От Ханаана до Карфагена

В царский сектор прежде всего входили леса. И Чекер-Баал в Библе, и Хирам в Тире направляли своих работников рубить кедры, кипарисы и другие деревья, а затем отправляли их в Египет, Израиль (или в другие страны), не спрашивая ничьего разрешения, осуществляя свое неоспоримое право собственности. Неизвестно, были ли лесозаготовки и лесоторговля царской монополией, но то, что у нас нет сведений о частных порубках, не доказывает их отсутствие. Думается, что царь едва ли мог допустить частную конкуренцию в таком чрезвычайно выгодном деле. При этом надо учитывать, что покрытые лесом горные склоны все же находились преимущественно на определенном отдалении от города, так что власть городской общины могла на них и не распространяться.

В царский сектор входили также корабли и ведущаяся на них морская торговля. О своих кораблях говорит Рибадци (ЕА, 104, 44–45; 105, 85). Корабль царя Баала упоминается в его договоре с Асархаддоном. О кораблях Хирама (а не Тира), ходивших в Офир и Таршиш, сказано в Библии (I Reg. 10, 11; 22). Много о тирских кораблях говорит Иезекиил (27, 5–9), но его пророчество относится вообще к Тиру, и он в данном случае не делает различия между судами тирийцев и их царя. Но в следующей 28 главе уже непосредственно о тирском царе, который умножил свое богатство мудростью и торговлей, он с негодованием говорит «от обширности торговли твоей внутреннее исполнилось неправды, и ты согрешил». Следовательно, и у Иезекиила царь Тира выступает если не единственным, то главным торговцем своего города.

Царю принадлежали и какие-то земли, продукты которых он мог пускать в торговый оборот. В Палестине найдены финикийские кувшины с надписями, которые содержат собственное имя (вероятно, топоним) и обозначение l-mlk, т. е. «царя» (Dalavault, Lemair, 1979, 15, № 25). Возможно даже, что и в Палестине использование на кувшинах царских обозначений идет из Финикии (Teixidor, 1970, 358–359) — В Самарии обнаружен сосуд середины VIII в. до н. э. с именем Милькирама, неизвестного ранее царя Тира (Dalavault, Lemair, 1979, 21, № 43).

Судя по тому, что известно о царских ремесленниках, о которых речь пойдет ниже, можно говорить, что царь располагал и ремесленными мастерскими.

Таким образом, в царский сектор входили все отрасли хозяйства, в том числе такие важные, как заготовка леса и морская торговля.

Принадлежали к этому сектору и люди, прежде всего рабы. Конечно, это словоупотребление в Финикии и Палестине, как и вообще на Востоке, было неточным, и всякий раз при упоминании рабов нельзя быть уверенным, что речь идет о людях, бывших полной собственностью хозяина (в данном случае царя), или просто зависимого человека (Bohrmann, 1998, 15). Достаточно вспомнить об уже упоминавшемся сокене кипрского Карфагена, который сам себя называл рабом (или слугой, что обозначалось одним словом abd) царя. Но в некоторых случаях такая уверенность появляется. Так, Чекер-Баал, получив от Ун-Амуна плату за будущую поставку леса, отправил на Ливан 300 мужчин и 300 быков и поставил над ними надсмотрщиков (2, 42–43). Наличие надсмотрщиков говорит о несвободном статусе лесорубов. Царь Соломон, готовясь к постройке храма, просил Хирама направить для рубки леса вместе со своими рабами и его рабов, обещая при этом отдать заработок рабов самому царю (I Reg. 5, 20). То, что заработок работников идет хозяину, свидетельствует о рабском положении этих людей (Шифман, 1964, 56). В других случаях такой ясности нет, но и тогда можно говорить о людях, зависимых от царя. Так, Хирам отправил в Офир «на корабле своих рабов, людей, опытных в море, вместе с рабами Соломона» (I Reg. 9, 27). Экипаж корабля делился на собственно моряков, гребцов и кормчих (Ez. 26, 8–9). Последних, а они были наиболее опытными в море, едва ли можно считать обычными рабами. Вероятно, перед нами «царские люди», которые были лично свободными, но зависимость которых от царя выражалась словом «раб», что было обычным на Ближнем Востоке в древности. Сложнее обстоит дело с моряками и особенно гребцами, которые занимали самое низшее положение в экипаже. Но можно думать, что просто рабами они не были. Иезекиил (27, 8) называет гребцов жителями Сидона и Арвада. Нам ничего не известно о войнах Тира с Сидоном и Арвадом, результатом которых могло быть появление в Тире военнопленных рабов. Исключено, пожалуй, и предположение о продаже жителей Сидона и Арвада в Тир. Гораздо вероятнее, что это были те сидоняне и арвадцы, которые по тем или иным причинам покинули свои города и нанялись гребцами в царский флот в Тире.

