От Ханаана до Карфагена

Период потери Сидоном и Тиром политической автономии оказался коротким. Артаксеркс III, недавно вступивший на престол, был правителем жестоким и стремился установить реальный контроль над своей распадающейся империей. Он боялся центробежных устремлений своих сатрапов и, может быть, видел в автономных городах Финикии некий противовес чрезмерно большой власти Маздая. Еще важнее, по-видимому, было то, что финикийские города занимали особое место в державе Ахеменидов. Как бы то ни было, около 357 г. до н. э. возобновляется чеканка собственной монеты Тиром, а на монетах Си-дона вместо имени сатрапа снова появляется имя местного царя — Теннеса (Betylon, 1980, 16, 51).

Может быть, неудача восстания и тщетность надежд на египетскую помощь в освобождении от персидской власти заставили финикийцев сделать первую в истории страны попытку объединения. Арвад, Сидон и Тир совместно основали к югу от Арвада Тройной город — Триполис, как его называли греки. Собственно говоря, это были три отдельных города, расположенных на расстоянии одного стадия, т. е. менее 200 м, друг от друга, каждый из которых был окружен собственной стеной. Там финикийцы создали совместный совет, обсуждавший самые значительные дела, по-видимому, касавшиеся всей страны (Diod. XVI, 41, 1; Ps.-Scyll. 107). На одном заседании этого совета финикийцы приняли решение о новом восстании против персов (Diod. XVI, 41, 3). К сожалению, Диодор ничего не говорит о принципах формирования совета и о способе и ходе обсуждения дел. Рассказывая о начале восстания, Диодор говорит, что сидонцы убедили других финикийцев поднять это восстание. Историк упоминает здесь не царя, а именно сидонцев. Можно ли из этого сделать вывод о собрании в Триполисе представителей гражданских общин, а не царей — едва ли. Рассказывая о последних днях восстания, Диодор упоминает общее собрание финикийцев, на которое якобы отправлялся сидонский царь, взяв с собой в качестве советников наиболее выдающихся граждан. Вероятно, именно таким и был синедрион, как его называет Диодор, собиравшийся в Триполисе: цари и их советники из верхушки городской общины.

Псевдо-Скилак (104) упоминает о резиденции тирского царя в Арваде (???????? ?????). На арвадских монетах, которые начали чеканиться около 380 г. до н. э. (четвертая серия), появляется изображение бородатого морского божества, увенчанного лаврами (Betylon, 1980, 86–90). Подобное божество появляется и на монетах Тира. Предполагают, что это главный тирский бог Мелькарт. Такое предположение, хотя и гипотетическое, подкрепляется поздним, уже римского времени, посвящением в Арваде богам Гермесу и Гераклу, а сомнений в тождественности Геракла и Мелькарта нет (Lipinski, 1995, 231–232). В настоящее время трудно интерпретировать с достаточной точностью эти данные, но они косвенно указывают на связи между Тиром и Арвадом, может быть, возникшие для противовеса лидирующему положению Сидона.

Если первое восстание против персов вспыхнуло в результате несомненного подстрекательства Египта, то инициаторами нового восстания в 351 г. до н. э. были сидонцы. Они не только убедили других финикийцев выступить против персидского царя, но и отправили послов к Нектанебу, предлагая ему заключить союз. Нектанеб, не имея, по-видимому, сил непосредственно вмешаться в события, прислал в Сидон четыре тысячи греческих наемников во главе с Ментором. Сидон, будучи самым богатым городом Финикии, и сам основательно стал готовиться к войне, снаряжая суда и изготовляя оружие. Восставшие уничтожили царский «парадис», сожгли корм, приготовленный для персидских коней и отомстили персам за все оскорбления. Справедливо рассудив, что душой восстания является Сидон, Артаксеркс именно против него направил свою армию во главе с сатрапами: Киликии — Маздаем (который уже управлял Финикией и, вероятно, активно участвовал в подавлении первого восстания) и Сирии (т. е. Заречья) — Белесием. Обе армии вторглись в Финикию, но были разбиты сидонским войском, состоявшим из греческих наемников и гражданского ополчения, возглавляемым Ментором. Персы были вынуждены покинуть Финикию. Это поражение царских войск вдохновило и киприотов последовать финикийскому примеру. Артаксеркс был вынужден принять решительные меры. Направив против царей Кипра своего вассала карийского царя Идриея, Артаксеркс сам встал во главе огромной армии, направившейся против Сидона.

