Останови моё безумие

====== Глава 16 ======

ВЛАД.

Две недели. Две недели госпитализации Миры, которые я провёл в каком-то вязком сиропе, в замедленной съёмке, в заторможённом состоянии мозга и тела. Я не могу подобрать верных слов, мне просто было плохо, плохо без неё, без моей девочки.

Родители прилетели на следующий день, и Нина Максимовна две ночи провела рядом с дочерью в клинике, но после, Мира была непреклонна, и Нине Максимовне пришлось смириться, что она возвращается домой вместе с нами, оставляя дочь на стационаре, одну. Я ездил в больницу каждый день на протяжении этих четырнадцати дней – просто ни о чём не мог думать, кроме неё. Казалось, моя болезнь ею обострилась во время этой вынужденной разлуки с сестрой, я с ужасом осознал, что ранее предполагаемый отъезд всей семьи из города ничего бы не изменил, мне бы не удалось выселить из своего сердца его правительницу.

За это время, Павлу Дмитриевичу всё-таки удалось вычислить моего недоброжелателя, которого он наказал по собственной инициативе, не привлекая меня, это осталось для меня тайной, но, как и обещал, он представил мне отчёт, а точнее устное объяснение мотивов моих конкурентов. Всё было до банального просто, меня должны были устранить, не физически, лишить имени, статуса, клиентов и будущих заказчиков, убрать с рынка и обеспечить банкротство, конечно же, не всё сразу, но первые кирпичики уже начинали прокладывать. И им бы, несомненно, это удалось, учитывая мою полную отрешённость от бизнеса в данное время, и только благодаря моему когда-то правильному выбору сотрудников, и правильным людям, всё по-прежнему было в мою пользу. На фирме всё шло хорошо, наверное, Макс каждый день рычал на меня, уже не стесняясь, что я главный, а я позволял ему это. Меня совсем перестали интересовать дела, и такую мелочь, как нарушение такта в обращении со мной заместителя, я не склонен был замечать вовсе. Единственное, что я проделывал каждый день с самого утра – отсчитывал время, время, остававшееся до вечера, до встречи с Мирой. И это не было слепым желанием быть рядом с ней, хотя, кому я вру, это было именно слепым желанием быть рядом и невзначай или намеренно касаться её. Я переживал, тревожился и изнемогал от желания защитить её. Защитить и не отпускать, чётко распределяя свои эмоции в её присутствии, чтобы не сделать чего-то, что сделать до умопомрачения хотелось, но делать было нельзя.

В доме происходило что-то странное, вся семья оставалась прежней, никого не затронула моя одержимость, отец спокойно пролистывал газеты каждое утро, Лиза тщательно собиралась на свою работу, всё такая же сверх меры говорливая, Нина Максимовна обсуждала новое блюдо с Татьяной Львовной, советуясь относительно приправ и специй, и только со мной было что-то не так, всё по-другому. Я не чувствовал, что я в порядке, или? Неужели со стороны я выглядел так же, как они? Неужели моё лицо смеет улыбаться без неё, мои глаза смотреть вокруг, не замечая, что её нет рядом? Боже, я сходил с ума.

И только заходя к ней в палату, я улыбался по-настоящему, ком в груди исчезал на время, проводимое с Мирой, я имел возможность слушать её и рассказывать ей о чём-то, наедине, специально навещая её в отличное от визита родителей время. И она тоже радовалась – искренне, восхищённо, по-детски.

Но сейчас, всё было просто невыносимо! Прошли эти две злосчастные недели, казавшиеся мне адом и раем одновременно. Я был безнадежно не прав, рай у меня забрали, а ад творился сейчас, …сейчас, когда Миру увели на операцию. Ад продолжается три часа ожидания, и меня совершенно не успокаивает, что операция не сложная, как уверял меня Олег, что не должно быть осложнений и всё под контролем, я сгорал от осознания, что ОНА там, а я здесь.

Отец и тётя Нина тоже очень сильно переживали – это было видно, но они были друг у друга, папа обнял тётю Нину и говорил ей что-то успокаивающее, при этом она положила голову к нему на плечо и отстранённо кивала на его слова. Лиза тоже нервничала, она молчала, некрасиво серьёзная в это момент, ходила до конца коридора и обратно. А я? Я был холоден, избегая всех мыслей, я пытался не думать вообще, ни о чём, помня, что жду, но, не позволяя себе даже задуматься, чего именно или кого.

Сколько прошло времени? Кто мне может сказать, сколько ещё прошло времени, до того, как свет над операционной погас и Олег, наконец, пришёл, чтобы сообщить мне, да, именно мне, потому что, я в этот момент, весь обратился в слух, из последних сил сдерживая себя то ли от того, чтобы вбежать в реанимационную палату, то ли от того, чтобы рухнуть безжизненным телом на ламинированный пол больницы.

