Остров Буян: Пушкин и география

Амур велит — и завтра, если можно, Вновь миртами красавицу венчай… «Князю А. М. Горчакову»

Конечно, неоднократно — десятки раз — в стихах А. С. Пушкина встречается также лавр, и просто как растение, источающее аромат:

Недвижим теплый воздух, ночь лимоном И лавром пахнет… «Каменный гость» Воздух полон дыханием лавра… «В голубом небесном поле…»

и как символ победы, славы, успеха:

…Мечи и свитки в мраморных руках, На главах лавры, на плечах порфиры… «В начале жизни школу помню я…» Кто покорил вершины Тавра [39] , Пред кем смирилась Эривань [40] , Кому суворовского лавра Венок сплела тройная брань… [41] «Бородинская годовщина»

39

Поэт вспоминает победы генерала И. Ф. Паскевича в Турции.

40

Эривань — современный Ереван.

41

Имеются в виду победы русских войск во главе с генералом И. Ф. Паскевичем в Персии, Турции и Польше.

Лавр, как и мирт, у поэта соседствует с кипарисом:

Где вечный лавр и кипарис На воле гордо разрослись… «Кто знает край, где небо блещет…»

Есть у поэта и такое ироническое замечание:

На Пинде лавры есть, но есть там и крапива. «К другу стихотворцу»

Не миновала пушкинских строк и олива (как иначе называют маслину — это перевод с латинского oliva — масло):

Но там, увы, где неба своды Сияют в блеске голубом, Где тень олив легла на воды, Заснула ты последним сном. «Для берегов отчизны дальной…»

Мирт (мирта), лавр, олива — древние культуры Средиземноморья, весьма почитавшиеся у его народов. Не случайно они стали символами победы (лавр), мира (оливковая ветвь), радостей жизни (мирт).

Целое стихотворение А. С. Пушкин посвятил анчару, редкому дереву из тутовых, родина которого остров Ява в Малайском архипелаге. Млечным соком из надрезов анчара в свое время отравляли стрелы, что послужило основанием считать его вообще сильно ядовитым. Это преувеличенное представление о ядовитости анчара нашло отражение в стихотворении:

«Анчар, как грозный часовой…»

Яд каплет сквозь его кору, К полудню растопясь от зною, И застывает ввечеру Густой, прозрачною смолою. К нему и птица не летит, И тигр нейдет: лишь вихорь черный На древо смерти набежит — И мчится прочь, уже тлетворный. И если туча оросит, Блуждая, лист его дремучий, С его ветвей уж ядовит Стекает дождь в песок горючий.

Вокруг пушкинского «Анчара» было сломано немало копий и образовалась значительная литература.

Что же это за загадочное дерево? Сведения об анчаре в Европе появились еще в XVII веке. «Изучение анчара как с ботанической, так и с токсикологической стороны, — пишет в специальной статье В. Г. Боголюбова, — тесно связано с именем знаменитого французского путешественника и естествоиспытателя начала XIX века Лешено де ла Тура. Этот ученый описал анчар на основании собственных своих наблюдений над этим деревом, производившихся на острове Ява, определил его родовые и видовые свойства, подверг специальному анализу выделяемый им яд, рассказал о способе его добывания и дал новое научное название ядовитому дереву; поэтому в ботанической литературе имя Лешено присвоено анчару, и доныне называющемуся Antiaris toxicalia Lesch<enault>.

…Лешено установил, что «упас» (яд. — Л. Т.) анчара имеет смертоносную силу только в соприкосновении с кровью человека или животного, иногда легкое ранение влечет за собой неизбежную смерть. Именно этим и пользовались яванцы. Они добывали «смолу», или, вернее, «сок» анчара, делая зарубки на коре дерева и отравляя этим соком маленькие стрелы» ¹ .

«…Upas Antjar, — замечает С. Городецкий, — сыграл немаловажную роль в первоначальной борьбе туземцев Малайского архипелага с голландцами, когда исключительным оружием аборигенов служили лишь копья и стрелы, пускаемые из духовых трубок, так называемых сарбаканов. Как известно, оружие последнего рода представляет собой сквозную трубку бамбукового ствола, в которую вкладывается тоненькая и маленькая в 8—12 сантиметров деревянная стрела с отравленным острием» ² .

Стихотворение А. С. Пушкина «Анчар», написанное в 1828 году, явилось откликом на восстание яванцев в 1825—1830 годах против голландских колонизаторов. Но поэт вложил в него более широкий, обобщающий философский смысл.

Все это показывает, как поэт умел, создавая в своих стихах яркие картины природы, использовать в политических целях, казалось бы, «невинные» названия растений.

Отмеченные названия не исчерпывают тот круг растений, которые А. С. Пушкин вводил в поэтический оборот: тут еще есть плющ и роза и вроде бы прозаические липа и береза («Главы берез и лип обнажены» — «Осеннее утро»), а наряду с обыкновенным кленом («И кленов шумный кров» — «Домовому») южный белый клен — явор в садах Бахчисарайского дворца, где гуляют младые жены хана Гирея «при шуме вод живых»:

Над их прозрачными струями В прохладе яворов густых Гуляют легкими роями… «Бахчисарайский фонтан»

А вот характерная деталь картины украинской летней ночи — серебристый тополь:

Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут. Своей дремоты превозмочь Не хочет воздух. Чуть трепещут Сребристых тополей листы. «Полтава»

В помещичьей усадьбе «сень черемух и акаций» («Евгений Онегин»).

А в «Послании к Юдину» поэт, описывая прелести сельской жизни, вспоминая «Захарово мое», создает живую картину с перечислением растений:

На холме домик мой; с балкона Могу сойти в веселый сад, Где вместе Флора и Помона [42] Цветы с плодами мне дарят, Где старых кленов темный ряд Возносится до небосклона, И глухо тополы шумят. — Туда зарею поспешаю С смиренным заступом в руках, В лугах тропинку извиваю, Тюльпан и розу поливаю — И счастлив в утренних трудах…

42

Флора и Помона — у древних римлян богини цветов (Флора олицетворяет также юность и ее удовольствия) и плодов (Помона).

Употребительны у поэта были не только отдельные растения, но и их сообщества, как дубравы (дубровы — «Не шум глухой дубров…»):

Дубравы, где в тиши свободы Встречал я счастьем каждый день… «Дубравы…» Простите, верные дубравы! Прости, беспечный мир полей… «Простите…» …я променял порочный двор Цирцей [43] , Роскошные пиры, забавы, заблужденья На мирный шум дубров, на тишину полей… «Деревня»

43

Цирцеи — по древнегреческой мифологии, волшебницы. Здесь — легкомысленные красавицы.