Трудно сказать, как могли бы развиваться события, если бы не предательство сидонского царя Теннеса, который, испугавшись огромных персидских сил, тайно направил своего верного слугу Фесалиона к Артаксерксу, предлагая ему не только сдать город, но и помочь персам подчинить Египет. Персидский царь, естественно, принял это предложение. Получив согласие Артаксеркса, Теннес привлек на свою сторону Ментора. Под предлогом отправления на общее собрание финикийцев Теннес в сопровождении пятисот наемников увел из Сидона сто самых видных граждан и сдался вместе с ними Артаксерксу. Сидонские аристократы были немедленно убиты, такая же участь ожидала и еще пятьсот знатных сидонцев, пытавшихся получить милость персидского царя. Узнав о предательстве, сидонцы сожгли корабли, чтобы никто из них не мог спастись морем, и стали готовиться к обороне. Но по приказу Теннеса наемники открыли ворота города персам. Узнав об этом, сидонцы стали поджигать свои собственные дома и погибать в них вместе с женами и детьми. Более сорока тысяч человек погибло в пламени. Многие выжившие были взяты в плен и отправлены внутрь Персидской державы. Такие пленные, направленные в Вавилон и Сузы, упоминаются в одном из вавилонских документов этого времени (Дандамаев, 1985, 251). Теннес головой поплатился за свое предательство: Артаксеркс приказал его убить, считая отныне бесполезным, а Ментора, который сдал Сидон персам, не только пощадил, но и принял к себе на службу. Вскоре после восстания Ментор возглавил третий корпус персидской армии, состоящий из наемников, которыми он ранее командовал в войне против Египта (Diod., XVI, 47, 4). Другие города Финикии, узнав о катастрофе, постигшей Сидон, предпочли без дальнейшей борьбы сдаться (Diod., XVI, 41–45).

Восстание было подавлено. Арвад перестал выпускать свои деньги. Власть снова была передана Маздаю, который, как и ранее, стал чеканить сидонские монеты со своим именем (Betylon, 1980, 18, 90). Тир сохранил свои монеты (Betylon, 1980, 57), хотя и принял участие в восстании, но Артаксеркс, по-видимому, решил сохранить его автономию и противопоставить Сидону. В результате всех этих событий Тир снова, как это было несколько веков назад, выдвинулся на первое место среди финикийских городов. Однако при этом Артаксеркс, вероятно, позаботился о смене тирского царя: как раз в это время начал чеканить свою монету тирский царь Азимилк (Betylon, 1980, 58; Verkinderen, 1987, 293–294; Lemaire, 1991, 145–146). Совпадение смены царей с подавлением восстания едва ли было случайностью.

Сразу же после описываемых событий Артаксеркс двинулся против Египта и в конце концов вновь подчинил эту страну персидской власти (Diod., XVI, 46–51). Возможно, восстановив практически державу Ахеменидов в ее прежних размерах, Артаксеркс и вернул Финикии положение, предшествующее восстанию. К тому же роль Финикии и ее флота в Персидской империи была слишком велика, чтобы пренебрегать этой страной. Поэтому довольно скоро и в Арваде, и в Сидоне монархия была восстановлена, и царям этих городов было возвращено право выпускать собственную монету. Однако возвращение к прежнему положению едва ли было полным. Позже, когда Александр Македонский захватил Сидон и назначил в нем нового царя, последнему была передана область, прилегающая к самому городу (Curt. Ruf. IV, 1, 26). По-видимому, остальные территории, когда-то подчиненные сидонскому царю, не были ему возвращены (Lemaire, 1991, 146). Каков был их статус, неизвестно. Была ли часть их дана Тиру или все они были включены непосредственно в сатрапию, неизвестно. К этому времени Сидон был явно восстановлен, и в него вернулась по крайней мере часть прежних жителей. Единственным городом, который продолжал чеканить свои монеты, используя персидский эталон, был Арвад (Betylon, 1980, 78, 139). Видимо, он был больше связан с внутренними территориями Персии, и персы были в нем заинтересованы (Betylon, 1980, 78). Поэтому, возможно, этот город сохранил свои владения на материке.

