Отбор ведьм для Господина Зла. Новые чувства под снегопадом
Шрифт:
— Я был обычным мальчишкой, хотя… — тут же фыркает. — Если выкладывать все карты на стол, пожалуй, я был хулиганом… Знаешь, ничего особенного, задирал девчонок, которые мне нравились, затевал погромы в курятнике соседей с знакомыми мальчишками. Знаешь как оно? Яйца-то ворованные, да поджаренные на огне в лесу — самые вкусные. Ну, может слова ещё говорил всякие… не помню. И вообще, если так подумать, я был не так уж и плох.
— Ты был ребёнком, — шёпотом отзываюсь я. — И уверена, что и хорошие поступки были.
— Конечно, — тут же подхватывает
Он так говорит об этом, что мне становится не по себе.
Одно дело — не помнить прошлого вообще.
Другое — помнить в общих чертах, но забыть главное.
Крыс, должно быть, сильно тоскует…
— Не гляди на меня с жалостью, Изольда, — ворчит он. — А то не буду ничего тебе рассказывать! Нет, знаешь, я вообще не буду уже ничего рассказывать! Вылупила глазёнки свои голубые… красивые.
— Пожалуйста, — улыбаюсь я, — продолжай.
Он рыкает, но всё же…
— И вот, уже совсем темно стало а я всё катался. Пальцы заледенели. Было больно, помню, плакал, и это тоже было больно. Можно было бы пойти домой, но я был упрямый. Мне хотелось, чтобы за мной пришли, хотелось крикнуть, что никуда не пойду. Знаешь, как оно бывает?
— Знаю.
— Ну вот… В конце концов я уже просто сидел, не двигался. И ко мне подошла женщина такая красивая… Высокая, волосы светлые, глаза большие и жёлтые, как две луны. Она протянула мне руку и забрала с собой.
— Ты… умер?
— Что? — фыркает он. — Нет, но мог бы, наверное, как та девочка…
— Какая девочка? — выгибаю бровь.
— Мне Джек рассказывал…
— Ёлка?
— Она, — отмахивается Крыс. — То была могущественная ведьма, о которой у нас слагали легенды. Она меня отогрела, вылечила от уже было начавшейся лихорадки и оставила себе. Я скучал по дому долго. А потом перестал. Она стала мне матерью, а её дочь — сестрой.
— Дочь? — удивляюсь я, грея руки над пламенем своей же силы.
— Ага. А я не говорил? Взяла-то она меня из-за своей мелкой, которая была на редкость капризной. Ей нужен был друг, и рыжий насмешливый мальчик пришёлся в пору. Её звали Лелька. Мы чаще ладили, чем нет, хотя иногда и дрались до крови. Но… знаешь, она стала моей семьёй. Я в какой-то момент полностью забыл, что было что-то ещё. Хоть и не понимал, почему мать такая странная и что означают все творящиеся вокруг чудеса. То время было как жутковатая детская сказка. Но я вспомнил всё же про зиму и горку, про то, что была другая семья. Когда ведьма умерла. Умерла и оставила мне свой дар. А он накладывает некоторые ограничения.
Крыс обводит рукой своё пухлое тельце.
И склабится.
Мол вот такая вот история, Изольда, а теперь бегом спать!
Но меня распирает любопытство, какой теперь сон!
— Подожди, но разве так делается? Почему тебе?
— А что я по-твоему рожей не вышел,
а?— Не вышел, ведь ты — мужчина.
— Да, поэтому и стал похож на чуд… животное! Вот что бывает, когда мужчине достаётся такая сербёзная вещь, как ведьминская магия. Не каждый бы справился! Но вот он я перед тобой.
— Но почему не дочери?
Крыс кричит:
— Ты чем слушала, Изольда? Уши у тебя из чего? Говорю же… болела она. Да к тому же у неё был свой дар, с холодом связанный.
— И что с ней случилось?
Он чещет лапкой за ухом.
— А ты как думаешь? Ничего хорошего. Зарвалась и как ты прямо своей силы не выдержала!
— Я?
— Ну да. А кто ещё у нас лезет на рожон, если не ты?
— Я ведь делаю только то, что Джек требует и от остальных ведьм.
— Тебя никто не приглашал сюда.
— Я пришла и меня пригласили.
— И это было его ошибкой, — огрызает Крыс. — А теперь спи!
И я и вправду устраиваюсь прямо на снегу, поближе к огню, от которого ничего не тает, но тепло идёт, прячу лицо в локте и шепчу, даже не зная, слышат меня или нет:
— Если у тебя сила могущественной ведьмы, то почему ты не самый могущественный в городе троллей?
— А кто сказал, что нет? — тут же раздаётся голос Крыса над ухом.
И я усмехаюсь:
— А кто это у нас тут спрятался? Зачем прячешься от меня, Джек?
Глава 41. Большой рот
Мне так хотелось бы сейчас снега! И словно прочитав мысли, морозный, но ласковый как пёс, ветер, ворошит сугроб и слипшиеся друг с другом снежинки валятся на нас… с господином зла.
Крыс не стал отпираться и принял более приближённый к своей сути облик.
Я наблюдаю за ним — без пламенных невероятных волос и глаз, но всё такой же высокий и массивный, рыжий, кареглазый, уютный. Чуть сгорбившийся, будто обиделся. Так легко представить эту гору мышц и пошлого юмора маленьким, потерянным мальчиком на опустевшей горке.
Интересно, почему его родители так и не пришли?
У меня бы сердце разорвалось, если бы это чудо опоздало хоть на минуту.
Джек хмурится, я наблюдаю за его плотно сжатыми губами и вдруг хмыкаю:
— Знаешь, а мне нравится твой рот.
Не думала, что когда-либо кому-нибудь такое скажу. Но правда…
Господин зла, мой обаятельный и отталкивающий одновременно тролль, выгибает бровь и даже ничего не говорит.
То ли не зная, как на это ответить, то ли… смутившись?
О, какая прелесть!
— Не часто девушки делают комплименты? — усмехаюсь я.
— Обычно, — всё же склабится он, будто только сейчас вспомнив, кем является на самом деле уже много-много лет, — им нравится другое. Что не так с моим ртом?
Облизывает тонкие губы.
— Он… такой большой.
Хохотнув, Джек бьёт по снегу великанской ладонью и качает головой.
— Про другое обычно говорят точно так же.
— В нём что-то есть, — не поддаюсь я на эти пакостные провокации, по прежнему открыто улыбаясь ему.