Останкинские истории (сборник)

И он перестал обижаться и досадовать.

И решил сегодня же проникнуть на лыжную базу. И вот, пожалуйста, одна из подсказок, рассыпанных Илларионом, всплыла и покачивалась сейчас перед Шеврикукой. Прозвучала она в словах о влиянии привидений Приватных (глюков, бегемотиков белой горячки, прочих епишек) на те или иные личности. У Бушмелева, без сомнения, должен был быть именной епишка. Бушмелев и напивался, случалось, до чертиков, и видения его посещали, а в конце жизни его угнетали кошмары. Надо было отыскать епишку Бушмелева, если он, конечно, сохранился, найти к нему подходы и склонить к душевному расположению. Или хотя бы к историческому единению. Наверняка в канцелярском столе или в компьютерной картотеке взаимоуважающего соблюдателя Гори Бойса сведения о епишке Бушмелева должны были неистребимо сохраняться.

Помимо всего прочего, к походу на лыжную базу его подталкивала тоска. Происхождение ее он объяснить себе не мог. Или не желал делать это. Без сомнения, с тоской он вернулся из Гатчины в квартиру Уткиных. И это была именно тоска, а не меланхолия Иллариона. «На Острове Тоски двадцать две стальных доски…» Меланхолия Иллариона не требовала поступков, а требовала забав. Но может быть, Шеврикука и ошибался.

64

Не успел Шеврикука известным ему ходом просквозиться в недра лыжной базы в Останкинском парке, или места летнего обитания призраков и привидений, как на него с грохотом надвинулся боевой, о двух тумбочках, стол взаимоуважающего соблюдателя Гори Бойса.

— А-а! Пролаза Шеврикука! Заявился, не поленился! — загромыхал и сам Горя Бойс. — А зачем? Давно не видали и видеть не желаем!

Очки, какие Горя Бойс смастерил из фанеры для убиений мух, были вскинуты вверх, словно бы Шеврикука был приравнен соблюдателем к крылатым насекомым и заслуживал свирепой казни.

— Не шуми и не грози! — скучно произнес Шеврикука.

И Горя Бойс успокоился.

— Я к тому, — сказал Горя Бойс, — что в Апартаменте нумер триста двадцать четвертом никто вас не ждет.

— Тебе ли судить, где меня ждут, а где нет! — рассердился Шеврикука.

— Там просто никого нет.

— То есть как? — растерялся Шеврикука. — И Дуняши-Невзоры нет?

— Ни барыни, ни прислуги, — кивнул соблюдатель Горя Бойс, и можно было подумать, миролюбиво кивнул, с сочувствием.

— А не гуляют ли они где-то? Не ведут ли беседы в гостях в номерах четвертой сотни?

— В просторах четвертой сотни их нет.

— А где же они?

— Не могем знать-с. А если бы и знали-с, не имели бы права вас, сударь, одарять знаниями. А если бы и имели право, то все равно вам, сударь…

— Замолчи, — цыкнул Шеврикука. — Мне эти барыни и прислуги сегодня нужны, как… Ты вот что. Лучше скажи, был ли у Бушмелева личный епишка?

— Вот ты что! — покачал головой Горя Бойс. — На Бушмелева, значит, выйти хочешь! Гордец и бестолочь! Горя бойся!

— Ты отвечай! Был личный епишка?

— Ну, был…

— Был? Или он и теперь есть?

— Ну, есть… — протянул Горя Бойс.

— Засунь клешню в картотеку и добудь оттуда его формуляры.

— Как же! Сейчас! А может, ты от Отродий Башни? Проваливай. А то возьму и включу авральную систему! Что с тобой сделают при наших-то нынешних непотребствах!

— Не пугай. И подумай. У тебя носков дырявых двадцать пар. А новые откуда? Айвового варенья не ел полгода. Бабка Староханова, что ли, тебе его купит? Смазь то есть. А вдруг на тебя опустятся посильные вознаграждения?

— Откуда? — хмыкнул Горя Бойс. — Из Пузыря, что ли? Или — еще лучше! Не из тебя ли?

