Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
Первая версия выглядела намного правдоподобнее. Диана, конечно, Тимура ценила, но не настолько, чтобы прекращать ради него драку.
— Кто-нибудь объяснит, что здесь всё-таки произошло? — спросила она, приглаживая волосы, привычно собранные в высокий хвост.
— Конечно, — пообещал Людвиг. И повернулся к окну, задумчиво прислушиваясь к чему-то, недоступному для человеческого восприятия. Или просто у Тимура сегодня с восприятием было очень плохо. — Только чуть погодя. Дверь пока что открой, а я чаем займусь.
— Я тебе служанка, что ли?
— Так и я не повар.
—
— Поздно, он уже взял. И даже выпил.
Абсурдную перепалку прервал ещё один звонок домофона.
— Ну открой, — скорчил жалобную физиономию Людвиг. — Там врач, не люблю врачей.
— Пожалуйста, — попросил Тимур.
Диана красноречиво вздохнула — и сдалась.
В этот раз за дверью действительно оказался врач. И действительно терапевт из поликлиники, а не оборотень-косметолог. Только вот…
— Васильева! Какими судьбами? Это же не твой участок!
— Рыбникова, а ты сама-то здесь откуда? Это же не твой жених!
— Всё-то ты знаешь, — беззлобно расхохоталась Диана. — Я за вещами зашла, а у него тут лазарет.
— А у меня дежурство, воскресенье же, один врач на всех. Рассказывайте, Тимур Игоревич, что с вами приключилось?
В такие моменты Тимур ненавидел маленькие города и старые спальные районы, где все друг друга знают и даже теория пяти рукопожатий даёт сбой, потому что в самой длинной цепочке получается максимум три звена.
Вот, допустим, Маша тогда-ещё-не-Васильева когда-то занималась вместе с Дианой на подготовительных курсах перед мединститутом. Особой дружбы между ними не возникло, да и специальности они выбрали в итоге разные, но, встречаясь на улице или в магазине, всегда останавливались как минимум на полчаса, обсуждая общих знакомых.
А потом Маша вышла замуж, стала Васильевой, родила ребёнка, а ребёнок в этом году уже в шестой класс пошёл. И угадайте, кто ведёт у него историю?
— Не знаю… Простыл… — вздохнул Тимур. — Доброе утро. Извините, что не встаю…
— Добрый день, я бы сказала. — Маша (Мария… Как же у неё отчество?) вплыла в комнату под аккомпанемент позвякивающих бус и серёг. Если бы не медицинский халат, небрежно накинутый поверх пёстрого платья, она бы сошла за цыганскую танцовщицу или гадалку. И за руку Тимура она ухватила таким характерным жестом, что, казалось, сейчас скажет: «Ой, милый, ждёт тебя казённый дом и сердце разбитое».
Но вместо этого прозвучало банальное:
— Температуру мерили?
— Тридцать восемь и девять, — доложил из кухни Людвиг.
— Ясно. Рубашку расстёгиваем… Ого, сколько на вас всякого нарисовано! А я думала, детвора опять сочиняет. — Маша небрежно ткнула в нарисованное стетоскопом, и Тимур вздрогнул от прикосновения холодного металла к горячей коже. Татуировок на груди было совсем немного — так, несколько символов, набитых в глубокой юности. Фёдор, конечно, попытался объединить их в одну композицию, но получилось всё равно нечто хаотичное и не слишком эстетичное. Руки выглядели намного аккуратнее. — Глубокий вдох. Выдох… Рыбникова, а ты чего пялишься? Не успела рассмотреть за столько лет?
Выйди и не мешай мне работать.Диана хмыкнула и демонстративно застыла в дверях, скрестив руки на груди. Пялиться, конечно, не прекратила. Хотя действительно — было бы на что смотреть. Сама же узоры разрабатывала.
— А мята есть? — безмятежно донеслось из кухни.
— Кончилась.
— Ну как так? Совсем за хозяйством не следишь!
Тимур снова закашлялся, скорее нервно, чем болезненно.
Вся эта ситуация: нагрянувшая без приглашения Диана, Людвиг с чаем, Маша со стетоскопом, собственная болезнь и воспоминания о вчерашних событиях — ощущалась продолжением бреда. Факты и мысли никак не хотели стыковаться друг с другом и перекатывались в голове тяжёлыми разрозненными камушками.
Но таблетка, кажется, всё же начала действовать, и этот галечный пляж уже почти не мешал думать и подмечать детали.
Например, до Тимура запоздало дошло, что он в рубашке. Всё в той же, вчерашней. То есть он реально вырубился на диване, даже переодеться не успел. Брюки, интересно, самостоятельно стянул или Людвиг помог?
Сам Людвиг, кстати, всё это время щеголял в футболке Тимура. И Диана наверняка сразу же это заметила, не могла не заметить. Потому что именно она и дарила эту футболку — чёрную, с дурацкой надписью «Генрих Шлиман круче Индианы Джонса».
Зато этот любитель чужой одежды рассыпанные орехи с пола убрал и даже остатки заклинаний стёр. Ну и хорошо, а то перед врачом было бы совсем неловко.
Маша тем временем делала свою работу с истинно профессиональным пофигизмом. От её «Дышите. Не дышите. Покажите горло» веяло спокойствием и стабильностью, и даже позвякивание бус почти не раздражало.
— Анализы сдавать — в четверг, на приём — в пятницу, а дальше будем по результатам смотреть, — сообщила она, закончив осмотр. — По лекарствам я вот тут всё расписала. Если вдруг станет хуже — звоните, телефон мой у вас есть. Всё, выздоравливайте! Хоть отоспитесь немножко за это время.
— Может, чаю на дорожку? — снова выглянул из кухни Людвиг.
— Да угомонись ты со своим чаем, — прошипела Диана.
Маша улыбнулась в ответ на её реакцию, но решительно взяла себя в руки и направилась к дверям:
— Нет, спасибо, у меня ещё пара вызовов сегодня. Дин, проводишь?
— Конечно.
— А ты случайно не вот за этого милого мальчика замуж собралась?
Сказано это было, конечно, уже в коридоре и шёпотом. Но что поделать, если даже самый тихий шёпот в этой дурацкой квартире умудрялся долетать до каждого угла?
Тимур нервно рассмеялся, в кухне Людвиг чересчур громко звякнул крышечкой чайника.
— Нет, что ты! — воскликнула Диана. — Это так… Друг семьи.
— Холостой?
— Васильева, ты же замужем!
— Ну и что? Любопытно же! Симпатичный. Ладно, давай, побежала я. Лечи своего бывшего.
Дверь захлопнулась, и на некоторое время в квартире наступила тишина.
На очень короткое время.
— Друг семьи, значит? — поинтересовался Людвиг, заходя в комнату.
— А что я должна была ответить? Беглый преступник, свалившийся на наши головы из небытия?