Оставьте тело вне войны

— Тебе тяжело на спуск со самовзвода нажимать, поэтому если время есть, просто взводи сначала пальцем курок, — показал он. — Тогда выстрелить гораздо легче! У самого ефрейтора тоже был наган и винтовка. Для карабина бойцы ему сделали маленькую пирамидку, и он стоял рядом со столом, на расстоянии вытянутой руки. Подсумки ефрейтор всё время носил на ремне. В общем оба начальника ей понравились. Комбат естественно больше. Хотя бойцы говорили Маэстро — настоящий артист и до армии выступал со сцены, великолепно играя на баяне. Да и сам Маэстро выглядел симпатичным. Ростом, правда, меньше комбата, но всё равно — выше её. Низкорослые ребята ей не нравились.

Вот и сейчас она спала и видела свои девичьи сны. Ей снилось, что комбат поднял её на руки и кружит по лугу среди цветов. А на голове у него веночек из ромашек, что она сплела. И она смеется счастливым смехом, прижимаясь к его груди своими жаркими грудками, и он тоже улыбается ей, кружась всё сильнее. Ей снилось, как он касается её шеи губами, нежно ласкает ушко и осторожно касается её губ своими, опаляя дыханием. А потом опять улыбается и кружит дальше…

Наташка уютно свернулась калачиком, во сне улыбаясь своим чудным видениям, не чувствуя, как злая мощь, скопившаяся у границы, чёрной волной ринулась на спящую землю. Гремя взрывами, сверкая выстрелами, перемалывая траками остатки ночной приграничной тишины.

Львов начали бомбить в пять утра.

Глеб разбудил комбата Михайлова в четыре, чтобы тот умылся, привёл себя в порядок и был готов выступить на защиту советского народа не с помятой физиономией, опухшей от подушки, а как настоящий командир, умытый, побритый и бодрый. Сам он полетел к границе, предупредив об этом подопечного. К четырём тридцати комбат выглядел безупречно, успев подшить свежий подворотничок и начистить сапоги. Пришлось, правда, зажечь свет, чтобы побриться, но Лукьяненко это не разбудило.

Хранитель сообщил от границы, что немцы начали наступление. Наши успешно взорвали мост на яворовском шоссе, похоронив не меньше роты пытавшихся по нему перебраться немцев. Сообщил, что комбат Телегин уже успел уничтожить вражескую батарею, а сейчас они добивают совместными усилиями вторую. Глеб корректирует огонь.

Самолёты комбат услышал и увидел полпятого. Немцы, очевидно, выбрали Львов как один из ориентиров, и многие группы самолётов начинали над городом менять курс. Шли они высоко, гудя моторами в небе. После того, как Михайлов заметил, как вспыхнул в небе один из немецких бомбардировщиков, возглавлявших очередную группу, он разбудил командиров взводов, приказав поднимать людей по тревоге, соблюдая светомаскировку. Затем позвонил Огневу и дежурному в штаб и выдал те же распоряжения. В воздухе разгоралась битва. И хотя Борис не слышал выстрелов авиационных пулемётов, но горящие самолёты падали исправно, хорошо заметные в темном, но быстро светлеющем небе. Чьи это были самолёты, он не знал, но надеялся, что немецкие.

Когда позвонили Огнев и Кульчицкий, доложив, что личный состав по тревоге поднят, комбат приказал:

— Довести личному составу, что началась война. В четыре часа тридцать минут немецкие войска напали на Советский Союз. На границе идут ожесточённые бои. Что творится в небе, вы сами видите. Жилые палатки снять, подготовить запасы воды для тушения пожаров. Усилить караулы по охране внешних складов. Быть готовым к отражению авиационных налётов. Выставить наблюдателей за воздухом. Усилить бдительность. Людей за ограждение не выпускать. Фельдшеру подготовить медпункт к приему раненых. О всех происшествиях докладывать немедленно.

Когда командиры взводов ремонтно-восстановительного батальона, проверив личный состав, доложили, комбат довёл всем о начале войны и боях на границе. Сказал он просто: — В четыре часа тридцать минут германские войска вторглись на территорию Советского Союза. На границе идут ожесточённые бои. В соответствии с присягой, мы все, как один, должны встать на защиту Советского народа и нашей Родины. Не посрамите этой чести товарищи командиры и красноармейцы. Родина на вас надеется!

Рябинины, поднятые по тревоге, тоже стояли в строю. Поставив конкретные задачи, комбат строй распустил.

В пять часов утра над городом завыли пикировщики. Бомбили они что-то упорно в центре города. Глеб от границы вернулся, довольный, что помог артиллеристам.

Сначала подошёл старшина, озадаченный поисками тары под запасы воды.

— Товарищ старший лейтенант, я сзади склада снабженцев видел старую пожарную бочку. Она, конечно, рассохлась, и рукав наверняка погнил, но насос вроде целый. Дайте команду, пусть её наши ребята посмотрят. Вместо деревянной бочки, металлическую поставим, на двести литров и шланг где-нибудь изыщем. Всё лучше, чем вёдрами заливать.

— Это ты правильно сообразил, Николай Петрович.

Комбат вызвал сержанта Ревякина и поставил ему задачу по ремонту пожарной техники.

Следом за старшиной подошёл конюх Попов.

— Товарищ старший лейтенант, вы приказали никого за территорию не выпускать. А как же кони?

— А причём тут кони, красноармеец Попов? Они же у тебя в конюшне.

— Так мы же их каждый день пасём, на пару с Ахметовым из тыла. Сейчас же лето, они травки свежей хотят.

— А сколько у вас там лошадей? — поинтересовался Михайлов, коря себя за упущение, что осмотреть конюшню, не догадался.

— Сейчас десять осталось. Четыре наших и шесть тыловиков.

— А сено и овёс у вас там есть?

— Есть немного, недели на две.

— Тогда так. Сегодня пока никуда не выходите. Завтра обстановка прояснится, я скажу что делать. Может, лошадей всех в лес перегоним. Но здесь пасти не получится. Слишком опасно стало. К вам охрану приставлять придётся.

Удручённый Попов откозырял и ушёл.

В батальоне у Михайлова по штату числилось две конных повозки под имущество батальона. Лошади были, а повозки отсутствовали. Но старшина обходился и без них, благо автотранспорта пока хватало.

В пять тридцать позвонили из комендатуры. Немцы разбомбили штаб армии, штаб 4-го корпуса, и частично Управление Львовского НКВД. Около штаба корпуса на Саксагонской улице бомбой перевернуло броневик. Просили помочь поставить его на колёса и произвести ремонт, если такой будет возможен. Броневиков у коменданта было всего четыре.

Комбат отправил тягач с охраной и ремонтниками, послав руководить Лукьяненко. Через полтора часа зам притащил броневик. Пострадал один водитель, хотя в трёх местах осколками бомбы броневик был пробит. Многие, увидев подбитый броневик, подходили посмотреть. Люди впервые столкнулись с видимыми результатами войны.

— Их там двое всего было, водитель и пулемётчик, — рассказывал зам. — Водитель спал в кабине, шлём снял, его и приложило головой о броню. Когда приехали, голову ему уже замотали бинтом. А от штаба, считай ничего не осталось. Человек пять, говорят, погибло. А может больше. Хорошо, что корпусные, тоже в леса подались, а то бы всех накрыло. Сейчас комендант пригнал два отделения, завалы пытаются разобрать, чтобы тела вытащить. А за броневик, я всё удивляюсь, его ведь метра на три отбросило, прежде чем опрокинуть.