В 334 г. до н. э. македонский царь Александр начал свой знаменитый поход против Персии. Для борьбы с ним персидский царь Дарий III отправил в Эгейское море флот, в который вошли и финикийские корабли (Arr. Anab. II, 14, 7). Как и во время греко-персидских войн, их эскадры возглавляли цари финикийских городов — царь Сидона Абдастарт, царь Тира Азимилк, царь Арвада Герастарт и, может быть, библский царь Эниэл. Военные действия на море и побережье шли с переменным успехом, и сам Александр, если верить Арриану (Anab. II, 17, 1), признавал, что на море господствуют персы. Но на суше Александр продолжал свой победоносный поход. После битвы при Иссе в 333 г. до н. э., в которой персидская армия, возглавляемая самим царем, была полностью разгромлена, войска Александра вступили в Финикию. Финикийские города добровольно подчинились новому завоевателю, причем сидонцы, помня о недавнем поражении и жестокостях персидского царя, ненавидели персов и сами призвали Александра (Arr. Anab. И, 15, 6). Его власть готов был признать и Тир, но впустить македонского царя в свой город тирийцы отказались. Попытка Александра захватить город силой не удалась. Началась семимесячная осада Тира, в ходе которой по приказу Александра была насыпана Дамба, соединившая остров с материком, в результате чего остров постепенно превратился в полуостров. По этой дамбе македонские войска подошли к самым стенам Тира и ворвались в город. После упорных уличных боев Тир был взят, и Александр обрушил на тирийцев жесточайшие репрессии (Arr. Anab. II, 16–24; Curt. Ruf. IV, 2–4; Diod. XVII, 40–46). Теперь вся Финикия оказалась под властью Александра Македонского.

На первый взгляд казалось, что речь идет лишь о смене очередного властителя, каких финикийцы за свою долгую историю уже знали неоднократно: египетские фараоны, цари Ассирии, Вавилона, Персии. Меры, которые новый суверен принял, тоже шли в русле обычной практики таких завоевателей. В Си-доне, царь которого находился в это время во враждебном Александру персидском флоте, он был смещен и на трон посажен его дальний родственник Абдалоним (Curt. Ruf. IV, 1, 16–20). Иначе произошло в Тире. Его царь Азимилк отсутствовал, когда Александр подошел к стенам города, также находясь в персидском флоте (Arr. Anab. II, 15, 7), но в момент взятия Тира он уже был там (Arr. Anab. II, 24, 5). Находки тирских монет показывают, что Азимилк царствовал в Тире вплоть до 309-го или 308 г. до н. э. (Elayi, 1988, 107–117; Lemaire, 1991, 146–149). Неизвестно, чем руководствовался Азимилк, когда вернулся в осажденный город, и как этот несомненно героический поступок расценили его соотечественники. Александр Македонский явно расценил его как отпадение от персидского царя Дария и соответственно оценил: Азимилк был оставлен на тирском престоле.

Очередное завоевание Финикии все же стало необычным. Оно означало коренной поворот в истории этой страны. С македонским завоеванием закончилась древневосточная эпоха Финикии и началась совершенно новая — эллинистическая.

Глава 11 Исторический путь Карфагена

Иным путем шло политическое развитие финикийских колоний в центре и на западе Средиземноморья, и прежде всего Карфагена. Как уже говорилось, положение этого города отличалось от остальных, созданных финикийцами на берегах Средиземного моря. Он с самого начала не составлял часть Тирской державы, а, как и греческие колонии, лишь духовными узами и общими представлениями об отношениях «родителей и детей» был связан со своей метрополией. Это делало Карфаген, с одной стороны, более свободным в отношениях с местной средой, но с другой — более зависимым от этой среды. Местные ливийцы, которых Геродот (IV, 191) называет максиями, а Юстин (XVIII, 6, 1) — макситанами, дружелюбно приняли финикийцев и продали им место для основания города (lust. XVIII, 5, 8–17). Карфагеняне долгое время ежегодно платили местным жителям за занятую ими землю, и это явно свидетельствует о сохранении максиями-макситанами права собственности на землю, населенную восточными пришельцами.

Дружеские отношения между Карфагеном и местным населением, однако, скоро испортились. Юстин (XVIII, 6, 1–7) рассказывает, что макситанский царек Гиарб под угрозой войны потребовал руку карфагенской царицы Элиссы, но та предпочла самоубийство ненавистному браку. Сервий (Ad Aen. IV, 36) говорит, что война состоялась, но была прервана самоубийством царицы. А Овидий (Fast. III, 551–558) даже говорит о захвате местным царем Карфагена и удержании его им в течение трех лет. У Свиды (???????? ????????) сохранилось враждебное карфагенянам предание, согласно которому финикийцы, прибывшие основывать Карфаген, просили у местных жителей приюта только на ночь и день, но по прошествии этого времени отказались уйти. Во всех этих сказаниях отразился, видимо, расцвеченный легендарными подробностями факт резкого обострения отношений между Карфагеном и окружающим населением вскоре после основания города.