От Ханаана до Карфагена

Финикийские цари обладали значительной властью. Межгосударственные отношения, а при подчинении другому государству отношения с сувереном, в том числе и уплата дани, были делом царей. Амарн-ские письма (за очень немногими исключениями, о которых речь пойдет позже) написаны от имени царей тех или иных городов. Цари обменивались подарками и заключали союзы, как это сделал, например, царь Тира Хирам сначала с Давидом, а потом с его сыном Соломоном (II Sam. 24, 6–2; I Reg. 5, 1–12). Цари платили дань в том случае, когда они признавали верховную власть другого монарха. Во время войны царь возглавлял армию и флот. Это было и тогда, когда финикийские города были независимы, как это сделал царь Арвада Матинбаал в битве при Каркаре (ANET, 279), и тогда, когда они были зависимы, как например, во время похода Ксеркса на Грецию (Her. VIII, 98).

В своих надписях цари представляют себя правильными и справедливыми. Интересно проследить, что они под этим подразумевают. В первую очередь справедливость и правильность определяются службой богам. Цари строили и перестраивали храмы и алтари, что и являлось их прерогативой и важнейшим царским делом, ибо именно такое строительство должно было обеспечить благосостояние государства. Это хорошо видно из надписи библского царя Йехавмилка Йехимилка (KAI, 10), сына и внука царей, который особенно подчеркивал свою праведность и законность, благодарил Владычицу Библа за то, что в ответ на его жертвы и молитвы она услышала его голос и даровала ему мир и милость перед лицом богов, народа страны и других правителей. Сидонский царь Эшмуназор в своей уже упомянутой надписи (KAI, 14) отмечает, что его политическая активность и особенно строительство храмов обеспечили благосостояние Сидону (Faber, 1986, 428).

В знаменитой надписи на саркофаге Ахирама Библского (KAI, 1) говорится: если царь среди царей, или сокен из сокенов, или командующий лагерем откроет этот саркофаг, то пусть сломается жезл его судейства, опрокинется трон его царствования и мир убежит из Библа. Краткость этой надписи и редкое упоминание сокена (правильнее, по-видимому, сукин) в финикийской эпиграфике не дает возможности точно установить значение этой должности. И все же некоторые суждения можно высказать. В Угарите термин «сакинну» использовался для обозначения различных чиновников, а сакинну Угарита, как кажется, возглавлял общинное самоуправление. В письме Мут-Балу из Южной Палестины египетскому фараону этот термин выступает как параллель «рабицу», т. е. наместник, царя (ЕА, 256, 9–10). В следующем тысячелетии в Иудее титул сокена носит управляющий дворцом (Jes. 22, 15). Приблизительно такое же значение имел этот термин в сирийском Хамате (KAI, 203), где сокен ведает царским хозяйством (Шифман, 1982, 262–282). Таким образом, если в Угарите сакинну мог быть высшим магистратом общины, то в еврейской и арамейской среде он явно входил в ближайшее окружение царя.

В уже упомянутом амарнском письме 256 термин «сукинну» появляется как ханаанская глосса к «рабицу». Трудно сказать, чем руководствовался писец или отправитель письма, повторяя один и тот же термин в двух вариантах, — официальном аккадском и ханаанском. Но это свидетельствует, что в ханаанской среде этот термин тоже употреблялся. Он используется и в финикийской надписи киликийского царя Азитавадды, где он параллелен термину «резин», который, в свою очередь, обозначает в Библии (Jes. 40, 23) «судью страны». На Кипре титул сокена носил правитель кипрского Карфагена (KAI, 31). Он называл себя слугой (или рабом) царя Хирама II. Последнее не означает, что он в действительности был рабом: как везде на Ближнем Востоке, употребление этого уничижительного слова обозначает только зависимость данного человека от правителя. Кипрский сокен, несомненно, был лицом, подчиненным тирскому царю. Как уже говорилось, на деле он являлся наместником царя. Видимо, слово «сокен» обозначало царского чиновника высокого ранга, который мог исполнять различные обязанности. Параллель же с надписью Азитавадды наводит на мысль, что и в Библе он прежде всего занимался судейством (Винников, 1952, 143–144, 149). В таком случае выражение «жезл его судейства» относится не к царю (хотя формально оно параллельно царю среди царей), а именно к сокену.

Сокен упомянут между царем и командующим лагерем. В случае преступления этого человека мир убежит из Библа. Это ясно свидетельствует о том, что военный командир отвечал не только за ведение военной кампании, но и за внутренний порядок в стране. Что же касается конкретно военной функции, то она, как уже говорилось, принадлежала царю. В Угарите во время военных действий даже прекращалась деятельность общинных институтов (Шифман, 1982, 260).

Думается, однако, что в этой надписи речь идет не о трех различных лицах — царе, судье, командующем. Уже говорилось, что в финикийских городах сам царь возглавлял армию своего государства во время войны. Отправление правосудия тоже было важнейшей функцией царей. Да и трудно себе представить, что в таком сравнительно небольшом государстве, как Библское, все эти обязанности были разделены между различными лицами. С другой стороны, для Древнего Востока было характерно представление об абстрактном царствовании, которым облекается конкретный государь (Шифман, 1982, 287). Поэтому представляется, что в надписи на саркофаге Ахирама речь идет о трех ипостасях царской власти — понятии о царском величии, судебно-административной власти и военном командовании. Если к этому прибавить уже отмеченные полномочия царя в области внешней политики, то можно получить представление о круге обязанностей финикийского царя.