Среди «царских людей» были и ремесленники. Таким явно был Хирам, тезка царя, которого тирский монарх послал Соломону для строительства храма и который был и архитектором, и медником, и резчиком, и ювелиром (I Reg. 7, 13–45; II Chron. 2, 7–18; Ios. Ant. Iud. VIII, 3, 4). По словам автора I Книги царей, этот Хирам был сыном еврейки из колена Нефталимова и тирийца, бывшего медником. Будучи тирийцем только наполовину, Хирам, видимо, не мог быть полноправным гражданином. Из некоторых надписей из финикийских колоний мы узнаем, что ремесленники были герами, т. е. людьми неполноправными, сравнимыми с афинскими метеками (Heltzer, 1990, 98). По-видимому, их положение было подобным положению ремесленников в Новом Карфагене, которые не были рабами, но составляли общественную группу, зависимую от карфагенского государства (Циркин, 1987, 98). Вполне можно представить, что после ликвидации в Карфагене монархии подобные люди перешли в зависимость от республики. Пример Хирама показывает, что и в метрополии, по крайней мере, часть ремесленников находилась на таком положении. Этот же случай приоткрывает путь формирования «царских людей» из лиц, социально неполноценных. Не имея социальных связей с гражданским коллективом и, возможно, отвергаемые им, эти люди вставали под покровительство царя, что обеспечивало им возможность существования в городе. Хирам был в первую очередь медником, как и его отец: Библия подчеркивает его умение делать всякие вещи из меди. Это может говорить о наследовании профессий среди царских ремесленников. Возможно, что не собственно рабами, а «царскими людьми» были те работники Хирама и те библиты (характерно, что они названы просто по городу), которые вместе с работниками Соломона подготавливали строительство храма (I Reg. 5, 18; Шифман, 1964, 56).

В финикийских городах существовала еще одна группа людей, связанных с царем. В амарнских письмах встречается упоминание хупшу (ЕА, 78, 36; 118, 23; 27 и др.), которые явно зависимы от царя, ибо Рибадди называет их «мои хупшу» (ЕА, 112, 12), но в то же время они могут свободно покидать царя (ЕА, 118, 23–28). Исследование этой категории населения Библа показало, что хупшу были наемными воинами, служившими за определенную плату и, может быть, земельный надел, которые в случае невыполнения царем своих обязательств могли оставлять службу и переходить к другому нанимателю. Так поступили хупшу Рибадди, ушедшие от него к Азиру и царям Сидона и Берита (Гельцер, 1954, 36–37). Видимо, на том же положении находились и наемные воины Тира, о которых говорил Иезекиил (27, 10–11). Они были представителями более высоких слоев населения, чем ремесленники или гребцы, ибо воинов-арвадцев пророк называет «сыновьями» Арвада, в то время как гребцов — «жителями». Поскольку военное дело было прерогативой царя, воины-наемники находились на царской службе. Следовательно, они тоже были «царскими людьми», хотя и более высокого ранга.

Однако при всем значении царского сектора в этой сфере экономики он не был единственным. Если можно предполагать царскую монополию на лес, то такой монополии на флот у царя не было. Договор Баала с Асархаддоном упоминает корабли не только царя, но и «людей Тира». Сухопутная торговля вообще в значительной степени осуществлялась частными лицами, теми, кто оставил свои имена вдоль торговой дороги от Газы к Акабскому заливу (Dalavault, Lemaire, 1979, 28–29, № 52–55). На ряде сосудов имеются надписи, сделанные до обжига, которые содержат имена ремесленников, изготовивших эти сосуды, и все они — частные лица. Другие надписи (чаще всего на кувшинах из-под вина или масла) сделаны после обжига, и в них имеется предлог l-, также обозначающий принадлежность (Dalavault, Lemaire, 1979, passim; Gibson, 1982, 19). В последних случаях речь идет, по-видимому, о хозяине содержимого сосуда, т. е. о землевладельце, продуктом работы которого (или его работников) и было масло или вино. Ремесленник, изготовивший золотую чашу, найденную в Пренесте, выгравировал на ней свое имя (Harden, 1980, 109, 180). Все эти люди никакого отношения к царям не имели. Учитывая существование в финикийских городах общины, их можно считать общинниками.

Параллельность существования в финикийских городах царского и общинного секторов экономики отразилась в сосуществовании двух весовых мер — царского сикля и сикля «ворот», т. е. общины (Ер‘аl, Naveh, 1993, 62).

