Отец на час. Работает спецназ

— Удачи ему. Не скопытиться в пробках, — шлепает по лестнице.

— Ненавижу тебя!.. Дурак.

М-да.

Видок у Бэшки — атас.

Все черное: плотные колготки, короткая юбка, водолазка, на которой болтается блестящий сатанинский крест. Длинные окрашенные волосы. Пялюсь на лицо. Глаза, как и губы, подведены угольно-черным, а на голове кепка.

Сдерживаю смех, когда читаю надпись на ней.

«Я ГОТ».

Это, видимо, для совсем тупоголовых, кто так и не понял.

— Мама, это несправедливо!.. Я эту пентаграмму всю математику рисовала. Идеальная пятиконечная звезда. Не отрывая карандаша от бумаги сделала.

— Эльза. Мы ведь договаривались, что твои увлечения не будут влиять на учебу!

— Они и не влияют, — фыркает Бэшка, отправляя ботинки в стену. — Я что с Сатаной, что без Сатаны математику не понимаю.

Пока они продолжают препираться уже в гостиной, замечаю у порога объект «С», который завороженно на меня смотрит.

В глазах рябит от обилия розового — кружевная шапка с брошкой, стеганое пальто и лакированные ботинки. Под шапкой — светлые кудри.

— Пльивет, а ты пльинц? — спрашивает она, игриво склонив голову.

— А похож? — намеренно строго хмурюсь.

Внимательнее изучаю личико размером с мою ладонь.

По факту — полную копию матери. Будто в масштабе один к пяти уменьшили и веселую улыбку вместо вечно поджатых губ прикрутили. У них обеих узкий лоб, янтарного цвета глаза, обрамленные загнутыми ресницами, и румяные щеки. Еще носы… Кнопкой.

Цешка прикрывает рот ладошкой.

— Нет, не похож, — выносит вердикт.

— А на кого похож?.. — щурюсь.

— На папу пльинца.

Вздыхаю.

Возраст.

Что поделать?..

Семейство Побединских плавно перемещается на кухню, я следую за ними. Каждому выделяется по тарелке со странным зеленым пирогом и по стакану молока.

Останавливаюсь у окна и изучаю просторный сад. Услышав голоса, оборачиваюсь.

— Опять шпинат? — уныло тянет парень. Уличную одежду он сменил на огромные шорты и футболку. — А можно пиццу заказать?..

— Нельзя, — взяв его за плечи, улыбается итальянка.

— Давайте шпинат скормим Элькиному Сатане, чтоб ему поплохело.

Сам пошутил — сам смеется, а мелкая подхватывает, потом, правда, замолкает и, стрельнув в меня роковым четырехлетним взглядом, смущенно отводит глаза.

Типа заигрывает, коза.

«Я ГОТ» пыхтит, но ест свою порцию пирога.

— Дети, — голос матери становится похожим на дикторский. — Хочу познакомить вас с Владиславом Алексеевичем. С завтрашнего дня он будет с вами работать…

— … охранником, — киваю.

— Нянем, — она издевательски улыбается, поправляя свое ровное блондинистое каре.

— Телохранителем.

Хотя бы!

Дети переводят взгляд с меня на мать и обратно. Будто в пинг-понг играют.

— Отцом на час!.. — придумываю сам.

Есть такая услуга «водитель на час», «жена на час», «муж…», в конце концов. Пусть будет и с отцом такая же история. Звучит лучше, чем нянь.

— Нам никто не нужен, мам, — заключает старший, полностью меня игнорируя, и поднимается со стула.

— Это не тебе решать, Леон.

— И не тебе! — выходит из кухни.

— Леон!..

Взглядом провожая парня, думаю, что великая и могучая «су-бор-ди-на-ци-я» ему неведома. Хозяйка дома словно мысли мои угадывает. Облизывает пухлые губы и недовольно дышит.

Разворачивается к столу.

— Маша, тебе нужно было выпить таблетки до еды, — вспоминает о младшей. — Пойдем.

Придерживая подол пышного платья, Кнопка спрыгивает с места и сразу обращается ко мне:

— Ты завтла пльидешь?

— Приду.

— Холошо.

Что ж тут хорошего?..

— А ты льюбишь мулавьев?

— В смысле есть? — озадачиваюсь.

— Почему есть?.. Плосто.

— Не знаю…

— Ма-ша, иди сюда…

Кнопка отправляется за матерью, а я наблюдаю, как юная поклонница Сатаны хватает стакан, из которого только что пил молоко ее старший брат и, сдвинув водолазку, прячет его за пояс юбки.

— Потом на кладбище, ночью, закопаю.

Выходит, оставляя меня одного.

Снова смотрю на весенний сад.

Да уж...

Нервно потираю шею.

Чувствую, грустно точно не будет…

Глава 7. Федерика

— Думаешь, Коля не будет ходатайствовать об определении места жительства наших детей? — нервно интересуюсь, выходя из здания суда.

Закидываю лакированную сумочку на плечо и судорожно тереблю рукав приталенного пиджака. Побединский со своим адвокатом направляются к стоянке.

— Думаю, нет, Рика, — рассматривая моего бывшего мужа, словно таракана под микроскопом, брезгливо отвечает Кира. — Не нужны они ему. Так, просто тебя кошмарит, урод.

Словно сладким обезболивающим темные страхи баюкает. Легче как-то становится.

Дети — мое самое слабое место. Правда, сейчас оно будет прикрыто надежным щитом — бывшим сотрудником подразделения специального назначения. А это уже лучше, чем те хлюпики, которых присылали знакомые Андрея.

С Кирой Осиповой мы дружим со школьной скамьи. Она после одиннадцатого махнула в МГУ на юридический, я — в Высшую школу экономики, а затем «взамуж». И пусть для замужней жизни подруга не создана и всячески ее презирает, связь мы поддерживаем.

Адвокатов «Агата» подключать к судебному процессу по разделу имущества я не захотела, побоялась провокаций со стороны бывшего мужа, а Кира не отказала.

— Судья у нас Третьякова. Это плохо.

— Почему? — удивляюсь. — Мне показалось, наоборот, хорошо. Она тоже женщина, должна меня понять.

— Моя дорогая, женщина женщине — враг, злая собака и худшая свекровь. Запомни раз и навсегда!

— Это еще почему? Я вот, например, никому зла не желаю. Пусть все будут счастливы, богаты и реализованы, — сжимаю ремень сумки.