Остаток ночи в её бокале

– У меня совсем не такие, да и у тебя тоже. Ничего похожего!

– Но ты же моя лучшая подруга! Ты мне как сестра!

– Вот и я то же самое говорю! Мы – астральные сёстры! Неужели ты не уступишь мне, самому близкому человеку! Мы так похожи, у нас одна судьба, нас обеих бросили мужья, мы… мы…

Тут раздался треск рвущейся ткани. У каждой женщины в руках оказалось по рукаву. У Маши – рукав с большим лоскутом от бока блузки.

– Ну и что теперь делать? – тихо спросила Даша.

– Быстро одеваемся и бежим отсюда! – скомандовала Маша.

– Я рукава прихвачу, сошью из них шарфик, – Даша проворно запихнула в большие чашки своего бюстгальтера куски туники.

– Так. Спокойно выходим, не спешим, уверенно, с улыбочкой, и медленно ретируемся, – сказала Маша.

В зале было шумно, народ польстился на весенние скидки, а скидки были большие, играла музыка, люди сновали возле полок и корзин с вещами. Продавщицы рекламировали товар, показывали вещи. Маша с Дашей усердно-лениво продефилировали к выходу.

Корпоратив устроили не в ресторане, как было обещано. Роман Григорьевич арендовал стол в каком-то полуподвальном месте с занятным названием – «Погребок свекрови».

– Нас тут погребать будут? Свекровь уж постарается! – сострил охранник Олег.

Он был в костюме стального цвета, при галстуке, такой солидный и красивый.

Президент фирмы Роман Григорьевич, тоже весь из себя, в прикиде цвета горького шоколада, лощёный, длинноногий, бритоголовый, с высокими темными бровями и густыми ресницами, был очень хорош. Он пояснил:

– Нас всего-то пять человек, какой там ресторан, все здесь уместимся. Место тут интересное, понравится.

Место было да-а, вот ведь! Вдоль стен стояли столики с полосатыми скатертями и пластмассовыми подсвечниками, из которых торчали незажжённые свечи – толстые и какие-то доисторические, словно со времён гражданской войны сохранились. Посреди большого зала с обшарпанным дощатым настилом, деревенским каким-то, возвышался шест. Играла фоновая музыка. Но когда фирма расположилась за длинным столом возле окна, появился певец. Вера узрела небольшую сцену с синтезатором. Парень годков этак тридцати подошёл к микрофону, прокашлялся, что-то пробормотал, и запел. У него был приятный баритон. Маша с Дашей бросили на него оценивающие взгляды. Этот высокий лохматый блондин им явно нравился.

Официант принялся пихать на стол салаты, селёдку под шубой, тарталетки с грибами и с икрой, и всякую другую снедь. Появились рюмки, графинчики с водкой, с винами и соками. Роман Григорьевич встал и произнёс короткую речь, но за звуками песни было плохо слышно. Он сказал:

– Друзья! Коллеги! Поздравляю вас и себя с десятилетием нашей фирмы! За эти десять лет у нас… Мы… Наша фирма успешно выжила и не была смята конкурентами. Ведь таких, как мы, много! Ура! Живём!

Все выпили водку, а Вера – вино. Оно было сладкое.

– Живём! – вскричал Олег. – Наша фирма «Ясюкям» будет там и будет сям! – выдал он экспромт.

– Ого, да ты поэт! – восторженно завопила Даша.

– А то! – хмыкнул он, и положил ладонь на массивное Дашино колено.

– Ну так выпьем за поэта! – предложила Маша.

– Отличный тост! – поддержал президент фирмы.

Чокнулись стеклянными рюмками с золотистыми каёмочками по краям. Выпили водку, Вера – вино. Слишком уж сладкое.

– Ну, а теперь – за нашего дорогого президента! За нашего мудрого и любимого руководителя! – произнесла тост Даша.

Выпили. Музыка гремела всё громче. Певец разошёлся во всю. Подали горячие блюда. На столе появился острый аджапсандали, необычайно вкусный, азу, антрекоты, буритто, ризотто, чахохбили, и много всякого разного. Вера ела всего понемногу, и запивала апельсиновым соком. Тосты наплывали друг на друга, на столе возникали очередные графинчики с водкой, а потом чача, коньяк, и Вера не могла понять, что это за кухня, грузинская, что ли? Ресторан вроде с нейтральным названием.

Маша с Дашей пошли плясать. Обе были в лосинах. Машины тонкие длинные, как соломины, ноги были обтянуты золотистыми лосинами и высокими – до половины ляжки – сапогами-ботфортами, живот горой торчал вперёд и во время танца подскакивал, словно огромный арбуз в сетке. Туника была сетчатая и тоже золотистая, и сквозь неё просвечивала плоская грудь. Даша же была выпуклая со всех сторон, и все её выпуклости скакали словно сами по себе, отдельно от хозяйки. Олег не выдержал такого зрелища, вскочил, и присоединился к пляшущим дамам. В танце он то и дело хлопал Дашу по квадратному заду и восклицал:

– Лунозадая моя!

