Осторожно! Влюбленная ведьма!

— А здесь, я смотрю, умеют производить впечатление на гостей! — усмехнулся Александр.

— То ли ещё будет! — «воодушевленно» пообещал Вайлд. — В последний раз, когда у меня хватило дурости заявиться на вечеринку к Неблагим, меня вначале вкусно накормили до отвала, затем напоили до пьяна, а затем все те, кому было скучно устроили на меня и ещё нескольких гостей дикую охоту. Все эти охотники впоследствии, конечно, очень пожалели о подобном своём гостеприимстве, но конкретно с той вечерники я еле-еле живым ушёл. С тех пор зарёкся принимать приглашения на вечеринки от неблагих! Но как говорится, никогда не говори «никогда»!

— Мы пришли, — отметила очевидное Элана, остановившись перед ледяной дверью. — Я, надеюсь, мне нет нужды вам ещё раз напоминать, что на этом бале-маскараде полно тех, кто мечтает насладиться вкусом вашей крови, испить вашей силы и закусить вашим мясом?

— Не нужно, — покачали головой «двуногие деликатесы». И дружно озвучили. — Мы всё помним: ничего не пить, ничего не есть, не снимать щиты, не разделяться, не вестись на провокации. Более того, по возможности, вообще ни с кем не заговаривать и ни на кого не обращать внимание.

— Ну что ж, тогда Фрейр нам в помощь, — прошептала королева и потянула за массивное серебряное кольцо дверной ручки.

И их сразу же затянуло в водоворот громкой музыки, ярких красок и смеха.

[1] Самайн — один из четырёх главных праздников Колеса Года. Отмечается в ночь с 31 октября на 1 ноября. Этот праздник издревле прочно ассоциировался со смертью и сверхъестественным. Также Самайн иногда называли «праздником мёртвых».

Глава 23

Вопреки ожиданиям, на входе в бальный зал гостей встречал не церемониймейстер, а громадный стол, заставленный сотнями самых изысканных, одуряюще пахнущих и, потому мгновенно наполняющих рот слюной, а желудок рокотом — яствами.

— Святые небеса! Защитите и сохраните! Мой любимый фондан[1] из черного шоколада с земляникой и дикой сливой и козий сыр с липовым медом, сушеными абрикосами и фундуком! — взмолился Вайлд. — Я не выдержу этого. Я просто не выдержу этого. Это выше моих сил.

— Вайлд, будь мужчиной! — иронично фыркнул Александр, который только что и сам с трудом отвёл взгляд от индейки, начиненной брусникой и яблоками и свежевыпеченных румяных булочек, сливочно-ванильный аромат которых сводил его с ума.

— Я пытаюсь, — жалобно проскулил Вайлд. — Но я тролль, а мы тролли очень любим шоколад, землянику и сливы! Особенно дикие! А козий сыр липовым медом, сушеными абрикосами и фундуком! У вас никто такого не готовит, а моя бабушка мне готовила!

— Ричард! — возмущенно воскликнул Алекс, хлопнув по руке друга, который сам того не осознавая тянул руку к украшенным красной икрой тарталеткам с запеченными в камамбере[2] баклажанами. — Не распускай слю-у… — начал он было говорить, и завис…

Прямо ему навстречу шли… умопомрачительные ноги в ярко-красных туфельках на высоченных шпильках. Ему бы задуматься о том, что, вполне возможно, ему не показалось, что ножки эти выступили из глыбы льда и что простые ножки, не смогли бы столь уверено выцокивать тоненькими каблучками по гладкой поверхности льда. Но разве ж он был способен думать?

— Ах мужчины-мужчины! — рассмеялась девушка. Голос её был нежен, как прикосновение тончайшего шёлка или легкого прохладного ветерка, а смех переливался хрустальными колокольчиками. — Вы все такие предсказуемо-невежливые. Даже лучших из вас и тех не научили, что женщины предпочитают, когда им смотрят в глаза. Потому как глаза — они зеркала души…

Пойманный на месте преступления и посему пристыженный Алекс тут же оторвал глаза от ног, которые едва прикрывала облегающая шёлковая юбочка, и резко, вскинув голову, посмотрел в глаза девушке.

