Отбор для ректора академии

— Одной из, — серьезно подтвердил ректор.

Улыбка пропала с моего лица.

Как я могу продолжать ему улыбаться?

Пора разложить по полочкам все, что мне стало известно. Во-первых — Рандел скрывался под иллюзией. И теперь, кроме неприязни, я больше ничего к нему не испытываю. Во-вторых — я прямо слышала, что интересую Бенедикта и его друга. Как бы ни было неприятно осознавать, но их разговор напоминал борьбу двух петухов за одну курочку. В-третьих, у этих двоих изначально существовала какая-то договоренность касаемо отбора и меня.

Обижает ли меня все перечисленное? Безусловно.

Но как сильно? Не до такой степени, чтобы оборвать все связи. Но достаточно, чтобы оскорбиться и уйти.

Подобные вещи легко не прощаются.

— Наш с тобой договор лишь прикрытие, ведь так? — предположила я.

— И да, и нет. Я действительно хотел узнать больше об участницах, но и задержать тебя на отборе тоже. Просто умолчал об одной из причин.

— Задержать для чего?

— Мне надо было кое с чем разобраться. Но в академии ты бегала от меня, не было весомой причины подобраться к тебе. Я не торопился. Поэтому, когда приняли решение об отборе, подумал, что подходящий момент наступил.

— С чем разобраться?

— Не думаю, что ты готова об этом узнать, — сказал он со всей серьезностью, на которую был способен.

Бенедикт отвечал не раздумывая, словно предвидел каждый мой вопрос.

— Пока не расскажешь, не узнаешь, готова я или нет, — возразила я.

— Но когда скажу, назад пути не будет.

Внутри зазвенел тревожный колокольчик — пора было уходить. Но оставалась одна вещь, с которой стоило разобраться.

— Дальше я дойду сама. Но я согласилась, чтобы ты проводил меня, не только из-за подслушанного разговора. — Я помолчала, набирая в легкие больше воздуха. — Насчет Мелании…

— Это был лишь запланированный ужин. Уже одиннадцатый по счету, — не дал мне договорить Бенедикт.

Я смутилась, почувствовав себя пойманной с поличным. Бенедикт улыбнулся — неожиданно, как гром в ясную погоду.

— Я не ревную! — возразила я и, перейдя на «вы», добавила: — Не все сводится к вам, господин ректор. Хотя меня очень уж интересует, почему вы исключили всех тех девушек, чьи имена я предложила?

— Они мне не подошли. — Ректор сделал шаг навстречу.

— Все семеро? — попятилась я.

— Да.

— Вы слишком привередливы.

— Нет, — спокойно откликнулся он. — Просто моим вниманием успели завладеть — всецело и полностью. Одна особа…

— Извини, но раз мои услуги тебе больше не нужны, то, может, разорвем наш договор? — прервала его, не желая слушать дальше.

Что мне потом с этим делать? И так ладони потеют, а сердце лихорадит так, что не ровен час случится сердечный приступ. Теперь я понимаю, вокруг чего столько восторгов. Романтические волнения будоражат, волнуют, раскрашивают жизнь яркими красками. Даже понимая это, я не могла отделаться от мысли о том, что звезды на небе сияют сегодня ярче.

— Отбор еще не завершился, Эльза. До моей женитьбы разрывать я его не намерен. И не злись на меня. Я знаю, ты не любишь, когда решают за тебя. Но с некоторыми подробностями действительно надо подождать, — обескураживающе прямо ответил Бенедикт.

Ректор сделал новый шаг навстречу, склонился, так что я до мельчайших подробностей могла разглядеть его лицо в царившем полумраке.

— Ты громко дышишь. Я ведь вижу, что ты ко мне тоже неравнодушна…

Мужчина раз за разом сносил мою защитную стену, которую я снова и снова возводила вокруг себя.

— Это от гнева. Ненавижу, когда за моей спиной плетут интриги. — Я нагло врала и в то же время говорила правду.

Взяв себя в руки, отступила, увеличивая расстояние между нами.

— Я отвлеклась. Так насчет Мелании, если вы не хотите в себе в жены ненормальную, способную ради прихоти покалечить человека, избавьтесь от нее, — низким и твердым голосом произнесла я.

— С этого момента поподробнее, — хмуро попросил Бенедикт, на его лицо легла мрачная тень.

Веселье разбилось вдребезги, романтический флер рассеялся, как дымок благовония под порывом сильнейшего ветра.

Подбирая слова, я начала рассказ.

Воспоминания тех дней оставались все так же ярки, словно это произошло лишь вчера. Я узнала обо всем совершенно случайно, очередное стечение обстоятельств, не больше.

С первого курса София привлекала внимание. Она была красива, как молодая богиня, — естественные белые волосы, светлая кожа, прямой нос со слегка вздернутым кончиком, скорее придававшим очарования, чем портившим прекрасный лик, розовые пухлые губы… По сравнению с ней даже я, не зацикленная на внешнем виде, чувствовала себя замарашкой. Сокурсница была очень скромной, поэтому близких друзей у нее практически не имелось, лишь многочисленные поклонники и завистники.

Девушка обладала сильной расположенностью к целительству, и уже со второго курса выбирала предметы из этой отрасли. Наши расписания практически не совпадали, так что мы с ней толком не встречались.

Многие ей завидовали, в том числе и Мелания. Но что поделать, это женская натура. Только последней каплей стала не красота, среди студентов поползли слухи, что старший брат Тарт ухаживал за Софией. Я даже видела их как-то у фонтана возле входа на территорию академии. Поговаривали даже о свадьбе.

А потом на Софию напали, порезали ножом, обезобразив лицо. Жених, как только стало ясно, что шрамы останутся навсегда, пропал. Девушка же после лечения несколько недель еще посещала академию, но, не выдержав всеобщего внимания, отчислилась.

Софии сочувствовали, жалели, ужасались судьбе-злодейке все, в том числе и я. Пока мистер Спригатто не поручил изготовить партию зелья, вызывающего кошмарные видения. Оно понадобилось его брату Фарбу, который заподозрил одного из подчиненных во вранье. Заказ был срочным и хорошо оплачивался, настолько, что я сама пошла относить варево в восточную часть города. В тот месяц я заболела и слишком много потратила на услуги лекаря, поэтому хваталась за любую работу.

Зелья я принесла прямиком в темную комнатушку, где перед Фарбом сидел избитый мужчина, привязанный к стулу. Дверь за мной закрыли, и я стала невольным свидетелем его допроса, который с порцией моего зелья пошел куда успешнее, чем до этого. Работник принял заказ и не положил часть доли в общий банк. Простенькая работенка — обезобразить молодую девушку. Когда он описал внешность заказчика и жертвы, все стало на свои места.

— Ты меня разочаровал, Дикард, — покачал головой Фарб, дослушав излияние мужчины, вызванное зельем правды. В манерах Спригатто виделась элегантность — даже выносил приговор он снисходительным тоном и официально, словно вершил судьбу незадачливого ребенка. — Ты не только утаил общую долю денег, но и взялся за работенку, которой мы брезгуем. Репутация это наше все.