– Операция прошла успешно, Мира на какое-то время останется в реанимационной, под наблюдением. – Мои глаза загорелись помимо моей воли, но Олег остановил моё неконтролируемое желание увидеть сестру немедленно. – Предупреждая ваши попытки прорваться внутрь, – это чудовище пыталось шутить, – к ней нельзя, она всё ещё под наркозом и ей лучше отдохнуть.

Он и вправду никого не пустил к Мире, заверив, что завтра, мы обязательно к ней попадём всем своим малочисленным скопом, «он шутил во всё время, что мне хотелось убить его самым изощрённым на то способом. Единственное, что нам было разрешено – это увидеть Миру, через толстое стекло реанимационной палаты. Так далеко, что я могу разглядеть пролегшие под её глазами тёмные круги, кислородную маску, прибор жизнеобеспечения, прикреплённый к её пальчику слабой руки, простынь, прикрывающую её хрупкое тело, детали, которые для меня не значат ничего и одновременно так много.

Прошёл час – три тысячи шестьсот мгновений, удивительно, как быстро я научился отсчитывать секунды. Мы все вместе возвращались домой, в молчании, без тяжёлых вздохов, не радостные, но и не огорчённые, причин не было никаких, родители держались за руки на заднем сидении, обмениваясь понимающими взглядами, Лиза сидела рядом со мной, отвернувшись к окну, хмурая, сосредоточенная, разочарованная? А я? Я не приходил в себя, выполнял определённые функции, сейчас, вёз свою семью домой – чётко поставленная задача, которую я должен реализовать, не задумываясь, так правильней, так легче.

Неожиданно быстро мы доехали до пункта назначения, домом, это пустое здание мне называть не хотелось, и оно не будет мне домом, пока в нём снова не появится Мира. Ничего не мог с собой поделать, не было никакой возможности находиться внутри. Всё стало рутиной.

Татьяна Львовна, оказывается, ждала нашего возвращения, эта женщина очень быстро привязалась к моей сестре, более чистой любовью, чем я.

– Как Мирочка? Как прошла операция? Что сказал врач? Когда можно будет её навестить? – забросала вопросами нас моя бесхитростная домработница.

– Татьяна Львовна, успокойтесь, операция прошла успешно, так говорит врач, – Нина Максимовна пожала плечами на последнем высказывании, – нас к ней не пустили – Мира должна отойти от наркоза, мы поедем к ней завтра. Идёмте Танечка, – я смотрел, как мама Миры обнимает за плечи мою немолодую домработницу и уводит её на кухню, – если вы пожелаете, мы возьмём вас завтра с собой, когда поедем к нашей девочке. – Они окончательно скрылись в проёме кухни, я перевёл взгляд на отца, он тоже следил за их уходом, потом посмотрел в мою сторону, я стоял в растерянности, будто выпадал из окружающей реальности, отец коротко улыбнулся мне и ушёл наверх. Лиза? Она, наверное, ушла к себе задолго до того, как я начал прослеживать передвижения окружающих. Я простоял на том же месте в прихожей ещё какое-то время. Сколько? Это неважно, главное, чтобы оно шло, не останавливаясь до наступления завтра, когда я смогу, наконец, увидеть Миру, я скучал.

Мы поужинали, Нина Максимовна настояла, чтобы моя домработница осталась и поужинала вместе с нами, я не возражал, зачем? Они говорили о Мире, о её детстве, я не хотел этого слушать, так моя боль росла быстрее, я скучал больше, словно тысячи иголок вонзались в мои глазницы, вынуждая веки сомкнуться и увидеть её. Так ничего и, не попробовав из содержимого моей тарелки, я даже не знал, что было приготовлено на ужин, я раньше всех отправился спать, ссылаясь на усталость. Получив долгожданное уединение, я совсем потерялся, оказывается в обществе каких-то людей, даже если тебя ни на минуту не оставляет твоё одиночество, ты более защищён от собственных разочарований.

Стоя под струями ледяной воды, абсолютно отрешённый от испытываемого физического дискомфорта, я пытался считать количество капель, медленно стекающих по гладкой стенке – бесполезное занятие для нормального человека и очень действенное успокоительное для безумца, вроде меня. Руками опёрся об эту стену, в бессилии опуская голову, струйки воды, сползающие с моего подбородка, пытались ласкать мою, покрывшуюся мурашками кожу, зря, меня ничего не волновало. Сколько часов я провёл в душе? Не знаю. Странный отсчёт времени ведётся в моей голове.