И чуть не утонул…

Сине-черные омуты безбрежной печали, отчаянной тоски и нескончаемой боли затягивали его, словно в трясину, и манили, подобно песням сирен. Именно таким порой на излете осени бывает небо, когда случились уже первые мороза, когда плывут в его вышине уже не лёгкие, дождевые тучи, а тяжелые, седые та косматые снежные. Холодно до дрожи сердечной. Мрачно до боли душевной. Тоскливо, хоть волком на луну вой. Никогда ещё ему не встречалось столь безгранично очаровательное и столь же безнадежно одинокое существо, подумал он.

И с трудом сдержался, чтобы и в самом деле не завыть… Правда, не на луну, хотя надо отметить, что звёзды он увидел, умопомрачительно яркие и головокружительно разноцветные! И не от душевной боли, а от того, что Её Величество Элана отвесила ему подзатыльник. И такой это был подзатыльник, что всем подзатыльникам — подзатыльник. И где только столько силищи взяла, чтоб этак неласково приложить! У неё ж ручка на вид такая тоненькая и изящная, что, казалось, дунь и туманом развеется.

— Мы здесь ещё и минуты не пробыли, а я уже жалею, что поставила на вас, — вместо извинений или слов сочувствия, зло прошипела ему на ухо королева лета.

— Ну и кто теперь распускает слюни! — насмешливо поинтересовался Ричард.

А ещё друг называется! Мысленно обиженно фыркнул Александр. Вместо того, чтобы поддержать, издевается. Издевается в тот момент, когда ему и без того плохо! И стыдно… Что уж греха таить: ему очень стыдно! Попался как мальчишка!

Задыхаясь и хватая ртом воздух, как если бы он и, в самом деле, чуть не утонул, Алекс вынырнул из глубин сине-черных ледяных глаз, и, приходя в себя, плотно зажмурил веки.

— Мэбиус, это так любезно с твоей стороны, встретить нас лично! — услышал он, словно сквозь туман, нежный и лёгкий, как летний ветерок, голос Эланы.

И ещё раз подивился, как это у такого эфемерного создания и оказалась такая тяжелая рука. Настолько тяжелая, что протягивая руку к затылку, он искренне беспокоился о том, а найдёт ли свою голову на прежнем месте.

Нашёл.

Поспешил ощупать. Целехонька. И даже нигде не треснула. С вполне искренним облегчением отметил он.

— А как же иначе? Разве это не долг хозяйки, встречать своих гостей? Не знаю, как при твоём дворе, Элана, но при моём — свято чтят древние традиции гостеприимства, — между тем насмешливо отвечала своей гостье королева Неблагого двора. И голос её не звучал, он, в буквальном смысле, лился приправленным цианидом только что собранным гречишным мёдом. Ибо, как и гречишный мёд, пикантная сладость его оставляла после себя щекочущее горло прогорклое послевкусие. — Мистер Каролинг! — вновь перевела она взгляд своих гипнотизирующе прекрасных глаз на Алекса.

Однако теперь он был готов. И поэтому ей не удалось снова пробить его ментальный щит.

— Должна признать, что я надеялась, но до последней минуты не верила, что вы примите моё приглашение, — промурлыкала она, и голос ее разнесся по всему залу, музыка в котором за мгновение до этого смолкла.

Что, как понимал Александр, ни в коем случае не было совпадением. Мэбиус хотела, чтобы каждое слово их разговора стало достоянием широкой публики.

Не будь у него собственного плана, его бы насторожила подобная стремительность развития событий. Всё же зимние славились своей выдержкой. Хотя, вполне возможно, именно этого Неблагая королева и добивается: чтобы он дергался и шарахался от каждой тени и, чтобы в какой-то момент нервы его не выдержали, и он совершил нечто такое, что позволило бы ей прикончить его на месте. А что?! Неплохая кульминация вечеринки в честь «праздника мёртвых». Вполне себе в стиле Неблагого двора.