От Ханаана до Карфагена
Шрифт:
И все же фактическое положение Баркидов было относительно самостоятельным, как это подчеркивают все современные исследователи. Примерами такой самостоятельности были заключение договора с Римом (Polyb. II, 13, 7; Liv. XXI, 2, 7; Арр. Hisp. 7), основание новых городов (Diod. XXV, 10, 2), чеканка собственной серебряной и бронзовой монеты (Beltran, 1957, 57; Blazquez, 1976, 3–12; Marchetti, 1978, 369–371; ViIIaronga, 1986, 157–162). Важен в этом плане способ наследования Баркидами власти: Гасдрубал встал во главе армии после гибели своего тестя по воле народа (Polyb. III, 13, 3; Liv. XXI, 2, 4; Арр. Hisp. 6; Diod. XXV, 2), Ганнибала после смерти Гасдрубал а избрали сами воины, и народ лишь утвердил этот выбор (Polyb. III, 13, 4; Liv. XXI, 3, 11; Арр. Hisp. 8; Han. 3), а Ганнибал, двинувшийся в поход в Италию, просто оставил в Испании брата (Polyb. III, 33, 6; Liv. XXI, 2, 1), и мы ничего не знаем о реакции в столице. Можно думать, что Баркиды едва ли имели полномочия, каких до сих пор не было ни у кого, но осуществляли их самостоятельно, чему способствовали различные факторы.
В первую очередь надо отметить тесную связь Баркидов с армией. Об
Вторым важным фактором явилось то, что Баркиды выступали не только как полководцы, но и как политические деятели, связанные с «демократической» группировкой в Карфагене (достаточно вспомнить о Гасдрубале). Но и другие Баркиды не теряли связи с народом. Ливий (XXI, 2, 4) отмечает, что баркидская фракция пользовалась успехом больше у воинов и плебса, чем у умеренных. Роль народа в назначениях Баркидов во главе армии была велика: и Гамилькар, и его зять были провозглашены стратегами народом (Diod. XXV, 12), да и выбор Ганнибала утверждался народом (Polyb. III, 13, 4), а еще в конце предыдущего столетия полководцев назначал совет (Diod. XX, 10). Баркиды не только пользовались поддержкой своей «партии», но и материально весьма щедро поощряли ее (Polyb. III, 17, 10; Liv. XXI, 15, 2; Арр. Hisp. 5; Nep. Ham. 5, 1).
Баркиды стремились добиться усиления своего влияния и в правящих кругах Карфагена. Не только успехи на поле боя, но и приток богатств из Испании привлекли к Гамилькару симпатии правителей. Немалую роль в этом сыграл, вероятно, и прямой подкуп (Арр. Hisp. 5). О росте влияния Баркидов в правительстве говорит рассказ Ливия (XXI, 4; 11) об обсуждении в совете вопросов, связанных с Ганнибалом: в 224 г. до н. э. еще существовала группа «лучших» — противников Баркидов, а при обсуждении сагунтинского конфликта весь совет, кроме Ганнона, был на стороне Ганнибала.
Наличие солидной опоры среди карфагенского гражданства позволяло Баркидам весьма эффективно противопоставлять себя правительству, с чем оно должно было считаться. Это проявилось вскоре после Ливийской войны, когда олигархия пыталась привлечь Гамилькара к суду. Укрепление баркидской фракции внутри самого правительства сводило на нет попытки противников установить за ними действенный контроль. В этих условиях члены совета, находившиеся при особе командующего, выступали не столько как наблюдатели и гаранты его конституционного поведения, сколько как офицеры его штаба и его помощники (G. et С. Charles-Picard, 1958, 208).
