Останови моё безумие

Полночь. Я всё ещё бодрствую, но не спускаюсь вниз, не надо вдруг, домашние ещё не спят, хотя я слышал, как захлопывалась входная дверь – Татьяна Львовна ушла к себе домой, дверь родительской спальни закрылась около часа назад, Лизка ушла к себе ещё раньше. Надо попытаться уснуть.

Час ночи. Как медленно движется эта маленькая стрелка – секундная? Что я делаю? Я всё ещё не сплю? Дом погружён в темноту, тишина, будто заволакивающий туман, погрузила весь дом в уютную дрему. Мне не спится, завтра я увижу свою девочку.

Знаю, что творю форменную глупость, но ничего не могу с собой поделать, я очнулся только, когда уже выехал из посёлка, как прошли последние полчаса моей жизни, я не в состоянии вспомнить. Ну и пусть. Я знаю, куда направляюсь, просто должен её увидеть, не могу больше…

– Время посещений закончено, – заявляет мне дежурная медсестра, глупая, конечно закончено, какие могут быть посещения в два часа ночи, только меня это не остановит. – Тем более ваша сестра находится в реанимации, – не пытаюсь с ней спорить.

– Позовите, пожалуйста, дежурного врача, – уговариваю её, нервно приглаживая влажные от снега волосы.

– Что случилось? – слышу знакомый голос за спиной и оборачиваюсь. Передо мной стоит Олег, не ожидал его здесь увидеть, как впрочем, и он меня.

– Влад? – а вот и то самое, обещанное удивление в его сонных глазах. – Что ты здесь делаешь?

– Олег, можно мне к Мире, – не задумываясь, что моя просьба довольно странна, я всё же не сдерживаюсь.

– Что?

– Мне нужно к Мире, Олег, пожалуйста, позволь мне её увидеть. – Я запретил умоляющим ноткам прорваться через твёрдость своего голоса, этого нельзя было делать, Олег, конечно же, не понимает, что со мной происходит, но ему безусловно вся ситуация кажется из ряда вон. Плевать. Только бы её увидеть, сейчас, в следующую секунду.

– Хорошо. – Ответ оказывается для меня неожиданным, но я справляюсь с эмоциями отлично, по крайней мере, мне так кажется. Мы, молча, направляемся по коридору в сторону реанимационной палаты сестры, я молчу, потому что мне нечего сказать, все мысли улетучились, я в какой-то лихорадочной эйфории. Олег останавливается у массивной двери, я жду от него врачебного «только недолго», но он только открывает мне дверь, а затем, также молча, уходит. Я прохожу в палату, осторожно прикрывая дверь, наверное, молниеносно оказываюсь в непосредственной близости к ней. Наконец-то. Вот я уже присаживаюсь на стул, пододвинув его на максимально близкое расстояние к кровати. Мира спит. Наверняка это от лекарств. Неподалёку противно попискивает какой-то аппарат, несколько проводов проходят через её руку, она кажется мне бледной, так и есть, но не менее прекрасной. Я болен. Болен и знаю об этом, но мне хорошо. Хорошо, вот так, просто рядом с ней, просто знать, что с ней, по-настоящему всё в порядке, что увижу её и завтра, что смогу быть рядом, просто рядом с ней. Осторожно беру её хрупкую ручку в свою большую ладонь – тёплая. Её лицо остаётся безмятежным – она всё ещё спит. Любимая моя. Никого нет, мы вдвоём, я смелею и подношу руку к губам, предварительно ощупав их, нет, не холодные, можно. Прижимаюсь к руке губами, надолго замирая в поцелуе, тихо шепчу то, что никогда не смогу сказать вслух:

– Прости, … прости, … прости, что так сильно люблю тебя. – Солёная капля самовольно гладит меня по щеке, её никто не увидит, даже тот, кто остался незамеченным для меня…

====== Глава 17 ======

МИРА.

