Отбор ведьм для Господина Зла. Новые чувства под снегопадом
Шрифт:
— Ай, — подрываюсь, словно из воды выныриваю. — Чего так громко?!
— Да? — усмехается Гуня. Она сидит у костра, сонная, но не соннее меня, расчёсывает чёрные волосы пальцами, жуёт мясо из моей сумки. — Я уже привыкла.
Да, назвался другом, пои-корми теперь!
Тролль храпит рядом, Крыса нигде нет. Он вечно исчезает так же внезапно, как и появляется. Вечно чем-то занят. Помнится, вчера перед сном я хотела задать ему несколько вопросов, но во-первых, он был против, а во-вторых, я очень хотела спать.
— Что тебе снилось, красавица?
От этого вопроса, совершенно
Я прикрываю глаза и улыбаюсь против воли, чувствуя, как розовеют скулы и кончики ушей:
— А ведь и вправду снилось… Я раньше никогда не могла запоминать сны. Другие — да. Но мне казалось это сказкой.
— Это ведь так просто, — Гуня передёргивает плечом. — Ты головой не ударялась?
— Не знаю, — легонько стукаюсь лбом о коленку.
Всё. Ещё. Помню. Этот. Странный. Сон.
— Так что там было такое? Дракон, да? Ты помешана на нём?
— Кем помешана? Прости, что? — усмехаюсь неловко. — Просто пытаюсь не упустить образ… Мужчины. Я не видела его лица, но он мне очень нравился. Меня тянуло к нему. И он сказал, что мы делали что-то триста восемьдесят семь раз…
У Гуни из рук выпадает кусок вяленого мяса, она пропускает бодрое, нехорошее словцо, прищёлкивает языком и повторяет:
— Триста. Восемьдесят. Семь? За ночь?
Не совсем понимаю, о чём она.
— Но вообще, было утро. Раннее утро. Оно было прекрасное, лишь слегка подпорченное будто ожидание беды… Этот вкус сна до сих пор на губах. Помню, что почему-то плакала…
— Солоноватый вкус, а? — ухмыляется Гуня. — Конечно, ты плакала, ещё бы! Милая, да любая мы заплакала после такого!
— Он предложил, — продолжаю я говорить, не слушая её, полностью концентрируясь на воспоминании, чтобы не забыть ничего важного, — сделать что-то в последний раз. Триста восемьдесят восьмой. А потом были поцелуи и…
— Ааааа! — кричит и пищит ведьма так, что подрывается с медвежьих шкур и баран. — Ну какая же шаловливая маленькая…
— …объятья, — договариваю я.
И только сейчас прокручиваю в голове ещё раз всё, что сказала Гуня.
И заливаюсь краской.
— Это потому что я тебя обнимал во сне, — ухмыляется баран, — вот и возникло желание, Изольда. Так теперь может мы…
— Нет, мы ведь друзья, — улыбаюсь я ему торопливо, а затем перевожу взгляд на ведьму. — Думаешь, это… ну… об этом?
— А то, — усмехается она так странно, с таким масляным блеском в глазах, что я предпочитаю отойти подальше. На улицу. Умыться снегом. Погрызть льда.
— Только не задерживайся! Скоро твой фамильяр принесёт тебе задание!
— Фамильяр?
— Ну да, когда не нужно собираться вместе, Джек передаёт через животных условия. А ты что, хотела, чтобы он лично приходил? Фамильяры все обычно в его замке на время испытаний.
Нет, ну со мной определённо что-то не так. Мало того, что я вечно оказываюсь на обочине снежного мира (вечно — это пару ночей, но не суть!), так ещё и Джек…
Прямо сейчас появляется передо мной, высокий, огненный, мрачный и ухмыльчивый одновременно.
— Ну что, Изольда, время для пятого задания?
— М-мы… ещё не поели, — смею я возразить.
Он
выгибает бровь и ворчливо произносит:— Ладно, жрите.
— Завтракать, — поправляю я. — Это называется завтракать.
Глава 35. Лжетролль или нет?
В общем, Джек в своём репертуаре, Крыса всё нет, а мы с Гуней завтракаем. Барана господин зла уже успел приложить затылком к стене и вышвырнуть из домика в сугроб. Из которого тролль так и не вылез.
Допивая кофе, я всё же решаюсь спросить, что не так, но Джек в ответ зубоскалит:
— Не твоё собачье дело, Изольда!
— Такая честь, что вы лично пришли, господин, — улыбается ему Гуня, а мне шепчет на ухо: — Милые бранятся, да? Ты смотри, это тебе не деревенский мужик, он если что и убить может!
Меня эта комедия малость раздражает. Так что…. будто переняв этот жест от самого невыносимого тролля на свете, я надавливаю на костяшки пальцев, извлекая мелодичный хруст. И примерно то же самое проворачиваю с шеей. А затем широко по-местному так ухмыляюсь:
— Ты сказал, что не будешь выделять меня! Но я не слышала, чтобы кому-то ещё ты говорил «не твоё собачье дело».
— Это потому что, — парирует Джек, — ни одна нормальная неледи не лезет под руку с вопросами к хозяину грёбаной зимы!
У меня даже уши закладывает.
— И не видела, чтобы ты рассуждал о ком-то ещё во всё горло с другими ведьмами, чтобы находил повод, малейший повод, чтобы подойти, заговорить, пошутить на её счёт. Разве в этом заключался уговор?
— Потому что другие… они не такие, как ты! — рявкает — право слово, рявкает! — Джек.
— Это ты не такой, как о тебе говорят, ясно?! — высказываю я именно ту мысль, из-за которой и завелась.
— Что? — выгибает он кустистую бровь. — О чём ты, милая, глупая Изольда?
— Да о том, что ты не похож на злодея из сказок! Ты вообще на злодея не похож! Только делаешь вид, строишь из себя чёрти что! Тролль тебя побери! Рычишь, как животное. Думаешь — это признак того, что ты властный-опасны й-Джек? У тебя ужасно несносный характер. Ты вспыльчивый, грубый, неотёсанный… мужлан! Но не злодей. И не убийца, а некоторые уже начинают волноваться за мою жизнь, когда мы немножко вздорим! Подумать только… Для чего тебе, — выдыхаю я уже тише, осмелившись подойти к нему, — все эти маски? Для чего вести себя так, производить такое впечатление? Ведь ты… — я касаюсь его щеки горячей ладонью, — хороший…
Глаза горят полностью синем огнём, чего я никогда раньше не замечала.
Он молчит, не двигается, сверлит меня казалось бы спокойным, но на самом деле убийтсвенным взглядом.
Воздух становится тяжёлым, каждое дуновение ветра ощущается пущеной в сердце стрелой.
— Я понятия не имею, — наконец, выплёвывает Джек, касаясь пальцами моей руки, водя ими туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, — с чего ты взяла, что меня можно назвать сколько бы то ни было хорошим. Ты не знаешь меня. А я знаю о тебе достаточно, чтобы говорить так, как мне хочется. Как, впрочем, и со всеми. Забавная неледи, я бы уничтожил тебя, но тогда куда более достойные ведьмы лишатся прелестного зрелища.