Тут уж взаимоуважающий соблюдатель расхохотался.

— Ну а почему же и не из меня? — чуть ли не оскорбленный, сказал Шеврикука.

— Подкуп при исполнении кадровых бдений! — взвыл Горя Бойс. — Миллионы лет непорочных сидений за доверенным столом. В минуту и все порушить? Ну уж нет! Полиция! Милиция! Понятые! Свидетели! Взаимоуважающая следительница Староханова! Караул! Вербуют!

— А ну замолчи! — Шеврикука перепугался, не хватало еще, чтобы на крики командира, причитая, кликушей явилась пропахшая лыжной мазью следительница бабка Староханова или кто другой; он бросился к тощему соблюдателю, зажал ему рукой рот.

Горя Бойс дергался, мычал, ногой пытался достать до секретной кнопки вызова внутристенных бойцов, но потом замер, без всяких усилий отвел руку Шеврикуки, сплюнул и сказал:

— Вот что, Шеврикука. Твое счастье, что и у меня к этому Бушмелеву… Если ты ему насолишь, я порадуюсь. А так греметь бы тебе сейчас в кандалах. Или еще что похуже. Ишь ты, учудил! Миллионы лет беспорочного сидения, и на тебе — подкуп! Про подкуп-то ты, конечно, не забудь, ради своего душевного просветления… Про посильный-то… Не забудешь?

— Не забуду, — шепотом пообещал Шеврикука. — А ты поищи, что у вас там в компьютерах на бушмелевского епишку.

— Что искать уже отысканное. Вот! Не зевай! — Горя Бойс стукнул кулаком по столу, один из ящиков выдвинулся с треском, выстрелил серой папкой с лиловыми тесемками. Горя Бойс подпрыгнул, изловчился поймать папку, протянул ее Шеврикуке. — Держи. Там и фотографии, и дактилоскопия, и состав слюны, и размеры, и прочее. Здесь не смотри, а где-нибудь один, в тихом углу…

— Быстро вы! — восхитился Шеврикука.

— А чего уж быстро, — скромно произнес Горя Бойс, — я уж три дня знал, что ты придешь и зачем придешь…

Взаимоуважающий соблюдатель спохватился и замолк.

Шеврикука в волнении не успел осмыслить и уразуметь суть слов Гори Бойса, а уже услышал:

— Барыню, что из триста двадцать четвертого нумера, не ищи. Ты ее сейчас не отыщешь. А вот служанка ее без головы… или с головой… прости ее грехи и чудеса… может обнаружиться в Лавандовом саду… может… а может и не обнаружиться… и эта… тоже чудесная… Увека-Векка… там лепестки, случается, нюхает…

И опять Шеврикуку забрала тоска. Не гатчинскими ли водами омывается остров Тоски? Тоска, хорошо знакомая Шеврикуке. В ней удручало однообразие тихой боли разума, замком затворявшей действия и решения. Впрочем, сегодня никакие замки Шеврикуку ни в чем не стесняли. Шеврикуке захотелось поинтересоваться у Гори Бойса, а тот глядел на него с умилением, отчего же Гликерии нет нигде поблизости, ведь ей определено всего лишь домашнее содержание, да еще и с послаблениями. Или изменился режим содержания? Но проще было бы вызнать об этом у Дуняши-Невзоры, если она повстречается. А спросил он вот о чем:

— Неужели у вас не прекратились гуляния в садах? При ваших-то клокотаниях?

— Вот именно при клокотаниях! — согласился Горя Бойс. — А у нас и еще одна забота вспухла. Но в садах гуляют.

— Какая забота?

— А бомжи, — сказал Горя Бойс.

— Какие бомжи?

— Ты, Шеврикука, «Дважды два» не смотришь? Бомжам ночлег предоставляют…

— Ну слышал. Смотрел. Предоставляют… Но ведь в бомбоубежищах. Бывших.

— В бомбоубежищах, — подтвердил Горя Бойс. — Но это где? А у нас им отдают лыжную базу и лыжный образ жизни. Здесь, мол, сам воздух нравственно целительный. А нам-то куда деваться летом?