В персидский период своей истории финикийские города выпускали свою монету. Самые ранние сидонские монеты начали чеканиться около 450 г. до н. э., и сравнительно скоро за Сидоном последовали Тир, Арвад и Библ (Harden, 1980, 157; Betylon, 1980, passim). Вскоре сидонский царь Баалшалим поместил на монету свои инициалы (Betylon, 1980, 7), а затем это стало правилом: цари не только Сидона, но также Тира и Библа делали то же (Hill, 1910, passim; Betylon, 1980, passim). Сидонские цари, подчеркивая свое особое положение по отношению к персидскому сюзерену, помещали на монетах и изображение персидского царя царей, но рядом с ним изображали и себя, а во время восстания против персов гордо заменили изображение персидского монарха своим (Bondi, 1974, 155–156; Betylon, 1980, 137–138). На монетах появляются также цифры. Они невелики и никогда не бывают больше 20, так что ясно, что они обозначают не городскую эру, а годы правления царя (Зограф, 1951, 87). Таким образом, монеты выпускались не от имени города, а от имени царя (Naster, 1979, 601–602). Следовательно, и выпуск монеты был царской прерогативой.

Царь был тесно связан с божеством. Каждый городской монарх имел свое собственное божество, которое облекало царским величием конкретного государя. Неудивительно, когда узурпаторы заявляли, что бог сделал их царями и тем самым оправдывали свое беззаконие божественной волей. Но и законный царь Библа Йехавмилк, сын и внук царей, тоже заявлял, что Владычица Библа (Баалат-Гебал) сделала его правителем над Библ ом (KAI, 10). Это в известной степени сакрализировало царскую власть (ср.: Moscati, 1972, 668) и ставило ее под божественное покровительство, но не означало, что обожествлялась сама фигура правящего или покойного царя. Об этом нет никаких сведений, да и вообще в Передней Азии доэллинистического времени такой практики не существовало, а немногие исключения, как попытка обожествления аккадского царя Нарам-Суэна, только подтверждают правило. Сложнее обстоит дело с проблемой совмещения царских и жреческих функций.

Сидонский царь Табнит, перечисляя свои титулы и титулы своего отца, говорит, что оба они именовались не только царями Сидона, но и жрецами Астарты, причем жречество называет даже раньше царства (KAI, 13). Его сестра и жена Амаштарт тоже была жрицей Асгарты и царицей (KAI, 14). Но уже сын Табнита Эшмуназор II жреческого титула не имел и, называя имена своего отца и деда, которые, судя по предыдущей надписи, жреческим достоинством обладали, это обстоятельство опускает и говорит о них только как о царях (KAI, 14). Видимо, совмещение Эшмуназором I и Табнитом светских и духовных функций было вызвано не общим нарастанием сакрализации царской власти и все большим ее соединением со жречеством, а конкретными политическими обстоятельствами, которые Эшмуназор II мог уже не учитывать.

Рассказывая о положении в Тире, Юстин (XVIII, 4, 5) пишет, что Ахерб, жрец Геркулеса, т. е. Мелькарта, верховного бога Тира, был вторым лицом в государстве после царя Пигмалиона. После их столкновения царь одержал победу, и Ахерб был убит, а его жена (сестра царя) Элисса с группой своих и, вероятно, мужниных сторонников была вынуждена бежать из Тира, следствием чего стало основание Карфагена (lust. XVIII, 4, 8). Этот рассказ в данном случае особенно важен, потому что Пигмалион был правнуком Итобаала, жреца Астарты, захватившего власть в Тире. Уже отмечалось выше, что кроме как при захвате власти, больше об Итобаале как о жреце нигде не говорится.

Таким образом, царь и жрец, в том числе верховный жрец главного городского культа, были принципиально разными фигурами. Каждый из них обладал определенной властью и авторитетом (а также значительным богатством, если верить сообщению Юстина об Ахербе), что приводило к столкновениям между ними. В начале надписи на саркофаге Табнита указывается, что он был сыном царя и жреца Эшмуназора (KAI, 13), а его сын Эшмуназор II называет не только отца, но и деда (КАІ, 14). Поэтому вполне обоснованно можно считать Эшмуназора I основателем династии. В таком случае выясняется, что столкновение между царем и жрецом закончилось победой второго. Победой жреца стало свержение и убийство Итобаалом своего предшественника Фелета, а конфликт между Пигмалионом и Ахербом завершился в пользу царя. Но в любом случае, даже если жрец на какое-то время захватывал трон, дуализм светской и духовной власти через какое-то время восстанавливался. Самое длительное известное нам совмещение царских и жреческих функций относится к правлениям. Эшмуназора I и Табнит в Сидоне в V в. до н. э.

Итак, можно говорить, что царь был реальным главой государства, верховным судьей и администратором, командующим его вооруженными силами, ведущим всю внешнюю политику государства, выпускающим от собственного имени монеты, оставаясь в то же время (за немногими исключениями) чисто светской фигурой. Полномочия царя были столь обширны, что его нельзя считать толь Жекоративной фигурой или пожизненным магистратом наподобие спартанских царей. В то же время его власть не была деспотичной, она имела определенные ограничения (Albright, 1975, 520), вызванные существованием в городе общины.