать лицу нормальное выражение. Людвиг, напротив, оседлал стул задом наперёд и начал лениво на нём раскачиваться. Ксюша повертела в руках испачканное помадой полотенце и, подумав, постелила его себе на колени, как салфетку.
Кстати, а салфетки-то они и не приготовили!
— Там, в шкафу… — начал Тимур, но договорить ему не дали.
— Ребята, познакомьтесь, это Станислав! — сообщила Диана, пропуская гостя в комнату. — А ты заходи, не стесняйся, тут все свои. И немножко бардак. Зато тортик есть.
Станислав, похоже, и не думал стесняться. Он немного замешкался на пороге, но только для того, чтобы осмотреться, а потом широко улыбнулся и произнёс:
— Всем привет! Можно просто Стас.
Улыбка у него была приятная, открытая. Неожиданно искренняя.
Тимур мысленно поморщился, но изо всех сил постарался не выдать своего недовольства. Он привык представлять жениха Дианы совсем другим: красавцем, словно сошедшим с обложки глянцевого журнала; или занудным учёным (непременно в толстенных очках и с залысинами); или стрёмным толстосумом в золотых цепях. Думать о нём так было удобно и, пожалуй, даже приятно — на фоне вымышленных, картонных и не слишком положительных образов Тимур казался себе вполне приличным человеком.
Или хотя бы просто человеком.
При таком раскладе было легко поверить, что Диана ушла ради чужого кошелька, внешности или связей. Что она поступила практично и продуманно. И что, конечно, её поступок не имеет никакого отношения к настоящим чувствам.
Но чем дольше Тимур смотрел на Стаса, тем отчётливей понимал, что ошибся.
Гость не был писаным красавцем, хотя и отталкивающе тоже не выглядел. Обычный мужчина: среднего роста, нормального телосложения, со слегка растрёпанными светлыми волосами. В тёплой клетчатой рубашке и в джинсах. Из тех, кто не особо выделяется в толпе.
По крайней мере, до того момента, пока ты не заметишь разноцветные нитяные фенечки на руках, сиреневые носки с ядрёно-розовыми единорогами — и улыбку.
Улыбка притягивала взгляд даже больше, чем единороги, и вызывала желание немедленно улыбнуться в ответ. Тимур честно попытался. Кажется, у него даже получилось (судя по тому, что ёрзающая на диване Ксюша не ущипнула его за бок, а сидящий напротив Людвиг не заржал и не скорчил дурацкую рожу).
— Это Тимур, — указала Диана, подталкивая жениха к свободному стулу. — Он, правда, немного простыл, поэтому весь день сегодня сидит и унывает. Садись, садись, сейчас чаю налью. Это Людвиг, он наш общий старый знакомый, внезапно в гости зашёл. Ненадолго.