Члены городской общины составляли гражданский коллектив «сыновей» (bene) города. Этот коллектив не был однородным. Его верхушку составляла аристократия. Филон Библский (fr. I, 44) говорит о «могущественных» (?????????), которые в древности в случае опасности жертвовали богам любимых детей. В двух надписях из Карфагена и Сардинии (KAI, 81; 6) упоминаются ’drnm — могущественные. Речь идет, конечно, о городской аристократии (Schiffmann, 1976, 51–52). Такое совпадение в терминологии ясно указывает на ее заимствование колонистами из метрополии. Исайя (23, 8) упоминает тирских купцов, которые были его князьями (sarim). Речь явно идет о верхушке тирского общества. Саллюстий (Iud. 19, 1) говорит о финикийской знати, которая из жажды власти побудила многих к выселению в колонии. Тот же Саллюстий среди колонистов упоминает и плебс. Это, несомненно, соответствует финикийскому термину s‘rnm (малые), которым в тех же надписях обозначается вторая группа гражданского населения. В состав этой группы входили мелкие землевладельцы, подобные тем cultores, о которых говорит Курций Руф (TV, 4, 20), упоминая об их требовании новых земель. К «малым», по-видимому, принадлежали и ремесленники, не входившие в число «царских людей». Это были мелкие производители, владельцы весьма небольших мастерских, занятые личным трудом. Они могли объединяться в профессиональные коллегии, имевшие своих должностных лиц (Heltzer, 1990, 95–98). Такая «цеховая» организация, вероятно, помогала им выживать в условиях довольно значительной политической и экономической мощи царей и олигархической верхушки гражданского коллектива. Обе группы вместе и образовывали коллектив «сынов города».

«Сыновьями» не исчерпывалось свободное население финикийских городов. Иезекиил (27, 8) упоминает «жителей» (josbe) Сидона и Арвада, служивших гребцами на тирских кораблях. Они противопоставляются «сынам» того же Арвада, нанявшимся на военную службу в Тире (Ez. 27, 11). О социальном положении «жителей» ничего неизвестно, но они совершенно очевидно были свободными людьми, ибо могли свободно наниматься на службу в другой город. В то же время они явно стояли ниже «сыновей», так как в отличие от тех шли не на престижную службу воинов, а на более низкую в глазах общественного мнения и более трудную службу гребцов. Поступив на службу к чужому царю, они становились его «царскими людьми».

«Могущественные» были весьма богатыми и действительно могущественными людьми. Недаром Исайя называет их князьями и знаменитостью земли. Судя по тому же фрагменту пророчества, основой их богатства и мощи была торговля. По крайней мере, это действенно для Тира. И Исайя, и Иезекиил говорят об огромном богатстве Тира. Даже если ради того, чтобы произвести наибольшее впечатление на слушателей, пророки преувеличивают эти богатства, само это преувеличение должно опираться на известные их слушателям факты. Но сравнительно небольшие размеры территории царства Тира, как и других финикийских государств, не могли обеспечить таких богатств. Конечно, нельзя полностью исключить и роль землевладения. До передачи персидским царем Сидона тирийцам принадлежала равнина Шарона, о которой Эшмуназор говорит как о мощной земле Дагона (KAI, 14), т. е. об очень богатой зерном. И все же для современников, какими были, в частности, Исайя и Иезекиил, финикийцы остались прежде всего богатейшими торговцами. Поэтому финикийскую аристократию, во всяком случае, тирскую, можно назвать в первую очередь торговой.

Итак, и в политической, и в экономической, и в социальной сферах можно констатировать сосуществование двух секторов — царского и общинного. Очень мало данных об их взаимоотношениях. Едва ли надо говорить об эволюции финикийской экономики от дворцовой через смешанную к гражданской (ср.: Elayi, 1990, 60–61). Нет, к сожалению, прямых указаний на существование общинного сектора экономики во II тысячелетии до н. э., но та роль, какую играла община в политической сфере, была бы невозможна без экономической базы. Ведение в X в. до н. э. связей между Тиром и Израилем исключительно их царями объясняется тем, что это были межгосударственные контакты, а внешняя политика, как уже говорилось, была царской прерогативой. В VI в. до н. э. евреи, решив восстановить иерусалимский храм, снова обратились к финикийцам с просьбой о доставке леса в обмен на пищу, питье и масло. Но это происходило уже в рамках Персидской державы, и инициатором контакта выступила иерусалимская община, так что вполне естественно, что и обращалась она не к царям Тира и Сидона, актирийцам и сидонянам, т. е. гражданам этих городов. А в следующем столетии персидский царь Артаксеркс передавал долину Шарона и города Дор и Яффу именно сидонскому царю Эшмуназору (KAI, 14), потому что опять же это было дело царей, хотя и неравноправных.