Третьим фактором, действующим в пользу Баркидов, была их связь с местным населением Испании. Внешне это нашло выражение в браках Гасдрубала и Ганнибала с дочерьми испанских князьков (Diod. XXV, 12; Liv. XXV, 41, 7). Следствием женитьбы Гасдрубала стало его провозглашение местными царьками и вождями стратегом-автократором (Diod. XXV, 12). Мы не знаем, какой испанский или карфагенский титул дали ему испанцы. Рассказывая об аналогичном случае, героем которого был Сципион, Полибий (IX, 40, 2) и Ливий (XXVII, 19, 3) употребляют слово «царь» (????????, rex). Диодор предпочел назвать Гасдрубала стратегом-автократором. Вероятно, как и в греческом мире, речь шла о концентрации в одних руках всех военных и дипломатических полномочий без коренного изменения политического строя. Для испанцев, вероятно, речь шла о признании (добровольном или нет) Гасдрубала своим верховным вождем. По-видимому, такое признание распространялось и на его преемников. После завоевания Земель к северу от Ибера Ганнибал поставил во главе их Ганнона, которого Ливий (XXI, 23, 1) называет префектом (точнее, использует глагол praefecit), а Полибий (III, 36, 3) — гегемоном. Латинский титул точно соответствует карфагенскому ‘s ‘l — тот, кто над чем-либо (G. Charles-Picard, 1966, 1258), как назывались чиновники на территории карфагенской хоры. К югу от Ибера в таком качестве префекты не встречаются. Правда, Ливий (XXVIII, 30, 1) упоминает Ганнона, префекта Магона, но это — латинское обозначение офицера, стоящего во главе небольшого отряда. Надо думать, что испанцы, жившие к северу от Ибера, не признавали, в отличие от южных, в карфагенском полководце своего верховного вождя, и Ганнибал организовывал управление ими на ливийский манер. В более же южных районах Пиренейского полуострова этого не требовалось.
Браки и провозглашение карфагенского полководца стратегом-автократором создавало новые отношения с местным населением. По отношению к последним он теперь выступает не столько как чужеземец, сколько как собственный вождь. Упомянув об этих событиях, Диодор далее отмечает, что вследствие их Гасдрубал основал Новый Карфаген и другой город. Видимо, положение верховного вождя испанцев давало карфагенянину возможность распоряжаться и территорией, необходимой для основания города. Правда, известно, что новый город основывал и Гамилькар (Diod. XXV, 10), ознако надо учесть, что античные авторы выразительно противопоставляют этих двух карфагенских властителей Испании. Так, Полибий (III, 36, 2) говорит, что Гасдрубал в отличие от Гамилькара укрепил карфагенское владычество не столько военными деяниями, сколько связью с местными правителями. Видимо, акт Гамилькара представлял собой недвусмысленное проявление права сильного, а поступок его зятя явился для испанцев следствием его положения во главе союза племен и мелких государств Пиренейского полуострова.
Занятие Баркидами положения верховных предводителей тех испанцев, которые признавали его верховенство, изменило и положение испанских воинов в их армии. Раньше все испанцы служили карфагенянам в качестве наемников (например, Diod. XIII, 54, 1).
Даже во время I Пунической войны карфагеняне набирали среди испанцев наемников, говорит Полибий (1, 17, 4), хотя сам же несколько раньше (I, 10, 5) отмечал, что значительная часть Испании была подчинена карфагенянам. Иным было положение испанцев в баркидской армии. В рассказе Ливия (XXIII, 29, 4) о битве на реке Ибер ясно противопоставляются испанцы, поставленные в центр войска, и отряды наемников на левом фланге. Об этом же свидетельствует и то, что перед началом войны с Римом Ганнибал перевел часть испанского войска в Ливию (Африку), а ливийского — в Испанию (Polyb. III, 33, 8–9; Liv. XXI, 21, 11–13). По-видимому, испанские воины находились на том же положении, что и ливийские (Meltzer, 1896, 313–314).В качестве верховных вождей Баркиды выступают во внешнем мире как защитники своих подданных. Так, конфликт между сагунтинцами и турдетанами (или турболетами), подчиненными карфагенянам, даже если этот конфликт был спровоцирован самим Ганнибалом, послужил для карфагенского полководца поводом для нападения на Сагунт (Polyb. III, 15, 8; Liv. XXI, 13, 5; Арр. Hisp. 10).
