Отец на час. Работает спецназ

Владислав скептически хмурится. И выпивает еще дымящийся кофе залпом, даже не поморщившись.

— Не запомнил вашего имени…

— Федерика Теодоровна.

Кивает, но не повторяет.

— Я буду честен. Вряд ли мы сработаемся. Деньги — это, конечно, неплохо, но я и не бедствую. Ищу работу с четким графиком.

— У вас будет и четкий график, и выходные дни.

Он тяжело вздыхает.

— Вряд ли, — выносит окончательный вердикт.

— Но почему? — теряюсь.

— Нам будет сложно.

— Вам кажется.

— Чтоб вы понимали, мою дочь зовут Прасковья, а из итальянского я знаю только пиццу и Никки Капоне. Причем в обоих случаях предпочел бы импортозамещение.

— Кто такая… Никки Капоне? — не понимаю.

— Допустим… актриса. Не самого высокого жанра, — подмигивает.

Я силюсь, чтобы не выставить его за дверь, и, кажется, снова краснею. Мое возмущение вот-вот пробьет потолок.

Он на собеседовании надумал порнофильмы вспоминать?..

— В общем, оставьте свой номер. В случае положительного решения я вам перезвоню, — говорит мне, поднимаясь.

— Нет уж! — вскакиваю со стула, одергивая пиджак и сдувая удлиненную челку с лица. — Эту фразу обычно говорит работодатель. Поэтому в случае положительного решения я вам перезвоню!

— Отлично, — тянет большущую руку через стол.

— Отлично, — проталкиваю в нее свою узкую ладонь и слабо сжимаю.

Глава 3. Влад

Утро начинается с зарядки. Врубив бодрый «Рамштайн», мучу двадцатичетырехкилограммовые гантели.

Дальше — больше.

Футболка, спортивное трико, олимпийка — и вперед на пробежку. Мышцы приятно ноют, старые ощущения волнуют, завершаю тренировку легкой растяжкой.

Пенсионер в отставке из меня выходит хреновый. Чуть что — сразу обратно на работу тянет. У нас с руководством все взаимно: они выделили мне группу бойцов-новобранцев, так сказать, отдали на поруки для передачи опыта, я всегда откликаюсь на просьбы и нет-нет да и помогаю «в полях».

Так и живем.

Вернувшись в квартиру, хватаю молчаливого Пушистого и целлофановые мешки для его не самых приятных утренних дел. Да они и вечером… не очень приятные.

Снег почти растаял, и пустырь для выгула за домом усеян результатами человеческой безалаберности, потому что бардак всегда начинается с головы, а собака — она животное и сама за собой, увы, не уберет.

— Туда не пойдем, Пуш, — одергиваю металлический поводок. — Заразу домой притащим.

Пушистый все понимает. Выбирает кусты неподалеку и воспитанно скрывается за ними. Выходит, преданно глядя мне в глаза.

— Хочешь сказать, моя очередь?.. — вздыхаю, закуривая.

Теперь сам за кустами скрываюсь. Там успешно провожу спецоперацию «Счастливый собаковод стискивает зубы», нахожу ближайшую урну и еще немного разрешаю засранцу побегать.

Немецкая овчарка — чисто эстетическое удовольствие для хозяина. Красивая, статная, с переливающейся мягкой шерстью. Не понимаю эту моду на собак размером с мой кулак. А уж тявкают так, что уши вянут.

— Рядом, — командую, направляясь к подъезду.

— Владислав, — вежливо окликают сзади.

— Я за него.

Соседка с первого этажа догоняет.

— Мы всем подъездом решили обратиться к вам за помощью, — эмоционально заявляет.

— Весь внимание. Сидеть, Пуш.

— На четвертом этаже вздумали притон устроить.

— На четвертом?.. Там вроде студенты, — припоминаю.

— Ходят, ходят, ведь толпами ходят!

— А конкретные нарушения есть?

— Нет, — разводит руками.

Негусто.

— Молодежь. — Дергаю поводок и открываю дверь ключом-таблеткой. — У самого дочь такая. Когда же им ходить, как не сейчас?

— Так выпивают, веселятся, — возмущенно округляет глаза соседка.

— Поговорю, — киваю, чувствуя легкий укол зависти к этим самым малолеткам.

Сам давно не пью. Если только с сослуживцами встретимся.

После душа, замотав полотенце на бедрах, иду завтракать.

В телефоне десять пропущенных. Один от Сереги-Азиата, того самого сослуживца, с которым нет-нет да и по пиву, второй — от Женечки, третий и все последующие — дочь родная, в силу возраста признающая только свои личные границы. Все остальные для нее — просвечивающие и ненадежные.

Ей перезваниваю.

— Пап…

— Пашка, привет. Как сама? Как учеба?

— Нормально, пап. А ты дома? — заискивающе тянет. Та еще лиса.

— Я дома.

— Там тебе доставка придет сейчас. Прими, а?

— Доставка? Какая?

Звонок домофона намекает, что ответ на мой вопрос прибыл. Получите, распишитесь и не вякайте.

— А… вот. Ты получи, пап. Я тебе потом перезвоню.

Чувствуя большой подвох, иду в комнату, натягиваю чистые трусы и влетаю в джинсы.

На площадке девчонка лет двадцати, смущается.

— Сейчас, — говорю, прикрывая дверь и подхватывая с сушилки футболку. — Что там?

— Доставка на имя «Отец Владислав Алексеевич». Вы?

— Я, — предстаю перед ней уже одетым.

— Тут оплата еще.

— Оплата, — вспоминаю, есть ли в бумажнике наличка со вчера. — Сколько?..

— Тридцать пять тысяч.

— Сколько?! — усмехаюсь и переспрашиваю: — Может, три пятьсот?..

Хотя бы!..

Девчонка в подтверждение слов разворачивает папку, и напротив своей фамилии вижу сумму, практически равную той, что государство определило мне в ежемесячное довольствие после двадцати лет верной службы.

— Не будете брать? — она растерянно смотрит на объемную коробку и грустнеет враз.

Куда вас всех девать, девки?..

— Буду, — тянусь к куртке. — Безналичный расчет есть?

— Конечно, — с облегчением выдыхает и стягивает рюкзак. — Сейчас терминал достану.

Прихватив посылку, снова тащусь на кухню. Уже не такой радостный. На целых тридцать пять тысяч погрустнел. Пушистый тычется мордой в колено.

— Пашка. Это че такое? — зажав телефон между ухом и плечом, помешиваю чуть пригоревшую кашу.

— А… это холодильник для косметики, пап. Вечером заберу. Спасибо!..