Осторожно, спойлеры!
Шрифт:
Затем, по мере того как он продолжал тянуть хенли выше, медленно – ох как медленно – показалась его грудь, мускулистая, слегка покрытая пушком и…
Соски, боже, соски! Все успели разглядеть их, затвердевшие от холода, прежде чем он стянул хенли через голову и опустил футболку на несколько дюймов.
Папарацци фиксировали все, их камеры бешено щелкали. Однако один из них наконец сумел вспомнить причину своего присутствия.
– Маркус, ты здесь на свидании? Как зовут твою подругу?
– Ну, всем известно, что меня не интересуют музеи, – выдал Маркус и подмигнул. Один из папарацци
Да, это было определенно впечатляющее шоу. По крайней мере, Эйприл решила, что он устроил шоу. Надеялась.
Потому что в противном случае весь сегодняшний день был игрой. Он притворялся, что наслаждается музеем, наслаждается ее компанией, в надежде умчать их очевидную – хоть и удивительную – сексуальную совместимость в оргазмический закат.
Откуда ей знать? Разве не она несколько дней назад думала, что его актерские способности достойны награды? Как она могла посчитать, что мужчина, которого она увидела сегодня, настоящий Маркус, а не просто еще одна роль?
Он одарил зевак последней сияющей улыбкой, затем взял ее за руку и потащил к такси, только что подъехавшему ко входу в музей. Папарацци поспешили за ними, выкрикивая вопросы и фотографируя, но Маркус только махал рукой и улыбался.
Они скользнули на заднее сиденье такси прежде, чем пожилая женщина успела расплатиться с водителем.
Чтобы предоставить старушке достаточно свободного места, Маркус посадил Эйприл к себе на колени, и она пожалела, что не может расслабиться от их контакта, расплавиться от жара, исходящего от его совершенного сильного тела. Не сейчас. Вместо этого она напряженно замерла, словно линейку проглотила.
Думал ли он, насколько она тяжелая по сравнению с другими женщинами, с которыми он встречался?
Или – и это почему-то казалось ей хуже – думал ли он: «Наконец-то мы можем перестать говорить о долбаных камнях и перейти непосредственно к траху»?
Маркус виновато улыбнулся обалдевшей пассажирке на другом краю сиденья.
– Извините за вторжение. Мы будем счастливы заплатить чаевые за вашу поездку, если позволите.
При этих словах ее пергаментные щеки сморщились от улыбки, и она слегка стукнула его по колену тростью.
– Я уже оплатила чаевые картой. К тому же я видела ваше представление, когда мы подъезжали. Это достаточная компенсация, молодой человек.
Он рассмеялся и пожал протянутую старушкой руку. Его веселье вибрацией отдалось в сидящей у него на коленях Эйприл. Они еще с минуту поболтали, не разжимая рук, и старушка стала вылезать из такси.
Неуклюже, стараясь не задеть Маркуса локтем, Эйприл подтолкнула его к центру заднего сиденья и слезла с его колен. Подвинувшись, он поддержал пожилую даму под локоть, пока она медленно выходила из машины.
– Эта девушка кажется хорошей, – заметила старушка напоследок и еще раз ткнула его тростью по икре. – Не испорти все. К тебе это тоже относится, – добавила она, переведя взгляд на Эйприл.
Когда старушка благополучно оказалась на тротуаре, Маркус захлопнул дверь, моментально отрезав шум вопросов и слепящие вспышки камер.
Его взгляд сразу же
вернулся к Эйприл, которая теперь прижалась к дальней двери. Между его бровей пролегла морщинка, а улыбка растаяла.– Куда? – спросил водитель.
– Простите, но нам нужна секунда, чтобы выяснить это. Можете включить счетчик, – сказал Маркус, не отводя глаз от Эйприл. – Эм… такси было моей идеей, не твоей. Пожалуйста, позволь мне заплатить. Я отвезу тебя в твой отель или куда захочешь. Мы можем пойти в…
Что бы он ни собирался предложить, она не хотела этого делать. До тех пор, пока ей не представится возможность подумать. Их невероятная пара свиданий уже отняла у нее слишком много времени и мыслей, учитывая сложившуюся ситуацию.
– Мне надо вернуться в квартиру и подготовиться к среде, когда привезут мою мебель. Извини, – сообщила она Маркусу и наклонилась к водителю. – Пожалуйста, высадите меня около станции «Цивик-центр».
– Давай лучше я отвезу тебя прямо до дома. Если ты не против, – робко предложил Маркус. – Хочу избавить тебя от хлопот.
Это было любезное предложение, и она слишком устала, чтобы отказаться.
– Спасибо.
Пока она называла водителю свой новый адрес, машина тронулась. Может, вечером у нее появится несколько минут, чтобы написать и выплеснуть все свои запутанные чувства касательно КЭБН, Маркуса и жизни в объективах камер? У нее будет куча времени. Ведь она больше не будет часами переписываться со своим лучшим онлайн-другом.
На мгновение вид за окном затуманился. Маркус легко коснулся пальцем ее локтя:
– Эй. Ты в порядке?
– В порядке, – ответила она и позволила ему переплести их пальцы на его твердом бедре. Это не стало пассивно-агрессивным приемом. Она была в порядке. Будет. Независимо от того, как все пойдет с КЭБН, и независимо от того, как все пойдет с Маркусом.
И возможно – возможно – вторжение папарацци сбило ее с толку больше, чем она была готова признать. В конце концов она знала, что Маркус медийная личность. Появление папарацци не должно было удивить или беспокоить Эйприл.
В своем неподражаемом стиле он защищал ее, отвлекая папарацци от вопросов о ней самой. Даже если она понимала, что люди все равно узнают ее настоящее имя и многое другое, это лишь вопрос времени.
Что более важно: даже если она не может (пока не может) доверять ему, она должна доверять себе и своим инстинктам. И эти инстинкты говорили ей, что сидящий рядом мужчина с печальными глазами и нежной хваткой – настоящий Маркус.
Отвернувшись от окна, она подвинула колени так, чтобы они коснулись его.
– Ты очень умело отвлек тех людей, – отметила она и одним пальцем провела вниз по центру его груди. – Тебе, наверное, понадобится горячий душ, когда вернешься в отель.
Его поджарое тело застыло под ее пальчиком, живот поднимался и опускался с каждым быстрым глубоким вздохом.
– Нет, если ты продолжишь так прикасаться ко мне.
Облегающие джинсы совсем не скрывали его реакции на ее прикосновения.
– Ну, я не хочу, чтобы ты заработал обморожение. – Через мягкую ткань его футболки она очертила пояс его джинсов, низко сидящий на твердом сокращающемся прессе. – Ведь ты пожертвовал своим телом ради меня.