Таким образом, в Испании возник обширный союз местных народов во главе с карфагенским полководцем. Но охватывал он далеко не все население, подчиненное Баркидам. Территория их державы была гораздо обширнее. Еще во время Ливийской войны Гамилькар был назначен стратегом Ливии и отправился в Испанию, не сдав отчета по ливийским делам (Арр. Hisp. 4). Действуя в Испании, он послал Гасдрубала подавлять восстание нумидийцев (Diod. XXV, 10, 3). Ганнибал накануне II Пунической войны, как уже говорилось, перевел испанское войско в Африку, а ливийское — в Испанию. Полибий (III, 33, 7) подчеркивает, что перед походом в Италию Ганнибал позаботился о безопасности Африки. Следовательно, юрисдикция Баркидов распространялась и на африканские земли, включая Нумидию. Если учесть, что к этому времени Карфаген лишился Сицилии и Сардинии, то видно, что власть Баркидов распространялась на всю территорию Карфагенской республики вне самого Карфагена и его хоры. Что же касается союза, возглавляемого Ганнибалом, то перечисление Полибием племен, воинов которых он отправил в Африку, может быть, дает указание на народы Испании, вошедшие в этот союз. Это — терситы (тартессии), собственно иберы, мастиены, олькады, ореты (оретаны), т. е. народы Южной и Юго-Восточной Испании. Среди них карфагеняне производили принудительный набор в войска, как это сделал Гасдрубал, сын Магона в 206 г. до н. э. (Liv. XXVIII, 12, 13). Вне этой территории были другие племена и общины, находившиеся на ином положении. Некоторые из них, прежде всего тирские и карфагенские колонии, как уже говорилось, пользовались известной автономией. Такое сочетание автономных и несамоуправляющихся частей государства было характерно для эллинистического мира.
Держава Баркидов была создана в первую очередь в результате военных акций Гамилькара и его преемников. Дипломатическая деятельность Гасдрубала дополняла ее. Даже на юге, где речь шла не о новом завоевании, а о восстановлении карфагенского господства, баркидское завоевание создавало новую ситуацию, ибо покоренные народы подчинялись теперь не далекому правительству в Карфагене, а находившемуся в самой Испании полководцу. Поэтому власть Баркидов имела в значительной степени военный характер и основывалась на «праве копья». Этим она оказывалась очень похожей на власть преемников Александра Македонского на Востоке (ср.: Самохина, 1979, 99–101).
Так же, как и у эллинистических монархов, очень важна была личная связь Баркидов с подчиненным населением. Личный характер этой власти доказывает тот факт, что положение Гасдрубала было в значительной степени основано на его провозглашении стратегом-автократором, а положение его преемников — на наследовании этого статуса. Заключая договор с Римом и не представляя его на утверждение в Карфаген, Гасдрубал действовал именно как вождь Испании, а не как магистрат Карфагенской республики. Конечно, с карфагенской точки зрения, этот договор был скорее всего беритом, т. е. таким видом соглашения, которое связывало только его непосредственных участников (Bickermann, 1952, 18). Но использование этой старинной семитской практики в новых условиях было явно связано с новым положением Баркида.
Тесные связи с местным населением (как с испанцами, так и с давно жившими в стране финикийцами) подчеркиваются и чеканкой Баркидов. В Карфагенской державе право выпуска монет имела не только столица (Huss, 1990, 354–356). Этим правом, в частности, обладали Гадес и Эбес в Испании. Поэтому мы не знаем, насколько превысили и превысили ли вообще свои конституционные полномочия Баркиды, выпуская собственные монеты, но обращает на себя внимание их символика. Монеты, выпускаемые в свое время в Сицилии, предназначенные, вероятнее всего, и для армии, имели легенды, намекающие на эту связь: mhnt (лагерь), ‘m mhnt (народ лагеря) и т. п. (Huss, 1990, 355; Les Pheniciens, 1997, 253). Ничего подобного в баркидской чеканке нет. Монеты выпускала не армия, а лично полководец; они достаточно хорошей пробы (Vegas del Pinar, 1993, 114–115) и отличаются от выпускаемых в это же время в Карфагене (Huss, 1990, 356). На реверсе баркидские монеты сохранили обычные карфагенские символы — коня или его голову, пальму, слона, нос корабля (Harden, 1980, 158–159), но аверс резко отличается от аверса карфагенских монет. На последних обычным было изображение женской головы, которое считается изображением Тиннит (Huss, 1990, 353–354). Эта богиня к тому времени играла первенствующую роль в карфагенском пантеоне, и ее «портрет» Становится эмблемой Карфагена. Однако в Испании эта богиня была не столь почитаема. Ее культ хорошо засвидетельствован в карфагенских колониях, особенно на Питиуссе, но на материке он гораздо более редок (Циркин, 1976, 82–83). И на баркидских монетах ее заменяет Мелькарт, который уже до этого встречался на монетах Гадеса (Blazquez, 1976, 3–12; Blazquez, 1983, 453–454). Появление Мелькарта вместо Тиннит не случайно.