Операция, хирургическое вмешательство, внедрение донорского ксеноклапана – в моём случае, это слова-синонимы. Даже наедине с собой, я никогда не думала об этом, не думала, что у меня есть шанс на нормальную, полноценную жизнь, а сейчас, проснувшись после операции, всё ещё одна, медсестра, дежурившая у моей постели не в счёт, я чувствую радость, ту самую, о которой я так много размышляла раньше, только размышляла, а теперь, … теперь я могу её чувствовать. Странно, на больничной кровати, нашпигованная иглами, капельницами и проводами с дискомфортом в грудине и свистящей метелью за окном я наконец-то окунулась в лето – такое тёплое, такое долгожданное и необыкновенно прекрасное, … первое в моей жизни…

Такой блаженной меня навестили мои родители, через стекло я увидела также Влада, и Лизку, а ещё Татьяну Львовну, приход которой меня растрогал особенно сильно. Мама сдерживала слёзы, я видела, папа держался молодцом, пытаясь пошутить, но я не совсем разбирала, о чём они мне говорили, оказывается, уши заложило, и в голове была каша, но я не волновалась, всё равно была очень счастливой. Чем окончился визит родственников, я не запомнила, по-моему, в середине рассказа мамы уснула и следующие несколько дней проходили одинаково и были похожими друг на друга. Зато через неделю я была молодцом, когда меня перевели в обычную палату. Настроение, за это время, летело по нарастающей, поэтому свою семью в полном составе я встречала в необычно возбуждённом состоянии. Родители уже несколько раз недолго навещали меня в реанимации, а вот Лизка с Владом не были ни разу, и честно говоря, я по ним ужасно скучала.

ВЛАД.

Прошла неделя. Неделя, изменившая всё, я вру себе, ночь, та ночь изменила всё. Я потерял себя, желание увидеть Миру и побыть с ней пару минут пересилило всё, я чуть не разрушил то малое, что у меня есть, едва ли не потерял её. Той ночью, я совершил самое желанное – я произнёс вслух, что люблю её, признался ей, признался самому себе. И это признание стало точкой отсчёта, точкой не возврата.

На тот момент мой здравый смысл отключился, я плюнул на всё и всех, когда пришёл в больницу поздней ночью, чтобы увидеться с сестрой, нет, увидеться со своей любимой. И меня не волновало, что подумают об этом другие, я до сих пор не думал об этом, не важно, всё не важно, кроме одного – Мира, что подумает Мира, когда узнает? Осознание её возможной потери, пусть лишь в качестве сестры решило абсолютно всё. Той ночью я уехал из больницы мёртвым, … я поехал к Кате. Я подлец, сволочь, эгоист, но Катя ничего не сказала, да и я не пришёл за словами, мне не требовалось утешение или осуждение, я осуждал себя сам. Я не пил, я оставался трезвым, когда изменял Ей, … когда ласкал тело другой, нелюбимой, чужой девушки, я был трезв, … когда целовал ту, другую, я был трезв, …когда заставлял кричать эту, ненужную мне женщину от удовольствия, я был трезв, … когда принёс той, другой, блаженство и презирая себя получил его от другой, я был трезв. … Я был трезв, когда ненавидел себя….

Утром, когда Катя в полуобнажённом виде, закутанная в простынь, направлялась в ванную, я сказал ей маленькую правду после мучительной ночи лжи:

– Я не люблю тебя. – Чего я ждал? Презрения?

Катя обернулась и с улыбкой на губах, которые я так отчаянно терзал поцелуями этой ночью, ответила:

– Я тоже, – она пожала плечами, – но ведь это ничего не меняет, – и ушла. Это мне подходило, Катя мне подходила. Всегда.

С той ночи каждый вечер, возвращаясь с фирмы, я ехал к Кате, на большой скорости, не зацикливаясь на дороге, чтобы не свернуть в другую сторону, чтобы не помчаться к Ней. Я – брат, только брат, я привык повторять это, как мантру, бесчисленное количество раз, чтобы поверить самому, чтобы не сорваться. Каждая следующая ночь была похожа на предыдущую, и каждая была пыткой… с другой, … не с Ней, …без Неё.

МИРА.