Вера отяжелела от съеденного и выпитого. Она медленно потягивала сок через трубочку и смотрела по сторонам. Посетителей в ресторане было мало. В углу сидела юная влюблённая парочка, в конце зала – старичок со старушкой, такие трогательные, они о чём-то увлечённо беседовали и словно ничего вокруг не замечали. Через три стола от них весело шумела небольшая группа кавказцев. Эти тоже были заняты собой. Вера задремала. Ей было уютно и спокойно. Роман Григорьевич куда-то вышел. Потом она очнулась и бросила взгляд в зал. Даша с Олегом танцевали в обнимку, а Маша возле шеста выделывала какие-то странные трюки. То задирала на шест свои тонкие ноги, которые казались золотистыми верёвками, то, раскорячившись, кружила, наседая на шест, потом она повисла на нём, уцепившись своими длинными верёвочными руками. Тут шест рухнул, и Маша распласталась под ним. Похоже, она даже не поняла, что произошло, настолько была пьяна. Она просто уснула. В это время в зал вошёл Роман Григорьевич. Все сотрудники фирмы столпились возле спящей и стали её поднимать. Но вставать, просыпаться она явно не хотела. Лежала себе и похрапывала. Народ за столиками с интересом наблюдал за всем этим. Веру разобрал смех. Весёленький корпоративчик получился – подумала она. И вдруг ей стало скучно. Глупость какая-то, бред, – подумалось ей. Она подошла к столику, допила сок, и вышла из ресторана. Поймала такси, и поехала домой. Окошко авто было опущено, и тёплый ветер отдувал назад лёгкие Верины локоны. Она с удовольствием подставила лицо весеннему воздуху.

В кармане пискнул мобильник, пришла СМСка. От Дениса – увидела она. И с каким-то новым чувством удовлетворения прочла мелкие строчки: «Весна идет вперед, ура! И вот сегодня день безобразно хорошего настроения! Бывает такое: ты не можешь спокойно идти – только подпрыгивать, ты не можешь спокойно отвечать на вопросы – только в шутку, на языке пляшут сотни смешинок, и вместо слов получается только не вполне приличный хохот, ты танцуешь под музыку, звучащую для тебя одного, кружишься на месте сияющим водоворотом, даришь конфеты незнакомым людям – и солнце выглядывает из-за тонких весенних облаков, чтобы ласково погладить тебя по буйной свихнувшейся голове… Это и есть просто безобразно, кричаще хорошее настроение. И я искренне желаю тебе, чтобы таким образом у тебя проходил не один день, а вся жизнь! И перестань быть змеюкой (((((( Вот!»

Она почувствовала лёгкое головокружение. Вино начало действовать, или весна, наверно что-то в воздухе было такое, весёлое, свежее, игристое, словно шампанское…

Денис припарковался возле парка. Ему хотелось посидеть в любимой беседке у пруда. Он вышел из машины, и не спеша направился к витой арке. У входа в парк качали ветками большие липы. Денис задумчиво брёл по дорожке. Мысли словно облака, гонимые ветром и подсвеченные солнцем, были лёгкие и разноцветные. Вспомнился отец. Его похороны. Его лицо, давно, давно, когда Дениска был ребёнком. Папа был неразговорчивый, спокойный, и очень редко кричал. Ну, бывало, конечно. Но чтобы вывести его из себя, надо было постараться. Папа был одним из родоначальников отечественного бизнеса. Однажды, когда Дениска был маленький, он захотел мороженого и стал истерить. Он орал, катался по полу и бил ногами. Папа сказал – какое тебе мороженое, ты шмыгаешь носом, и к тому же плохо себя ведёшь. Тогда мальчик выгреб мелочь из отцовского кармана и купил себе эскимо. Папа узнал, наорал на Дениса, и так сильно ударил его, что тот отлетел к стене и от страха описался. Это – самое сильное впечатление его детства, даже сильнее того дня, когда он впервые увидел огромного паука в большой красивой паутине. Он недоумевал – мелкие деньги, ерунда, за что? Неужели отец такой жмот? В тот день он невзлюбил отца.

Денис дошёл до скамейки возле пруда, сел и закурил. Вспомнилось, как они всей компашкой ездили по ночным барам, курили кальяны, снимали девиц, пили, снова пили, и Денис блевал, обняв унитаз. Пьяные они гнали по шоссе, обгоняя друг друга, серебристый «седан» Дениса летел словно сокол на соколиной охоте. Хорошо, гайцов не было. Потом его занесло, выскочил на тротуар и врезался в группу подростков. Но сразу вырулил и умчался, в гараже смыл с бампера кровь… Ну и что, пусть не шляются по ночам, дети ночью должны спать. Сам он, когда тинэйджером был, спал ночами, родители строго следили, прислуга, рано утром его везли в школу с английским и французским уклоном, потом – на музыку, на занятие танцами, на кун-фу. Все дни были расписаны по часам. Норма. Потом была стрельба, танки, черный октябрь, да, девяносто третий год, больше двух тысяч погибших. Денису было интересно, но он мало что понимал. Мелкий был ещё. Подросток, переходный возраст. Ему нравились танки, выстрелы, трупы. Его перестали возить в школу и везде. Это было классно! Все сидели возле телевизоров. Прилипли к экранам. Только папа куда-то уходил. А потом его убили. Как это случилось, Денис так и не узнал. Да и не спрашивал. Мама потом вышла замуж. Но это уже позже. Потом мать с отчимом уехали в Израиль. У отчима там была родня. Денис остался один. Он был сам по себе, не очень-то и переживал. У него были деньги, нефтяные акции, и полная свобода действий.