Я люблю Влада. Да, я поняла это. Поняла, когда меня забирали на операцию и видя его глаза – полные веры в меня и моё будущее. Поняла, когда ночью, после операции видела его во сне, чувствовала, будто наяву, как он нежно дотрагивается до моей слабой руки и тревожно заглядывает в глаза. Поняла, что люблю. Люблю, не как брата, но и добрую извратную половину населения мне обрадовать нечем. Потому что я просто не знаю как надо любить брата, у меня его никогда не было, до недавнего времени. Логично предположить, что это, то же самое что любить Лизу, и всё объясняется именно этой несхожестью в моём запутанном чувстве, я не люблю Влада также как люблю Лизу, или же как люблю маму и отца. Люблю не по-родственному – это не плавное, мягкое, совсем ненавязчивое чувство, и пусть я выражусь совершенно непонятно даже для себя самой, но любовь к Владу – скрипучая, это скребущее, почти неудобное ощущение. Но, тем не менее, я точно знаю, что люблю его, как хозяин любит своего питомца – собаку, неудачное получилось сравнение, но более точной альтернативы мне не приходит в голову. Это несемейное ощущение, а новое, ещё непривычное, но уже очень важное, быстро завоевавшее твоё внимание, когда тебе непременно хочется быть рядом, и ты испытываешь неподдельную беспричинную радость, именно радость, теперь я это знаю, охватывает меня в присутствии Влада, столь же, беспричинная, что и при появлении излюбленного питомца. Осознание его принадлежности тебе, увеличивает эту радость во стократ, но при этом, тебе не требуется его постоянного присутствия, нет проникновения в его мысли, потому что у тебя просто нет доступа в них, но ты можешь поделиться с ним своими, находя отклик, при этом ограничиваясь безмолвным согласием, с надеждой на понимание и полной несостоятельностью помочь. Да, Влад откликается на любую информацию обо мне и от меня, не пререкаясь, не отговаривая, не осуждая, оставляя мне самой размышлять о правильности принятых решений, и его полная отдача неоднократно доказывает, что моему моральному состоянию отказано в помощи с его стороны. Не суть, это всё равно любовь, странно непонятная, не сестринская, не настоящая, но она есть, я чувствую её, чувствую её, когда он рядом, и когда его нет. Не могу разобраться в ней, в своих чувствах, в себе, но это ничего не меняет, он близкий мне человек, слишком дорог, слишком необходим. Именно эта необходимость в нём переросла в эту странную неопознанную любовь, зависимость от его присутствия в моей жизни, зависимость от его постоянного зримого и незримого участия в ней, возможно, он всегда слишком близко, всегда слишком рядом, но теперь этого уже не изменить, я уже завишу от него, как бы я не хотела обратного. Иногда мне кажется, что это я – милый глупый щенок, а он – мой хозяин, и тогда это сравнение не кажется неуместным, оно правильное, я смиренно внимаю к нему, взахлёб смотрю в его глаза, не противоречу и не отталкиваю, принимаю заботу и ласку, не в силах ничего предложить взамен, кроме беспредельной преданности.

Вот и сейчас, смотрю на него, и тепло перетекает в моё тело через один единственный взгляд, да он снова молчит, но мне достаточно этого взгляда, чтобы понять и любить.

====== Глава 18 ======

МИРА.

Через три дня Новый год, а Олег Юрьевич – мой врач, кстати, оказавшийся очень приятным человеком, не собирается меня выписывать. Как это понимать? Впервые я с нетерпением жду какого-то праздника, а мне заявляют, что я должна буду провести его в больничной палате, в пижаме и с капельницей. Совсем удручённая, я глядела в потолок, когда в палате появился мой брат.

– Чего грустим? – излишне весело поинтересовался он, присаживаясь по привычке на краю кровати. Я одарила его недовольным взглядом. Конечно же, он не виноват, что мне придётся провести в этой палате ещё как минимум дней десять, наоборот, я ему благодарна за то, что он настоял на операции и, в конце концов, убедил меня, что всё будет хорошо, поэтому я не собиралась его огорчать, просто не привыкла ещё.

– Ничего, пустяки, – я даже попыталась улыбнуться. Влад тем временем взял мою ладошку в свои большие руки и начал выводить на ней ему одному понятные узоры, я увлеклась этим процессом, так старательно, брат вычерчивал эти надписи на моей руке, на миг, выпадая из реальности и полностью уходя в себя, он очень внимательно отнёсся к этому занятию. Большим пальцем, вырисовывая круги в середине моей ладони, а указательным пальцем водил по всей длине моих пальцев, мне это нравилось, я уже забыла, что до прихода Влада безнадёжно печалилась.